Прошло какое-то время. Я много думал и, наконец, у меня сложилось впечатление, что к одному человеку можно было обратиться за помощью. Не к кому-то из шайенов – об этом не могло быть и речи, – не к Чарли Бенту, который принял участие в недавних налетах на Оверленд между Джулесбургом и Денвером, где он был узнан, а к Джорджу, моему другу и однокашнику. И мне было очень приятно, что он с пониманием воспринял мою просьбу.
– Я сделаю все, что в моих силах, дружище, – заверил он меня перед отправлением в путь. – Я найду Койота, и мы уж как-нибудь вызволим Лауру.
Джордж уехал, а я остался в лагере шайенов, считая дни в ожидании его возвращения.
Между тем положение на границе становилось все более сложным. Бойня на Сэнд-Крик послужила точкой отсчета в кровопролитном противостоянии белых и краснокожих. По сути дела, в западных прериях началась самая настоящая война. Индейцы не могли забыть ужасов той дикой резни и отныне посвятили себя мщению. Внезапные набеги на пристанционные поселки чередовались с планомерным уничтожением переселенцев и охотников на бизонов, грузовых караванов и кавалерийских разъездов. Не проходило и дня, чтобы небеса над Великими Равнинами не озарялись отблесками пожарищ.
Такой разгул страстей не устраивал, естественно, командование американской армии. К району Паудер-Ривер начали стягиваться войска. Приказы были даны, и колесо войны завращалось. Когда же в середине лета воины союзных племен провели блестящее нападение на форт Платт Бридж Стейшен, колесо завертелось с удвоенной энергией.
Именно в это сложное время случилось важное для меня событие.
В один из теплых августовских вечеров ко мне в типи зашел старый шаман южных шайенов, Черный Койот.
– Ва-хе, Моктаохком, – вежливо сказал я, поднявшись на ноги и прижав правую ладонь ко лбу. Это был знак уважения принятый у шайенов, которые очень чтили старость. – Добро пожаловать, Черный Койот. Если ты голоден, я могу предложить тебе тушеный бизоний язык.
– Спасибо, – проворчал старик. – Не откажусь.
Он с кряхтением уселся на шкуру и с явным аппетитом принялся за еду. Его медно-красное лицо было изборождено глубокими морщинами и чем-то напоминало высушенное яблоко. Проглотив последний кусок, он вытер рукавом сморщенные губы и, с прищуром, посмотрел на меня.
– Мы с тобой еще ни разу не говорили, Ниго Хайез, с тех пор, как ты появился у шайенов, – произнес он надтреснутым хрипловатым голосом. – И ведь это понятно. Зачем шаману краснокожих, хранящему обычаи своего народа, беседовать с чужаком, да еще и бледнолицым?.. Но ты совершил доброе дело, отомстив за смерть сестры Вокуини, и уже этим заставил меня отнестись к тебе с уважением. Я наблюдал за тобой, слушал о тебе разговоры. Теперь мне ясно, что и среди белых есть настоящие люди. Я хочу спросить тебя, как ты относишься к моему народу? Нравиться ли тебе жить среди тси-тси-тса?
– Я мечтаю стать своим между шайенами, – прозвучали мои взвешенные слова.
– Хорошо, – произнес после недолгого раздумья Черный Койот. – Мои уши были открыты, я услышал то, что хотел услышать.
Он встал и, прежде чем выйти наружу, уведомил меня:
– В типи Вокуини собрались избранные Кривых Копий. Они ждут Ниго Хайеза.
Я некоторое время оставался дома, размышляя над тем, что может ждать меня на совете. Посещение шамана, похоже, предваряло нечто важное для меня. Что? Неужто церемонию приема в члены племени? Вполне, впрочем, возможно. Разве я не говорил Римскому Носу, что обрел у шайенов свой второй дом? Разве все мое поведение не указывало на то, что мне здесь свободно и легко? И, наконец, где, как не в лагере шайенов мы с Лаурой хотели поставить свой собственный типи.
С этими мыслями я отправился к жилищу Вокуини. Войдя внутрь, я встал справа у входа и окинул взглядом собравшихся вокруг очага людей. Здесь, в самом деле, сидели достойнейшие представители шайенского военного общества Кривых Копий. Убеленные сединами старики и взрослые мускулистые воины приветственно кивнули, храня торжественное молчание. Я нашел глазами Римского Носа. Он чуть улыбнулся и о чем-то вежливо попросил Моктаохкома. Старик встал на ноги. Свет от танцующих язычков огня плясал на красно-коричневом лице, делая его черты более резкими, чем они были на самом деле. Он прочистил горло и, глядя на меня добрым взглядом, начал говорить:
– Как я и сообщил тебе, Ниго Хайез, тут собрались самые лучшие люди Кривых Копий. Зачем, спросишь ты. И это будет справедливый вопрос, коль ты приглашен на совет. У шайенов хватает поводов собирать совещания. На них решаются все важные вопросы, встающие перед племенем или кланом. Но этот совет стоит особняком, потому, что мы собрались здесь, чтобы впервые предложить белому человеку вступить в сообщество воинов Кривых Копий и удостоиться священной церемонии вручения Боевого Оружия. Этот белый – ты, Ниго Хайез. Подумай и ответь совету, по душе ли тебе его предложение.
Что ж, мои догадки оказались верными. Мне предлагали вступить в члены племени. Почти не размышляя, я четко сформулировал свой ответ:
– Мои слова будут идти от чистого сердца. Пусть избранные Кривых Копий не удивляются, что я не стал обдумывать их предложение. Уважаемый Моктаохком только что был в моем жилище, и я догадался о причине его визита. Прежде чем войти сюда, я уже решил, что путь шайенов – это мой путь, что мое будущее связано с этим отважным народом прерий. Если совет одобрит мой выбор, я буду счастлив.
Вслед за моими словами типи Вокуини наполнился густым одобрительным гулом. Оживленно переговариваясь, собравшиеся удовлетворенно кивали головами.
Шаман подождал, пока все не успокоились, затем подошел ко мне. Обернувшись к совету, он задал один единственный вопрос:
– Кто против того, чтобы Ниго Хайез стал полноправным воином шайенов?
Никто не шевельнулся. Ни одна рука не поднялась в воздух в знаке неодобрения.
– Хай! – улыбнулся старик. – Хорошо! Мы можем идти, Ниго Хайез.
Оказавшись снаружи, мы пошли с ним к его стоявшему неподалеку жилищу. По пути я успел узнать, что меня ждет священный ритуал подготовки к вступлению в племя.
Старик усадил меня перед тлеющим очагом и, бросив в него охапку хвороста, разложил на выдубленной шкуре свой колдовской набор. Здесь были свистульки из орлиных костей, погремушки, разноцветные амулеты, выточенные из камня, чехлы и сумки из сыромятной кожи, в которых хранились ритуальные индейские краски: кобальтовая пыльца, киноварь, охра.
Первым делом старик сделал мне прическу в стиле «а-ля шайен» с пробором посередине и двумя заплетенными косичками спереди. Мои волосы были длинны, и с ними можно было проделать это. Потом шаман раздел меня донага и, воспользовавшись вышеперечисленными красками, ловко вымазал ими мое тело и лицо. Я бы не сказал, что это было мне приятно, но шайенский обряд требовал должного уважения, а серьезный вид старика отбивал всякое желание противиться. И, наконец, я был снабжен набедренной повязкой из шкуры волка и мокасинами с красивыми узорами из бисера и игл дикобраза. Вряд ли какой-нибудь американец, увидь меня в этот момент, смог определить мое истинное происхождение. Мое лицо, имевшее поразительное сходство с индейской внешностью, темные длинные волосы и загоревшая под солнцем кожа наверняка бы сбили его с толку. Нанесенный же шаманом тонкий слой киновари совсем скрыл последние свидетельства моего русско-американского происхождения.
Затем мне пришлось выслушать ряд песнопений и заклинаний.
Заключительным моментом церемониала стал обрядовый танец, живо исполненный шаманом. Выйдя из его типи, я мысленно сравнил себя с крестоносцем, получившим на спину крест и благословение Бернара Клервосского.
Пока мы находились у Черного Койота, вожди не теряли времени даром. Перед типи Вокуини ярко полыхали костры, вокруг которых собралось все население лагеря. Через расступившиеся ряды индейцев мы с шаманом прошли к освещенной кострами площадке. Оставив меня здесь, Моктаохком присоединился к группе вождей и старейшин.
Глядя на них, я думал об одном: кто из них возьмет на себя ответственность вручить мне Боевое Оружие и стать, таким образом, поручителем за мою верность приемному народу? Толпа радостно зашумела, а я облегченно вздохнул, когда Римский Нос отделился от группы вождей и медленным шагом направился в мою сторону. Этот человек был гордостью шайенов. Еще никому не посчастливилось встать под его опеку и принять из его рук Боевое Оружие. И теперь, похоже, я становился первым, кому будет оказана эта большая честь.
В руках Римского Носа было три кожаных свертка. Развернув один из них, он извлек на свет крепкий боевой лук из апельсинового дерева и, произнеся над ним молитву, торжественно вручил мне. Затем в мои руки перекочевал колчан из шкуры выдры, наполненный длинными боевыми стрелами. Достав из последнего свертка томагавк, Римский Нос быстрым движением заткнул мне его за пояс набедренной повязки.
– Хау! – громко воскликнул он. – Храни верность этому оружию и народу тси-тси-тса! Вокуини верит тебе.
Черный Койот встал рядом и также громко, чтобы слышали все, произнес:
– Пусть белый брат ответит людям, хорошо ли он продумал решение стать шайеном?
– Да, это так, – ответил я.
– Обещаешь ли ты всегда делать то, что от тебя потребуется и ставить нужды шайенов выше собственных?
– Обещаю, и пусть гнев Отца Солнца обрушится на мою голову, если я лгу.
Шаман улыбнулся и, указав на меня рукой, с энтузиазмом выкрикнул:
– Долгую жизнь Ниго Хайезу!
Толпа шайенов дружно поддержала старика.
– Мои люди поверили в тебя, Ниго, – сказал мне Римский Нос. – Будь достоин их веры.
Вот так все и случилось. Я стал Ниго Хайезом, Отважным Медведем, полноправным членом Кривых Копий, принадлежавших к одному из самых гордых племен прерий – шайенам. Мне было радостно на душе, но я знал, что для меня открывается новая жизнь, в чем-то простая, в чем-то трудная и непредсказуемая.
Глава 11
В двадцатых числах августа в наш лагерь прибыли гонцы от вождей союзников. Главным среди них был добрый друг Римского Носа молодой вождь из клана оглала – хункпатила Бешеный Конь, который взял с собой в поездку младшего брата, Маленького Ястреба. Вокуини пригласил меня и Чарли в свое жилище на пир, который он задал в честь дорогого гостя.
Пока мы собирались, Бент рассказал мне многое об этом одаренном человеке. По отцовской линии он происходил из уважаемой всеми тетонами семьи знахарей и священных людей. Звучное имя Бешеный Конь с гордостью носили представители многих поколений индейцев клана хункпатила. Мать же его была из брюле, и приходилась родной сестрой Крапчатому Хвосту. Также по линии отца в нем текло немного крови миннеконджу и даже шайенов. С детства его отличали не только светлый оттенок кожи, глаз и волос, но и манера держаться. Он был немногословным, задумчивым, не похожим на других. Курчавым звали его до тех пор, пока отец не дал ему свое имя, Бешеный Конь, после одной битвы с кроу, в которой молодой хункпатила показал чудеса храбрости, в одиночку бросаясь на авангард жаждущих мести врагов. Бешеному Коню было знаковое видение во время поста у Медвежьего Холма. В нем он увидел парившего над землей всадника в простой одежде с длинными каштановыми волосами, в которых колебалось одно единственное перо. На теле всадника не было раскраски. В его скальповой пряди сияло лишь несколько бусинок, да в волосах за ухом висел небольшой коричневый камешек. Перед ним то и дело появлялись вражеские тени, но он несся прямо на них. Их стрелы и пули не причиняли ему никакого вреда. Иногда кто-то держал его за руки, ч, казалось, что это его соплеменники. Он высвобождался и двигался дальше под разразившимся ливнем с громом и молниями. На его щеке появилось изображение молнии, а на теле, обнаженном до набедренной повязки, виднелись отметины градин.
Гроза прошла, но слышался шум толпы, и к всаднику, над которым парил ястреб с красной спиной, снова потянулись руки соплеменников.
Отец Бешеного Коня, истолковывая видение, заявил, что странный всадник – это и есть его сын, что отныне он будет первым бросаться в бой без боязни быть сраженным вражеской пулей, – только собственные люди могли причинить ему зло – одеваться согласно видению с чучелом ястреба в длинных волосах и с камешком за ухом.
Когда я занял место за обеденной шкурой, Бешеный Конь взглянул на меня с заметной долей неудовольствия и подозрения.
– Что делает этот ве-хо в лагере шайенов? – спросил он у Вокуини на хорошем шайенском.
Римский Нос улыбнулся. Пока он вкратце рассказывал хункпатиле мою историю, я внимательно разглядел будущего великого военного вождя всех непокоренных племен тетонов.
Он скорее был невысокого роста, но крепкого и стройного телосложения. Лицо у него было широкоскулое с тонким орлиным носом, твердым подбородком и проницательными карими глазами. В темно-каштановых волосах виднелось лишь одно орлиное перо. На его упругом теле не было ничего, кроме набедренной повязки из шкуры волка и мокасин.
– Уаште, – сказал он на лакота в заключение рассказа Вокуини. – Хорошо. Я рад, что ряды шайенов пополнились еще одним отважным воином.
– Хо-хе-хи, Ташунка Витко! – произнес я на лакота. – Добро пожаловать, Бешеный Конь!
Выкурив традиционную трубку, присутствующие принялись за угощение.
– Вожди зовут шайенов в лагерь оглала, – сказал Бешеный Конь, насытившись.
– Зачем? – спросил Вокуини.
– Они хотят посоветоваться с шайенами, как поступить с однозвездным вождем, который пришел в индейские земли и строит там укрепление.
Бешеный Конь говорил о генерале Патрике Конноре, громогласно пообещавшим уничтожить всех индейцев мужского пола старше двенадцати лет. До шайенов уже дошли слухи о том, что он продвинулся на север, чтобы на Паудер-Ривер выстроить укрепленный форт.
– Вожди лакота – мудрые люди, – произнес Вокуини. – Они знают, что нельзя допустить, чтобы белые хозяйничали в их стране. Пусть Ташунка Витко передаст им: южные шайены откликнутся на зов и будут ждать большого совета.
– Уаште, – кивнул Бешеный Конь. – Вождям понравится ответ шайенов. Наши народы всегда были надежными союзниками, и теперь настало время крепче сплотить ряды. Я сказал.
Заключительные слова Бешеного Коня отличались особой значимостью. Те времена, когда индейцы воспринимали войну как прекрасный случай совершить подвиги и прославиться, навсегда канули в лету. Теперь все изменилось. Теперь вопрос стоял о жизни и смерти свободолюбивых насельников прерий. В лице американской армии они приобрели для себя страшного, безжалостного врага, и для того, чтобы противостоять ему, нужно было объединяться.
– Молодые лакота рвутся в бой, – сказал улыбчивый младший брат Бешеного Коня. – А юные шайены?
– Они всегда готовы драться, – заверил Бент.
Маленький Ястреб в ответ сжал кулак и выбросил его вверх. Он с раннего детства был храбрецом, как и старший брат. Не раз военные отряды, за которыми тайно следовал он, отсылали домой юнца по причине его молодости. А однажды он проследовал за военным отрядом миннеконджу вплоть до кочевий кроу незамеченным. Обнаружили его враги, и если б не своевременная помощь миннеконджу, то ему пришел бы конец. Рассерженные воины отлупили его луками, а он смеялся, говоря, что уж теперь-то они не отправят его домой через вражескую территорию. И вернулся Маленький Ястреб вместе с военным отрядом, приведя трех лошадей индейцев кроу. Сейчас это был самый храбрый юноша у оглала, имевший много скальпов и ку. Молва утверждала, что скоро ему будет под силу сравниться в воинской доблести с великим старшим братом.
В тот же день шайены снялись с лагеря. Я тоже поехал с ними, решив, что Джорджу Бенту не составит большого труда найти нашу новую стоянку.
Лагерь союзников, когда мы прибыли туда, представлял собой незабываемую, величественную картину. В уютной летней долине стояли бесчисленные ряды индейских типи. Я попытался было подсчитать их, но быстро понял, что мне не удастся этого сделать. Такого громадного скопления краснокожих мне еще видеть не доводилось.