К тому же, на реке Норт-Платт вожди военного отряда получили слишком важные известия о передвижениях Длинных Ножей, чтобы и дальше ехать без всяких опасений. Поставщиками информации стали несколько индейцев, повстречавшихся нам на пути. На первый взгляд, это было сборище краснокожих клоунов, напяливших на себя, вроде Вахин Хански, самые разнообразные одежды белых. На голом торсе одного из них, могучего телосложения вожде, красовалась армейская куртка с сержантскими шевронами, а прямо на длинные орлиные перья была нахлобучена шляпа без верха. И остальные были большими выдумщиками. Тут и там виднелись то кавалерийские бриджи с лампасами, то матерчатые женские накидки. Можно было подумать, что индейцы сначала прошли через армейский склад, а потом заглянули на торговую ярмарку.
– Что это за сброд? – спросил я у Бента.
– Тетоны их зовут Ваглугхе, что значит Ларамийские бездельники. – ответил тот. – Возле форта Ларами, у похоронного настила старого вождя Дыма, их около полутора тысяч. В основном, лакота с малым количеством шайенов и арапахов, С прошлого года стоят там лагерем и живут подачками белых. По приказу генерала Доджа полковники Коллинз и Мунлайт из их числа набрали эскадрон разведчиков и выдали оружие и обмундирование.
– Да, к форме одежды здесь не придерешься, – со смешком заметил я.
– Это УЖ точно. – улыбнулся Чарли и продолжил: – Командует ими Ите Танка, Большой Рот. – Он указал на индейца в шелковой шляпе. – Но если Коллинз думает, что они ревностно ему служат, то он ошибается. Уже не раз Ларамийские бездельники предупреждали боевых вождей о намерениях кавалеристов… Кажется, и сейчас у них есть новости.
Большой Рог, не сходя с лошади, стал что-то говорить Прикоснись-К-Тучам.. Чарли прислушался.
– Ите Танка сообщил, что три дня назад из форта Ларами выехали два эскадрона Длинных Ножей, – сказал он, когда Большой Рот со своими спутниками пришпорили лошадей и поехали прочь. – Он уверяет, что они выехали с задачей прочесать прерию в районе истоков Шайен-Ривер. Коллинзу стало известно о стоянке Римского Носа.
– Это опасно для шайенов? – спросил я.
– Не думаю, – ответил Бент. – После Сэнд-Крик шайенов не застать врасплох. Тем более теперь, когда они откочевали слишком далеко к югу. Разведчики предупредят Римского Носа.
– Но тогда нам уже не найти лагеря у истоков Шайен-Ривер.
– Не волнуйся, Джо, – успокоил меня Чарли. – В тех местах я найду лагерь, где бы он ни стоял.
Мы двинулись дальше, оставив позади Норт-Платт с мелкой неторопливой водой и низкими берегами, покрытыми скудными тополевыми рощами. Начинались области высоких прерий. Зеленые луга переходили в пышные долины, повсюду были разбросаны тенистые лесочки, орошаемые прохладными чистыми ручьями. После утомительного однообразия бесконечной степи, гористые ландшафты особенно западали в душу, и езда по ним доставляла редкое удовольствие.
Мы двигались довольно быстро и вскоре переправились через Найобрэру. Отсюда путешествие приобретало опасный характер. По словам Большого Рта, Длинные Ножи могли рыскать где-то в этих краях. Поэтому Прикоснись-к-Тучам предпринял повышенные меры предосторожности. Спереди, сзади и по бокам военного отряда ехали дозоры, на очередных биваках всегда выставлялись усиленные посты. Казалось, что еще не хватало? Но встреча с кавалеристами состоялась и. вопреки ожиданиям, она была внезапной и обескураживающей.
На нашем пути стояла большая березовая роща. Роща как роща, сколько таких осталось позади. Как обычно, первыми в нее въехали передовые разведчики – пятеро молодых воинов миннеконджу. Военный отряд продолжал неторопливо ехать вперед, ожидая от разведчиков знака, что все нормально. Но через минуту на опушке показался лишь один из них и не проскакав и десятка ярдов, свалился с лошади с длинной стрелой в спине. Пока мы в замешательстве торчали на месте, переглядываясь и задавая вопросы, из рощи внезапно вырвалась лавина кавалеристов с дюжиной следопытов из племени кроу, которые, потрясая луками, испускали дьявольские вопли. Первым же залпом из карабинов Длинные Ножи уложили дюжину индейцев военного отряда. Оставшиеся в живых запаниковали и начали отступать. Я тоже потерял голову. Сначала пришпорил Маркиза, затем остановился, выхватил спенсер и хотел было открыть из него огонь.
«Боже. – пронеслось в мозгу. – Что я делаю? Я же белый человек! Это мои сограждане».
Я воткнул карабин в чехол и в растерянности глазел на приближающиеся эскадроны. Стрельба не прекращалась, и пули свистели в убийственной близости от меня. Слышался громкий рев:
– Бей красноко-о-о-жих!
В это мгновение раздался голос Чарли Бента:
– Джо, скачи с Голубой Птицей за нами!
Я оглянулся: он и Лаура гнали лошадей по обратной дороге, махая мне руками. Испуганная девочка была рядом. Ее норовистый гнедой жеребец, закусив удила, вставал на дыбы и бил в воздухе передними ногами. Я опять посмотрел на атакующих солдат, и тут до меня дошло:
«Какой же я для них белый человек в этой тетонской одежде?! Да они изрешетят меня пулями Только за то, что я ехал вместе с военным отрядом».
Это было горькой правдой. Мне ничего не оставалось, как спасаться бегством вместе с Голубой Птицей. Но этот норовистый жеребец индеанки! Она не смогла с ним справиться и вместо того, чтобы поскакать назад, он понес ее в сторону. Я погнал Маркиза следом, надеясь догнать жеребца и повернуть его в нужном направлении. Я понял, что нас ждут трудные испытания, когда увидел, как не менее десятка кавалеристов устремились в погоню за нами.
Уже первые ярды бегства ясно показали, что я не прогадал в выборе четвероногого друга. Маркиз летел как на крыльях, мили две он преодолел с поразительной легкостью, словно проглотил. Мне даже приходилось его сдерживать, чтобы скакать рядом с гнедым Голубой Птицы. Не сумев на полном скаку заставить гнедого повернуть в нужную сторону, я оставил его в покое, понадеявшись на то, что избранная им дорога окажется для нас счастливой. Однако местность была холмистой, и на одном из спусков отчаянно цеплявшаяся за поводья девочка не выдержала нагрузки. Ее выбросило из седла, и она покатилась по крутому склону.
Я понимал, что любая задержка осложнит наше положение до предела. Но разве я мог оставить девочку в беде, скача себе и дальше по дороге спасения? Конечно же, нет. Тут речь шла о простой порядочности.
Оправившись от падения, Голубая Птица в нерешительности стояла у подножия холма, бросая взгляды то на меня, то на удалявшегося гнедого жеребца. Мне нужно было подхватить ее и скакать на Маркизе прочь. Жаль, что не успел. Когда я приблизился к ней, на вершине холма появились преследователи с карабинами на перевес. Спрыгнув с лошади, я обнял Голубую Птицу, и громко крикнул:
– Не стреляйте!.. Кроме беззащитной девчонки, вы прикончите своего соотечественника.
Я видел, что кавалеристы меньше всего ожидали услышать чистый английский из уст преследуемого «краснокожего». Они выглядели озадаченными, те десять солдат во главе с лейтенантом и сержантом. О чем-то переговорив с последним, лейтенант произнес:
– Ладно, отстегни ремень и отбрось его в сторону. Все они спустились к подножию и, сойдя с коней, окружили нас полукольцом. Молодые солдаты, скорее всего, новобранцы, с любопытством разглядывали меня и мою одежду. В глазах же их командиров читалась угрюмая подозрительность. Сержант поднял с земли мой ремень с револьвером и отдал его одному из солдат.
– Ну, соотечественник, что ты за птица? – начал допрос лейтенант, смазливый, со светлыми щетинистыми усами над тонкой верхней губой. Слово «соотечественник» он произнес с заметной издевкой.
– Джозеф Кэтлин – ответил я. – Из Сент-Луиса.
– Индейское имя?
– Что? – переспросил я.
– Твое индейское имя, изменник! – рявкнул чернобородый сержант, сверкнув темно-карими маленькими глазками.
– Никакой я не индеец. – Мои губы раздвинулись в попытке улыбнуться, но рот пересох, как мелкий ручей в засушливое лето. Мне становилось ясно, что я попал в жестокую переделку.
– Лейтенант Скотт, сэр, – гаркнул сержант. – Провалиться на месте, если это не проклятый сквомэн, кочующий с тетонами! – Он зло посмотрел на меня.
– Дело в том, что я случайно оказался среди индейцев военного отряда. Вас смущает моя одежда? Я объясню…
– Ни один честный американец не поедет запанибрата с краснокожими головорезами, ублюдок! – процедил лейтенант, буравя меня презрительным взглядом. – Изворотливая змея, ты заслуживаешь, чтобы тебя проучили!.. Сержант Мортон, к делу!
Широкоплечий сержант повиновался с радостью. Его крепкие кулаки тут же застучали по моему лицу, и вскоре я напоминал собой изувеченного боксера, которому соперник не дал никаких шансов. Результатом избиения стали рассеченные брови, губы и щека. Я держался на ногах до тех пор, пока один из хлестких ударов Мортона не отправил меня в нокаут. Очнувшись и лежа лицом вниз, я услышал голос лейтенанта:
– Мы можем пристрелить его и здесь, Мортон, без всяких проблем. Но сдается мне, живым он послужит нам лучше. За поимку ренегата полковник Коллинз замолвит словечко там, наверху, и нас будет ждать награда… А сейчас я позабавлюсь немного с этой краснокожей потаскушкой.
О, этот подонок собрался изнасиловать девочку! Невзирая на боль и тяжесть в голове, я сумел встать на ноги.
– Опомнитесь, лейтенант! – мой голос звучал глухо. – Она же еще ребенок!
Лейтенант Скотт повернул голову в мою сторону, его светло-серые глаза смотрели на меня с наглостью.
– Ах, защитник краснокожих язычников уже очухался! Что ж, подожди вместе со всеми, пока я буду заниматься с твоей спутницей.
– Она сестра Римского Носа. Задумайтесь о последствиях!
– В самом деле?! – удивился лейтенант. – Ну, для меня это большая честь. – Он обернулся к Мортону. – Надо же, сержант, искали Римского Носа, а нашли его родную сестру.
Он схватил руку Голубой Птицы и потащил ее в близлежащие сливовые кусты. Она сопротивлялась, кричала что-то на своем языке.
Я опустился на землю и обхватил голову руками. Мне было больно и стыдно за то. что тут творилось. Появись у меня в тот момент оружие, я бы с удовольствием расстрелял и наглеца лейтенанта, и бессердечного сержанта, и даже этих скалящихся молоденьких солдат, оживленно обсуждавших своего командира. Клянусь, я сделал бы это. и не дрогнула бы моя рука.
Через какое-то время удовлетворенный Скотт вышел из кустов, ведя девочку за руку. На ею губах играла улыбка, он. по всей видимости, был доволен собой. Усадив Голубую Птиц) на землю в дюжине футов от нас. он подошел ко мне.
– Признаться. Кэтлин, я неплохо выглядел.
– Ты животное, лейтенант! – отреагировал я с ненавистью. – Подлое, грязное животное!
Скотт рассмеялся мне в лицо.
– Зачем же так строго судить меня, Кэтлин? Ты хватил через край. Я всего лишь доставил себе маленькое удовольствие.
Он отошел к сержанту и о чем-то вполголоса с ним заговорил.
Я посмотрел на Голубую Птицу. Она сидела, опустив голову, и тихо плакала. Мое сердце обливалось кровью от жалости к ней и от своей беспомощности.
– Поди-ка сюда, Кэтлин, – послышался голос Скотта.
Я подошел. Он вертел в руках мой кольт и улыбался.
– Знаешь, у меня есть к тебе предложение, – с наигранной любезностью произнес он. – Ты сейчас возьмешь свой револьвер, в котором есть один патрон, и пристрелишь индеанку – не оставлять же ее в живых, чтобы она потом пожаловалась этому кровавому Римскому Носу – а я берусь доставить тебя в Форт Ларами и доложить полковнику Коллинзу, что ты во всем раскаялся… Ну, как, идет?
После того, что случилось с Голубой Птицей, я знал, что ее короткая жизнь на исходе. От моей ли руки, от чужой ли, она все равно бы погибла, но для меня открывалась возможность единственной пулей рассчитаться с этой мерзкой скотиной, лейтенантом. Я мало заботился о своем будущем, во мне горело желание пристрелить подлеца.
– Я согласен, – коротко сказал я и принял из рук Скотта оружие.
Голубая Птица по-прежнему сидела с опущенной головой. Я прицелился в нее. затаил дыхание, а потом резко навел ствол на лейтенанта и спустил курок. Осечка! Я снова попытался выстрелить – опять без результата. Пустой барабан лишь звонко щелкал от моих усилий.
– Ха-ха-ха! – раздался хохот Скотта. – Я же говорил тебе, Мортон, что этот мерзавец стал настоящим индейцем. Ты видел, как он старался отправить меня на тот свет?
Лейтенант стоял вполоборота ко мне, и не смог заметить моего рывка. Его заметили другие, но я действовал стремительно. Зажав в правой руке ствол кольта, я со всей силы обрушил увесистую рукоятку на голову Скотта. Прежде, чем чей-то приклад погасил мое сознание, я услышал. как треснул череп лейтенанта.
Мое пробуждение было долгим и тягостным. Темный мрак беспамятства отступал медленно, словно я был его ценным пленником. Он сдавал свои позиции потому, наверное, что крохотная искорка жизни мало-помалу разгоралась в моей груди и еще оттого, что его гнал прочь настойчивый голос. Этот голос был мелодичным, приятным, утешающим, дающим надежду и успокоение. Казалось, он звучал постоянно. Когда свет проникал в мое сознание, он лился, подобно волшебной музыке, когда же мрак простирал надо мной свою могучую длань, в нем слышались легкая грусть.
Я долю не мог понять, что мне говорил этот мягкий, бархатистый голос. У меня просто не было на это сил. Но настала минута, когда я, хоть и не четко, но смог разобрать:
– Джо, довольно спать. Ты должен проснуться.
Я с трудом раздвинул веки. Надо мной склонилось дивное лицо. В моих глазах все плыло и колыхалось, черты лица были неясными, зыбкими, но я узнал их.
– Лаура, – шепнули мои губы, и глубокая радость горячей волной обдала сердце.
Девушка прохладной ладонью провела по моему лбу.
– Да, это я, Джо. Побудь со мной немного.
Я окинул взглядом темное помещение, пропахшее выделанными шкурами и дымом костра.
– Где я? – слабым голосом спросил я. – Что со мной?
– Ты в лагере шайенов, в типи Джорджа Бента.
– Значит, мне повезло?
– Ты будешь жить, Джозеф. Мой отец был доктором.
– Как я оказался здесь?
– Не задавай больше вопросов и прими вот это – она поднесла к моему рту ложку из оленьего рога с какой-то целебной пахучей настойкой. – Лекарство придаст тебе сил.
Я выпил горькое снадобье и почувствовал, как меня охватывает мрак.
– Лаура, – успел прошептать я.
– Да, Джо. – Лицо девушки снова склонилось надо мной.
– Я люблю тебя!
За секунду до того, как погрузиться в сон, я ощутил на своих израненных губах легкий влажный поцелуй.
Я спал глубоким живительным сном, а когда очнулся, то сразу почувствовал себя лучше. Я приподнял голову и увидел Лауру, сидевшую спиной ко мне у очага и стряпавшую на нем какое-то замечательное кушанье. Тесное пространство типи было буквально пропитано ароматными запахами.
– Лаура. – позвал я.
– О, Джозеф! – обернувшись, воскликнула девушка. – Как ты себя чувствуешь?
Она поднялась и присела на лежанку из бизоньих шкур. Ее лицо светилось, глаза сияли.
– Знаешь, настолько хорошо, – с улыбкой сказал я, – что с удовольствием попробовал бы твоего кушанья.
– Вот это здорово! Я знала, что делаю.
Спустя мгновение она поднесла мне деревянную тарелку, наполненную каким-то густым варевом, и ложку из оленьей кости.
– Сможешь присесть? – спросила она.
– Попробую, – ответил я, приподнимаясь на лежанке и протягивая руки к тарелке.
– Нет, нет, только присесть, – категорично заявила она. – Ты еще слаб, и уж позволь мне покормить тебя.
– Лаура, мне так неудобно… – попробовал возразить я.
– Джозеф Кэтлин, – полусерьезным тоном произнесла она, – вы обязаны слушаться своего доктора.
– Слушаю и повинуюсь. Но сначала я хотел бы узнать, чем меня собираются потчевать?
– О, это вкуснейшее блюдо, Джо, – поспешила заверить она. – Густой суп из бизоньих мозгов, заправленный ароматными травами.
Следующие несколько минут я прилежно открывал рот, чтобы насытиться этим действительно вкусным блюдом. Я был не против и попросить добавки, но Лаура ограничилась одной тарелкой, сославшись на мой ослабевший желудок.