В конце февраля пассат ослаб до «тройки». Океан напоминал большое спокойное озеро. Но 1 марта он преподнес мне приятный сюрприз — вернул пассат. Я плыла уже в зоне экватора и ожидала скорее слабых ветров, а не такого свежего продуктивного ветра. Вечером с подветренной стороны показался очередной вулканический стожок — остров Вознесения, также отложенный на потом.
Всю неделю плылось хорошо, океан был до неприличия гладким, на почти безоблачном небе светило солнце. Стало наконец тепло даже ночью. Днем стояла жара, но при умеренном ветре в бакштаг она не утомляла. Впрочем, в полдень я увеличивала комфорт плавания тем, что обливала себя более прохладной, чем воздух, забортной водой.
После острова Вознесения на моем штурманском столе появилась симпатичная карта. Начиналась она этим островом и заканчивалась Европой — карта Северной Атлантики. У восточного края были видны кусочек Африки и несколько точек — Канарские острова, или конец одиночного плавания.
3 марта в полночь я миновала географическую широту Лас-Пальмаса. Пыталась плыть как можно ближе к цели и вместе с тем в зоне наиболее благоприятных ветров. Экватор был близко, каковы будут его окрестности?
Юго-восточный пассат работал добросовестно до 7 марта. В полдень достигла 1° 57' южной широты и 22° 23' западной долготы. Вскоре ветер начал крутиться, а после захода солнца переместился в западную четверть. Всю ночь я применяла различные комбинации в надежде, что это, может быть, временное ослабление ветра, связанное с небольшими изменениями давления в последние два дня. Но утром иллюзии кончились — пассат с кормы распрощался с «Мазуркой» навсегда.
Женский день провела, приспосабливаясь к новой ситуации. Сменила пассатные стаксели на грот и геную — «малышку». Меня совсем не радовала эта простая операция: я знала, что в этом рейсе у меня уже, вероятно, не будет случая поставить крылышки — кончилось хорошее и быстрое плавание на них. В перспективе был экватор и штили, которые мучили здесь многие яхты переменными ветрами и ливнями. Правда, я целилась в наиболее узкую полосу столь неблагоприятных условий, а дальнейшее плавание показало, чего стоила эта моя навигационно-метеорологическая тактика.
Весь день дули ровные и умеренные ветры из северо-западной четверти. Было немного пасмурно, плыть удавалось сперва на север, потом на запад. Ночью одна солидная туча слегка покапала дождем и начала отпихивать ветер на север. Я все время ждала знаменитых штилей с сильными шквалами, но ветер был по-прежнему ровным и умеренным.
На следующий день ветер подул явно с севера, потом пару часов вообще не дул, а затем тронулся с северо-восточного направления с силой в четыре балла. Был абсолютно похож на пассат в Северной Атлантике, но я пока не верила, чтобы вот так просто — без штилей, неожиданных шквалов, черных туч, непременно растрепанных, и других аксессуаров из литературы — второй пассат в течение суток? В 30 милях к югу от экватора? Я в боевом настроении сидела в кокпите. В ту сторону без экваториальных штилей и в эту тоже. Слишком много хорошего…
На 23° западной долготы точно в полночь я миновала экватор, причем не одна — встречным курсом двигалось небольшое судно, освещенное, словно праздничный городок. Оно направило прожектор на «Мазурку», в ответ я осветила фонариком наши паруса, и мы разошлись в разные стороны. Ветер вел себя прилично, и мы с Альбатросом, как ветераны океана, приступили к экваториальному крещению всех «желторотых», действуя от имени Его Величества Нептуна. Сначала я окрестила австралийскую голь — коал и кенгуру. Поскольку самый большой коала и кенгуру в Кейптауне были посажены в самолет и отправлены в Гданьск, они участвовали в церемонии заочно, чтобы не было обид. Оказывается, это вполне допустимо и правомочно. Кенгуру получил имя Бумеранг, а коала — Вумер. Затем мы принялись за коал поменьше. Средний мишка, известный путешественник, дважды облетевший земной шар на самолете, был назван Магпи, а самый маленький — Кукабура. Слон, присланный родителями на счастье, стал Слоном Тромбальским, маленькая мышка, подаренная экипажем «Индуса», — Микки, а ловицкий парень, который появился на борту тоже в Кейптауне, — Томеком Палюхом.
После окончания церемонии крещения все вернулись в свои углы, Альбатрос отправился за штурманский стол, а я в кокпит. Жалко, что экватор не нарисован на воде: нужно было ждать утра для подтверждения правильности местоположения. Очевидно, от переживаний, а может, оттого что не выспалась, у меня с утра болела голова. Другое дело, что стояла тропическая жара, которую не уменьшил даже свежий северо-восточный ветер. В полдень он заставил меня заменить «малышку» более солидной генуей. Где же штиль? Полуденная обсервация развеяла мои сомнения: «Каурка» находилась на 0° 24' северной широты и 23° 45' западной долготы. Мы плыли почти в родных водах — быстро и в нужном направлении.
«Мазурка» обходит земной шар
Три дня стояла отличная погода. Умеренный ветер и такое же состояние моря служили прекрасным движителем, и «Мазурка» хвасталась все более длительными суточными пробегами. К тому же наступила приятная теплынь: 19 °C ночью и выше 30 °C днем. Плыла я в купальнике, а иногда и без него, но обязательно в белой шляпе и защитных очках — солнце не шутило. Близость экватора несколько осложняла обсервацию в полдень. Момент кульминации был в полном смысле слова моментом: солнце неслось по небу со скоростью экспресса, и его нужно было, действительно, ловить. Зато обсервация звезд при ясном небе не составляла труда. За сутки прибывал градус с гаком широты. Пожалуй, на экватор я попала в самом подходящем месте.
Столько всего хорошего происходило на «Мазурке», а пока это была наша с ней тайна. Вечерами я настойчиво вызывала Гдыню-Радио, но в ответ слышала «пири-пири». Все изменилось неожиданно. 13 марта, закончив вечерние навигационный и кулинарный обряды, я растянулась на койке. Вероятно, задремала, но что-то заставило меня проснуться — не звук, не поведение яхты, а сознание, что я должна встать. Духов на «Мазурке» не было, только тараканы, с которыми я давно мирно сосуществовала. Часы показывали 21.00. Вскочила, настроила приемник. На этот раз «пири-пири» молчало. Ясный мужской голос произнес: «Мазурка», «Мазурка», — вызывает Гдыня-Радио». Мгновенно включила передатчик: через 30 секунд ответила. Слышимость была отличной в обоих направлениях. Сообщила свои координаты, определенные два часа назад по звездам. Оператор повторил: 4° 07' северной широты и 29° 05' западной долготы. Затем передала сообщение о плавании, состоянии яхты и экипажа. Договорились о связи на завтра в это же время. Закончив разговор, я исполнила с Альбатросом победный танец. Информация о «Мазурке» ушла в эфир, мой дорогой муж и все остальные больше не будут огорчаться!
По мере продвижения на север пассат усиливался и море становилось все более активным. Плыть с таким ветром было бы только приятно, однако плавание круто в бейдевинд под «шестерку» или «семерку» — тяжелая работа для яхты, парусов и такелажа. Мертвая зыбь также усилилась — добавились короткие крутые локальные волны от ветра и течения. Это была езда по булыжникам с тряской на мертвой зыби. Правда, очень эффективная — по 130–140 миль в сутки, но мучительная.
С 11° северной широты ветер скоростью 30–40 узлов стал ежедневным гостем. Постепенно сокращала паруса: большие генуи уступили место меньшим, а те, в свою очередь, кливерам. Ясное небо потихоньку заволакивали тучи, иногда выпадали осадки. В общем, было серо, ветрено, мокро и холодно. Ветер стал шквалистым, особенно в период между утренней обсервацией и обедом. Потом немного успокаивался. Вечернее изменение давления пригоняло очередную партию туч, из которых с 22.00 дуло так, что отрывало голову.
Я целилась в узкие воротца, которые были отмечены на карте океана координатами от 13 и 14 апреля 1976 г. Там стремилась завязать узелок на двухлетней петле вокруг земного шара. 20 марта после полуденной кульминации определила, что осталось всего 16 миль. Сказала об этом «Каурке» и Альбатросу, а сама ударилась в панику. 16 миль — это очень мало и очень много. Вроде ничего не должно случиться, а в последние минуты может что-нибудь произойти. Благоразумие и усиливающийся ветер приказывали в первую очередь сократить площадь парусов. Но я не хотела плыть медленнее. Мне казалось, что воображаемая финишная черта может убежать.
И чтобы не томиться в бездействии несколько часов, я принялась за дела, может быть, не очень нужные, но зато отнимающие много труда и времени. Смешное нетерпение после непрерывного двухлетнего обучения терпению. Прежде всего я стала заряжать аккумуляторные батареи. Это был прекрасный способ отвлечь внимание. Чехарда с парусными мешками при большой мертвой зыби в любой ситуации заставляла забыть о возвышенных мыслях и чувствах. Затем наводила порядок и внимательно считала пройденные мили.
В 19.00 палубного времени пришла уверенность: «Мазурка» достигла позиции 16° 08,5' северной широты и 35° 50' западной долготы. Пройдя 28 696 миль, я замкнула кругосветную петлю. Внесла в яхтенный журнал официальную запись, закончив ее совсем неофициально: «Да здравствует любимая «Мазурка-Каурка»!» Кауркины заслуги в этой спортивной команде были бесспорны: без нее не было бы рейса и не было бы кругосветной петли.
Именно в это время решил закончить свою работу прихварывающий в последние дни лаг, но я не стала придираться к мелочам в такую минуту. Атлантика отметила исторический момент по-своему: выгнала все тучи и ударила штормом с востока — проследила, чтобы у героини не закружилась от успеха голова. Я быстро сменила паруса на штормовые. Рейс вокруг света теоретически был позади — я могла не спешить и «Мазурке» полагалось внимание. Гдыня-Радио отозвалась, как всегда пунктуально. Я сообщила свои координаты без комментариев и попросила срочно соединить с домом. Мне хотелось, чтобы мой муж первым в мире узнал о том, что «Мазурка» обошла земной шар — это полагалось ему по праву. После разговора с ним рассказала обо всем оператору. Еще разговор с председателем Польского союза парусного спорта, и я могла без спешки плыть дальше в Лас-Пальмас.
После шумного поздравления океан дал поблажку — уже на следующий день пассат был не более шести баллов. Я могла спокойно принимать десятки поздравительных телеграмм со всех концов Польши. Со мной все было ясно, но что делается с соперницами, я еще не знала. Только 21 марта пришло подтверждение, что Брижит Удри и Найоми Джеймс еще не закончили свои рейсы. Мы были с «Мазуркой» на первом месте. Выиграли гонку.
Свежий ветер дул еще три дня, океан был гористым. Потом пассат улетел на «каникулы», оставив на службе лишь умеренные ветерки. Забрал с собой и часть туч. Это было очень мило, так как близилась пасха. Опять мне предстояло встречать ее в открытом океане, только в обществе Альбатроса и плюшевых мишек. Но теперь была надежда, что это — последний праздник с таким симпатичным народцем. Я плыла посередине океана по 40-й параллели и ожидала прихода западных ветров, которые должны были скоро появиться. Достигла 27° северной широты и мне уже хотелось чего-нибудь более приятного, чем непрерывный бейдевинд.
Пассат вернулся с праздничных «каникул» пунктуально и принялся за работу. К сожалению, был более восточный, временами юго-восточный. Вероятно, так полюбил нас с «Мазуркой», что не хотел пускать к Канарским островам слишком быстро. Ветер был шквалистый, но, к счастью, умеренный. Я кралась к цели, насколько позволяло направление ветра. Зарабатывала расстояние на географической долготе, теряя на широте. Похоже было, что в погоне за нужными ветрами я дойду почти до Азоров. Становилось все холоднее. Что ж, в северном полушарии весна только началась, и я шла в сторону северного полюса, а не экватора. В конце марта вернулась уже на 38-ю параллель.
Каждый день приносил очередную пачку поздравительных телеграмм. Гдыня-Радио аккуратно передавала все тексты, титулы и подписи и также добросовестно соединяла со всеми по телефону. Оказалось, что многие желали говорить со мной лично. Это было очень приятно, однако после меня ожидали дополнительные занятия по тяжелой атлетике: при такой широкой аудитории аккумуляторные батареи требовалось заряжать ежедневно. Прием стоил мне всегда дешевле, поэтому многочисленные телеграммы не обременяли. Зато ответ обходился в несколько раз дороже, и я порой думала о своих будущих собеседниках не очень дружелюбно. Пока что слава выражалась в увеличенном количестве перекидываемых парусных мешков.
Апрель должен был принести поворот ветров со стороны запада. Понижавшееся давление вроде бы должно было подкрепить теорию. Это либо происходило слишком медленно, либо что-то в атмосфере сдвинулось, но ветры пришли разные. Дули с юга, севера и востока, старательно обходя запад. Море было больше взбудоражено течением, чем ветром. Горизонт снова обложили могучие кучевые облака, синие снизу и белые на вершинах. Их движение вызывало короткое оживление ветра. Иногда шел мелкий дождичек. Погода была совершенно типичной для зоны переменных ветров. А я плыла между 32° и 38° северной широты. Вернее, «Мазурка» плыла почти самостоятельно. Уже второго апреля я подхватила какую-то неприятную простуду. Правда, температура воздуха, особенно ночью, стала низкой — менее 10 °C. Но и мой вклад в ухудшение состояния здоровья был немалый. Еще три недели назад я была на экваторе и до моего сознания просто не дошло, что тропическое плавание уже кончилось. По-прежнему лазала босиком и в весьма летнем наряде, так что результат в виде повышенной температуры и общего недомогания появился довольно скоро. От зимней погоды перейти к летней легче. Таким образом, я оказалась ни на что не годной. Стонала и плыла больше по привычке, собственно предоставила плыть «Мазурке», а сама мучилась угрызениями совести. Лечилась сперва по собственному разумению, а получив соответствующие указания по радио, стала лечиться по науке. Скверно чувствовала себя всю неделю и плыла медленнее, чем была должна.
2 апреля на счетчике лага стукнуло 30 000 миль. Поздравила «Каурку» и Альбатроса, а они нахально заявили, что могут еще столько же. Исключительное нахальство — запасов у нас было всего на месяц. Как раз кончилась одна цистерна с водой, а второй хватит на 30 дней. Мои пробеги между портами лимитировала вода. Есть можно было немного или ничего, но с водой шутить нельзя. Разумеется, умывание, стирка и мытье посуды с большим успехом осуществлялись в морской воде. Стирка требовала наименьших затрат времени. В Кейптауне мне вручили на «Орцыне» прекрасный подарок — мешок чистого матросского белья и одежды с правом его списания. Я надевала на себя все чистое, а использованное бросала за борт. Поэтому я привезла в Лас-Пальмас такое мизерное количество белья для стирки, что повергла Ядзю в изумление. Она готовилась превратить свой дом в большую прачечную, а все обошлось небольшой постирушкой.
Слава «Мазурки» стала международной, и этот факт впервые был установлен 4 апреля. Мне уже не раз встречались суда, шедшие в Европу и из Европы. Я очень настороженно следила, нет ли у них дурных намерений по отношению к «Мазурке», но обычно мы расходились на приличном расстоянии. Но одно судно вдруг сменило курс и стало приближаться ко мне. Я с неодобрением подумала об экипаже: мало того, что заставили меня сидеть в кокпите, так еще было неизвестно, что собирается делать это механическое чудовище. Оно поравнялась с яхтой, легло на параллельный курс и дало три гудка. Толпы людей махали руками и фотографировали. Оказалось советским судном из Одессы.
9 апреля я, наконец, достала карту, на которой Канарские острова уже не были точками. Правда, упорные восточные ветры вывезли «Мазурку» на 33° северной широты, но зато мы были уже на 26° западной долготы. Вот-вот должен был появиться северо-восточный пассат. Действительно, ветер стал крутиться вокруг ожидаемого направления. Теперь можно было двинуться в бакштаг прямо к Гран-Канарии. Северный ветер принес много туч, дожди и ледяной холод. С тоской я вспоминала тропическую жару. А тут ночью было 7 °C, в полдень 14 °C. Разве плавание в таком холодильнике может доставить удовольствие? Я была очень разочарована. Другое дело, что мне было попросту не во что одеться. Натянула на себя два толстых свитера, сверху штормовку. Если бы после четырехчасовой вахты меня ждала горячая еда, то было бы не так плохо. Но мой верный экипаж готовить не желал и одетый в желтые плюшевые меха плевал на низкую температуру. У меня же мехов не было. Рейс я прожила в тропиках, впрочем, впихнуть в «Мазурку» еще комплект полярной одежды все равно было бы невозможно.