– Да-да, – кивнул Чарли. – Мой брат часто вспоминает товарищей по колледжу. – Он протянул мне руку. – Будем знакомы, Чарльз Бент.
– Джозеф Кэтлин, – представился я и заметил, как равнодушное выражение лица метиса в раз переменилось. Он широко улыбнулся, обнажив ряд ровных белых зубов, выгодно оттеняемых темной полоской аккуратных усиков.
– Ну, как же, как же! Джозеф Кэтлин, тот самый друг Джорджа, с которым мы обменивались приветами, и который рвался побывать в кочевьях южных шайенов! – Он крепко пожал мою руку. – Ну, вот и увиделись, Джо. Очень рад встрече. Будет, что рассказать Джорджу.
– Как он поживает, Чарли?
– Собирается жениться на хорошенькой шайенке по имени Мэгпи, племяннице Черного Котла.
– О, я рад за него… Значит, не опоздаю на свадьбу?
Бент вскинул брови, прищурив свои темные глаза.
– Ты собираешься увидеться с ним?
– Мой отец скончался, Чарли. Я продал дом и прибыл в Канзас-Сити, чтобы отсюда двинуться к вашей ферме на Пургатори-Крик.
– Та-а-к, – протянул Бент, нахмурившись. – На ней ты никого не увидишь, кроме нашего отца.
– Что-то случилось?
– Эх, Джо, – вздохнул Чарли. – В прериях многое изменилось с тех пор, как вы с Джорджем окончили колледж. Очень многое. – Он взглянул на Бриджера, затем на Джеймса. – Извините, мне нужно переговорить с Кэтлином.
– Конечно же, Чарли, – отозвался охотник.
Мы присели за свободный столик, и Бент начал говорить:
– Ты, наверное, слышал, Джо, что стряслось на Сэнд-Крик. Этот ужас мне никогда не забыть. Джордж с сестрой тоже пережили его. Роберта с нами не было, но в тот проклятый день и он оказался там, на Сэнд-Крик. Старый бродяга Джим Бекуорт взялся провести войска до нашей стоянки, а когда в форте Лайон его скрутила болезнь, полковник Чивингтон, угрожая оружием, заставил Роберта встать на место проводника. Все мы оказались в этом аду.
Я не стану здесь рассказывать о том, что последовало. Тяжко вспоминать да, наверное, и не стоит. Об этом знает вся граница.
Бент помолчал, собираясь с мыслями.
– После резни на Сэнд-Крик мы с Джорджем поклялись мстить Длинным Ножам. В январе полтысячи южных шайенов под предводительством Черного Котла ушли за Арканзас. Остальные во главе с Римским Носом отправились на север, к кочевьям тетонов, северных арапахов и шайенов. – Он кивнул на Бриджера и Джеймса. – Они не знают ещё о клятве Бентов, ты же теперь понимаешь, что тебя ждет на Западе. Там идет настоящая война… Три года подряд я навещаю со своей троюродной сестрой Канзас-Сити, но, думаю, больше этих визитов не будет. Не хочу рисковать ни собой, ни Лаурой. Мы ещё не говорили ос этом, а она, кажется, все поняла. Чувствуя, что мы собираемся на Восток в последний раз, она взяла с собой в путешествие младшую сестру Римского Носа, Голубую Птицу, чтобы показать ей страну белых людей.
– Значит, боевые шайены оставили родные места, и ушли на север? – спросил я.
– Уже полгода, как мы кочуем между реками Танг и Паудер.
Я выслушал Бента внимательно. Действительно, получалось так, что я собрался на Запад в то время, когда после большой пролитой крови там вспыхнула война. А если Джордж покинул родную ферму и примкнул к боевым шайенам Римского Носа, то стоило ли мне вообще двигаться дальше предместий Канзас-Сити?
Это был серьезный вопрос, и многие осмотрительные люди, скорее всего, ответили бы на него отрицательно, но только не я. На этот вопрос у меня нашлись вполне резонные ответы. С младых ногтей меня всегда тянуло на Запад, и с этим я ничего не мог поделать. Второе, я долгое время ждал возможности увидеться со школьным другом, по рассказам и рисункам которого я составил себе картину индейской кочевой жизни. И, наконец, мне на пути встретилась прекрасная девушка, которая – какое невероятное совпадение! – сама кочевала с индейцами и доводилась родственницей Джорджу. Эти доводы казались мне слишком основательными, чтобы пересматривать свои планы.
– И все же, Чарли, несмотря ни на что я не передумаю и, с твоего разрешения, поеду вместе с вами, – взвесив все за и против, сказал я.
Бент добродушно покачал головой.
– Что ж, послезавтра будь готов к отъезду. Где мы, кстати, увидимся?
– На балу у Карстерсов.
– ?!
Мне снова пришлось рассказать о своем джентльменском поступке на Мэйн-Стрит удивленному Чарли Бенту. Тепло поблагодарив меня за то, что я сделал для его сестры, он с улыбкой заметил:
– На балу мы, конечно, не увидимся. Гризли и тот станцует лучше. Вот Лаура, та знакома с этим делом. В общем, найдешь меня в пристройке справа от главного входа.
Мы ещё долго оставались у Майкла Брэкетта, беседуя, поднимая рюмки за знакомство и отвлекаясь, иной раз, на то, чтобы понаблюдать за вспыхивающими время от времени пьяными потасовками, без которых в те дни не обходились вечерние салуны. Расставшись затем с Бентом и Джеймсом, мы с Бриджером отправились восвояси, запланировав на завтра поход на рыночную площадь.
Глава 3
Знаменитый рынок Канзас-Сити был бесперебойно работающим сердцем этого города. И в праздники, и в будни тут бурлила деятельная торговая жизнь. Покупатели валили валом, и редко кто уходил отсюда с пустыми руками. Ибо на рыночной площади можно было найти все, или почти все, что требовалось горожанам и людям пограничья.
Бриджер, ведя меня к рынку, был оптимистичен и не сомневался в удачном исходе задуманного предприятия.
– В тех землях, куда ты собрался, – говорил он, – нужна быстроногая лошадь с добрым, крепким седлом, и на этом рынке ты сегодня получишь и то, и другое.
Однако нам пришлось довольно долго толкаться среди толпы в поисках подходящего товара. Обыкновенные невзрачные лошадки попадались часто, и я уже решил, что удачи не видать, когда Бриджер толкнул меня в бок и указал на вороного жеребца, стоящего между двух низкорослых каурых меринов.
– Каков красавчик, а? – цокая языком, важно произнес он.
Я помню, какое неизгладимое впечатлительное произвел на меня вороной с его красиво изогнутой, как у лебедя, шеей, длинными гривой и хвостом, и точеными стройными ногами. Он приглянулся мне с первого взгляда, этот черный величественный конь, ставший мне верным другом на многие и многие годы. Но его хозяин, рыжебородый погонщик мулов, заломил такую цену, что Бриджер присвистнул и повернулся, чтобы уйти.
– Рыжая Борода, – попенял он погонщику, – у тебя грабительская цена.
– Ну нет, приятель, – хрипло пробасил торговец. – Ты только разуй глаза и получше взгляни на этого конягу. Уж на что я не особо разбираюсь в лошадях, а его-то оценил сразу.
– Видно, как оценил, – недовольно буркнул Бриджер. – Побойся Бога!
Рыжебородый нахмурил белесые густые брови и протянул:
– Довольно, довольно. Коль не по карману товар, то и не о чем здесь толковать. Проваливай! Сгореть мне синим пламенем, если на этого коня не найдется покупатель.
Бриджер зашагал было прочь, но я удержал его за рукав.
– Триста пятьдесят, говоришь? – повернулся я к рыжему упрямцу.
– Ни центом меньше, мистер, – отозвался погонщик мулов, воткнув в рот длинную соломинку и приняв независимый вид.
– А если за триста?
В зеленых глазах торговца мелькнул интерес.
– Маловато. Триста сорок.
– Многовато. Триста десять.
– Триста тридцать, черт побери!
– Триста двадцать, и вот тебе деньги.
– Уговорил, – широкое лицо торговца расплылось в хитрой улыбке. – Триста двадцать пять, и забирай конягу.
От продажи дома у меня ещё оставалось триста восемьдесят долларов. Я подумал, что после этой наиважнейшей сделки в моем кармане хватит денег и на покупку костюма для бала, и на парикмахерскую.
– Идет, – согласился я и полез за долларами. – Уж больно понравился мне вороной красавец.
– Откуда у тебя он, Рыжая Борода? – спросил Бриджер, которому стало ясно, что я куплю вороного. – Сдается, он был собственностью или генерала, или известного конокрада.
Рыжебородый сначала уставился на траппера своими бледно-зелеными глазами, а потом шумно захохотал, похлопывая здоровенной пятерней по бедрам.
– Эй, Острый Кадык, – наконец выдавил он сквозь смех, тыча в Бриджера толстым пальцем. – Ты что, был в тот вечер в Омахе, когда я обчистил офицера в покер? Славная была игра. – Затряс он головой. – А майор оказался хвастливым и глупым. У него ничего не оставалось, кроме лошади и сбруи, и в последний партии он просадил и это. В пьяном виде даже пустил слезу по вороному. Но все было честно, он проиграл.
Бриджер отрицательно покачал головой, давая этим знать, что в тот знаменательный вечер ему не посчастливилось быть свидетелем его выигрыша.
– Стоящий конь, стоящий, – торговец похлопал по шее вороного и посмотрел на меня. – Ещё вспомните Рыжего Бена, мистер.
Я отсчитал положенные деньги и вручил их погонщику. Когда он внимательно пересчитывал сумму, я окинул пристальным взглядом свое приобретение. Без сомнения, это был благородный арабский скакун с небольшой, может, примесью крови дикого мустанга. Если предыдущие покупатели смотрели на этого коня и не купили его, значит, либо они были скупердяями, либо нищими, либо недальновидными глупцами.
Рыжий Бен ещё листал ассигнации, а я вдруг вспомнил о сбруе и мысленно отругал себя. Надо было и сбрую включить в эту сумму, когда он упомянул о ней. По горячим следам, как говорится. Ведь выиграл он в одной партии и лошадь и сбрую. Теперь поздно. Скажет, гони за сбрую деньги. А она, поди, такая же великолепная, как и сам вороной. Я хмуро смотрел на толстые неуклюжие пальцы погонщика мулов, шелестевшие деньгами, пока мне на ум не пришло одно забавное соображение.
В Сент-луисском колледже мне часто удавалось питаться бесплатно из-за одной небольшой, но безотказной ерунды. Я решил и сейчас прибегнуть к этому спору-ловушке.
Рыжий Бен прятал деньги в карман, а я сказал между прочим:
– Хоть ты и отрастил себе бороду, Бен, но, кажется, мы с тобой ровесники.
Погонщик, которому было никак не меньше сорока, презрительно хмыкнул:
– Гм-м, да ты мне годишься в сыновья.
– В сыновья, значит… И с какого же ты года?
– С двадцать пятого.
«Ага! – подумалось мне. – Попался, гусь».
– Нет, – уверенно отрезал я. – Не с двадцать пятого.
– Да ты что?.. Я тебе сразу сказал правду.
Я решительно протянул ему руку и отчеканил:
– Спорим, что ты не с двадцать пятого года?.. Но если ты окажешься прав, я заплачу тебе сто долларов.
На лбу погонщика аршинными буквами было написано: ох и идиот же этот парень.
– Конечно, спорим! – Он быстро сжал мою руку.
– Маленькое уточнение, – заметил я. – Дело в том, что в этом споре можешь проиграть и ты. А если это случится, то я бы хотел в качестве выигрыша получить сбрую от вороного… Годится?
– Годится! – гаркнул рыжебородый. – Разбивай, Острый Кадык.
Бриджер с недоумением посмотрел на меня и не сделал никакого движения. Но когда я незаметно подмигнул ему, он тут же разбил наши руки.
– Ну? – Нижняя челюсть погонщика выдвинулась вперед. – Из-за ста долларов я постараюсь, чтобы мне прислали метрику, и ты убедишься, что я с двадцать пятого года рождения.
Я приблизился к нему и, приставив палец к его Груди, внятно произнес:
– Это такие же карты, Бен. Проигравший, а это ты, платит. Ты с тысяча восемьсот двадцать пятого года. Понимаешь, с ты-ся-ча во-се-мъ-сот!.. Родившихся в двадцать пятом году вот уже почти две тысячи лет, как нет на этом свете.
Целую минуту погонщик молчал, обдумывая мои слова, затем глубоко вздохнул и пробасил:
– Да-а, поймал ты меня, что тут скажешь…
– Да уж нечего сказать – влип, – посочувствовал ему траппер, едва скрывая улыбку. – Это тебе не пьяный офицер из Омахи.
– Ладно, – решился погонщик. – Идемте. Сбруя лежит вон в том фургоне.
Он сунул мне в руку повод вороного, и мы все вместе зашагали к громадному фургону. Жеребец перебирал ногами, косясь в мою сторону огненным глазом. Я дружески похлопал его по шее и пошептал ему на ухо успокаивающие слова, которые всегда помогали, когда мне приходилось укрощать даже самых диких лошадей на ранчо мистера Триппла.
Подойдя к фургону, Рыжий Бен крикнул:
– А ну-ка, Джонни, достань из фургона сбрую от вороного.
Такой же огненно-рыжий, как его отец, пятнадцатилетний мальчик быстро извлек на свет все, что требовалось для полной экипировки вороного и, среди всего прочего, отличное седло Мак-Клеллан, которому в те дни не было равных. Я набросил на спину жеребца седло и взнуздал уздою.
– Отныне служить тебе новому хозяину, – глядя на вороного, сказал Бриджер. – Редкое животное! Таких не часто увидишь в прериях… Но все вещи имеют имена. Как же ты будешь величать его, Джо?
Я не долго думал, посматривая на благородную посадку головы коня, на его мощное упругое тело и высокие стройные ноги.
– Маркиз, – ответил я и, сделав легкий замах, оказался в седле. – Такое имя вполне подойдет лучшему скакуну по эту сторону Миссисипи.
Маркиз сначала заупрямился, но, почувствовав крепкую руку опытного наездника, вскоре утихомирился.
Мы покидали Рыночную площадь в прекрасном настроении. Маркиз стоил тех денег, что я выложил рыжебородому. И не надо было быть большим знатоком, чтобы наверняка знать, что он обставит многих ему подобных, если дело коснется скачек на быстроту и выносливость.
Потом на Мэйн-Стрит я посетил лучшую в городе парикмахерскую, где меня тщательно выбрили, и магазин, готового платья, приобретя в нем добротный темный костюм. На моей высокой, ладной фигуре он смотрелся просто здорово. Для пущей важности я засунул в нагрудный кармашек шелковый белый платок, оставив на виду маленький уголок.
Все послеполуденное время мы провели с Бриджером в салуне Майкла Брэкетта, а где-то около шести вечера я откланялся, и на Маркизе выехал из города.
Как и говорила Элизабет, мне не составило большого труда добраться до «Тройного К». Менее чем через час я доехал до ранчо Карстерсов. По обе стороны подъездной аллеи высились высокие деревья, отбрасывавшие в этот час длинные тени. Я проехал по ней до коновязи, где стояло множество лошадей и экипажей.
Спрыгнув с Маркиза и привязав его, я осмотрел кирпичный дом, который строился, надо полагать, без всяких архитектурных наметок. Двухэтажный, обширный, он походил сразу и на мексиканскую гасиенду, и на гнездо южного плантатора, и на обычный дом богатого ранчеро. А прилепившиеся с боков низкие пристройки вносили во все это ещё большую неразбериху. Я задержал взгляд на правой пристройке, в которой жил Бент и, подумав, решил навестить его попозже, после того, как предстану перед хозяевами и немного обвыкнусь.
На пороге меня встретил слуга, чернобровый пожилой человек в ливрее, которая сидела на нем мешком.
– Назовитесь, мистер, – попросил он меня.
– Джозеф Кэтлин, – представился я.
– Одну минуту, мистер Кэтлин. Мне говорили о Вас.
Он скрылся в доме и спустя считанное время привел с собой 5лизабет, вышедшую на порог вместе с отцом.
– Добрый вечер, мистер Кэтлин, – поприветствовала она меня. – Вот, папа, тот юноша, который остановил экипаж.
Полуседой владелец ранчо крепко пожал мою руку и сказал:
– Мистер Кэтлин, очень Вам признателен. Если бы не Вы, могло бы случиться непоправимое. Я рад, что Вы откликнулись на приглашение Элизабет и приехали на бал. Надеюсь. Вам здесь понравится… Тревор, быстро организуй нам шампанского, – приказал он слуге.
Когда тот вынес на подносе шампанского и бокалы, Карстерс открыл бутылку и наполнил два бокала.
– За мою дочку, мистер Кэтлин, которой сегодня исполнилось двадцать!
Я поддержал тост и осушил бокал.
– Элизабет, – обратился Карстерс к дочери. – Займи гостя, а мне надо ещё многое сделать. Приятного вечера, мистер Кэтлин.
Он учтиво поклонился и зашел в дом, откуда слышалась громкая музыка.
– Пойдемте, мистер Кэтлин. – Элизабет взяла меня за руку и ввела в большую прихожую. – Вот тут, – она указала на прибитую к стене доску, где висели на гвоздях револьверные кобуры, – оставьте оружие. В этом доме ещё ни когда не было стрельбы и, надеюсь, не будет.