– Едут! Едут! Кодя едет! Новенькая едет! Вон они, уже близко! Смотрите! Смотрите! – внезапно раздаются голоса воспитанниц Лесного убежища, и черному Жучку волей-неволей приходится отложить свое намерение до более подходящего случая.
И вот из-за ближайшей группы сосен показывается коляска. В ней сидит молодая еще женщина, лет тридцати двух, с красивым, усталым и очень озабоченным лицом, и…
И… больше в коляске никого нет.
– А где же новая девочка? – вырывается один общий вопрос из груди всех присутствующих, взрослых и детей. – Да где же она?
Взволнованная Валерия Сергеевна выходит из коляски.
– Мама Валя, а где же сиротка? – спрашивает, протискиваясь вперед, Ляля-малютка и, на правах самой маленькой воспитанницы, виснет на шее начальницы.
Попробовал последовать ее примеру и Жучок, который со всех ног кинулся на грудь хозяйке, но Слава, а за ним и Люся опережают его, и Жучку остается только одно удовольствие – облизать затянутую в перчатку руку Валерии Сергеевны.
Все двенадцать воспитанниц Убежища вмиг окружили начальницу.
– Что случилось с девочкой? Почему ее нет? – наперебой спрашивают они.
Расстроенная не меньше детей Валерия Сергеевна отвечала:
– Я обошла весь поезд, все вагоны, расспросила кондукторов, всю поездную прислугу, но мне никто не мог сказать, где находится маленькая девочка. Говорили о каком-то подростке, очень живом и шаловливом, ехавшем до предпоследней станции, но на последней остановке он куда-то исчез. Во всяком случае, дети, это была не Кодя. Ведь меня просили взять в приют бедную, маленькую, убитую горем сиротку, а не шаловливого подростка. Стало быть, это не она.
– Не она!.. – эхом откликнулись двенадцать детских голосов.
– Должно быть, она приедет с вечерним поездом, – предположила доктор Анна Васильевна.
– Если угодно, я поеду встретить ее вместо вас, вы, должно быть, устали, – с готовностью предложила начальнице Марья Андреевна.
Не успела Валерия Сергеевна ответить своей помощнице, как отчаянный лай огласил усадьбу. Два злющих дворовых пса, Полкан и Рябчик, оглушительно залились на весь лес. Им откликнулся звонким тявканьем Жучок, пулей сорвавшийся с места и с быстротой молнии исчезнувший в кустах.
Дети испуганно устремили глаза туда, откуда донесся подозрительный шорох, где затрещали сучья под чьими-то быстрыми шагами и где отчаянно, словно обезумевший, метался Жучок.
– Там кто-то чужой! – вскрикнули лесные девочки.
– Неужели волк?! – испуганно взвизгнула Катиша-трусиша, прячась за спину сестры и собираясь зареветь.
– Волк не волк, а медведей целый полк, – подзадорила ее Софочка.
– Или разбойник! – прибавила Люся.
– Нет, просто новый индеец из племени лесных братьев, – предположил Слава, бредивший рассказами о краснокожих.
– Кхи-кхи-кхи, я боюсь!.. – снова запищала Катя, меняясь в лице.
– Слава, дай мне твою палку, я буду охранять маму Валю от разбойников и волков! – отважно крикнула Саша-растеряша и, по рассеянности, выхватив из рук Славы фуражку, которую тот как раз снял с головы, замахнулась ей, как дубинкой, на невидимого врага.
– Ай! Ты же меня задела! – взвизгнула Катиша, хватаясь за нос, которому нечаянно попало от энергичной Сашиной руки.
– Нет, уж если на то пошло, то защищать вас всех буду я! Ведь я среди вас единственный мужчина. – И Слава, гордо подняв палку одной рукой, другой лихо уперся в бок и выступил вперед с видом настоящего бравого вояки.
В это время кусты зашуршали сильнее и раздались на обе стороны под чьей-то уверенной рукой, и перед лицом двенадцати пансионерок, их четырех воспитательниц и двух хозяйских детей появилось что-то такое необычайное, странное, смешное и удивительное, что все присутствовавшие остолбенели от неожиданности и удивления…
Глава IV. Неужели это она?
Перед изумленной публикой стояла рослая, крепкая фигурка, в шляпе грибом, в высоко подоткнутой юбке, с перекинутым за плечи узелком, привешенным на конце палки, которую она держала, как коромысло. На другом конце здоровенной дубинки болтались сапоги с засунутыми внутрь чулками и подвязками. Из-под шляпы-гриба можно было увидеть только нижнюю часть лица – здоровые, пышущие румянцем щеки и дочерна загорелую шею. Такими же загорелыми были и руки, длинные сильные пальцы которых крепко держали палку. Верх видавшей виды шляпы порвался, и сквозь образовавшееся отверстие можно было разглядеть на голове густую шевелюру коротко стриженных темно-русых волос.
На вид, по росту, вновь появившейся можно было дать лет двенадцать-тринадцать; она, казалось, на целый вершок была выше Липы, Веры и Мани, самых крупных девочек Убежища. И среди остальных худеньких, хрупких, болезненного вида воспитанниц казалась настоящим богатырем.
Странная девочка не спеша вылезла из кустов, степенно переступая босыми ногами, приблизилась к группе изумленно смотревших на нее людей и, ни к кому не обращаясь, спросила:
– А где здесь будет начальница? – и, сдвинув шляпу на затылок, как это делают мальчики, внимательным взглядом обвела всех присутствующих.
Глаза у нее были маленькие, смеющиеся и задорные. Голос грубоватый, как у мальчика, а большой рот при улыбке открыл два ряда таких ослепительно-белых зубов, что белизна их могла сравниться разве что со снегом или сахаром.
Когда шляпа девочки съехала на затылок, на лбу показался презабавный хохолок, непонятно как отделившийся от щетинки стоявших дыбом, как у ежика, коротких волос.
– Начальница Лесного убежища – я. Что тебе надо от меня, девочка? – ласково обратилась к странной посетительнице Валерия Сергеевна.
– Очень приятно познакомиться с вами, – вежливо сказала в ответ девочка, бесцеремонно разглядывая госпожу Симановскую и в то же время несколько раз подряд кивая ей головой – как равная равной. – Я о вас слышала много, очень много хорошего. И хотя не очень-то обрадовалась, когда мне велели ехать сюда, ну, да делать нечего, пришлось, как видите, покориться. Позвольте представиться: меня зовут Кодя Танеева. Мне девять лет. Приехала поступить к вам, в Лесное убежище, хотя, повторяю, я не очень-то этому рада. Но, надеюсь, как-нибудь привыкну. Да и вы, думаю, останетесь мной довольны, хотя я – большая шалунья.
Тут девочка схватилась за концы своей высоко подобранной юбки и отвесила изумленной Валерии Сергеевне глубокий и почтительный поклон.
– Кодя! Кодя! Неужели это она?! Неужели это тринадцатая девочка?! Неужели это и есть та сиротка, которую мы так долго ждали? – зазвучали вокруг необыкновенной гостьи взволнованные детские голоса.
– Она и есть, – уверенно подтвердила Кодя и быстрыми, плутоватыми глазками снова окинула лица будущих подруг. – Ба! Мальчуган! – неожиданно весело вскрикнула она при виде Славы, и радостная улыбка озарила, как солнце, ее некрасивое, большеротое мальчишеское лицо. – Вот уж не ожидала, что встречу здесь мальчишку! Очень рада! Очень рада! Я люблю мальчишек больше, чем девочек. Девчонки плаксы, трусихи, ревут из-за всякого пустяка. А мальчишки – молодцы. Совсем иное дело. Как тебя зовут? Хочешь быть моим другом? – с этим неожиданным вопросом Кодя подбежала к Славе и изо всех сил хлопнула его по плечу.
– А ты любишь играть в индейцев? – в свою очередь с озабоченным видом осведомился Слава.
Но новенькая не успела ему ответить. Валерия Сергеевна решительно взяла ее за руку и притянула к себе.
– Послушай, однако, Кодя, как ты попала сюда? Я искала тебя на станции, в вагонах, всюду. И вдруг совершенно неожиданно ты появляешься перед нами из кустов. Скажи мне, по крайней мере, как это все случилось?
– Как случилось? Гм, гм, гм, как случилось…
Девочка вскинула на начальницу свои маленькие глазки, потеребила хохолок на лбу, посмотрела на небо, потом на кусты и только тогда начала говорить.
– Меня посадили в вагон вместе с дорожными попутчиками, друзьями покойного папы, – уже совсем иным, серьезным тоном сказала Кодя. – Они должны были довезти меня до места… Но город, куда они ехали, как оказалось, находится ближе, не доезжая вашей станции. Они вышли, таким образом, на три часа раньше меня, строго-настрого приказав мне ехать смирнехонько до места и ждать вас там, в вагоне, – словом, быть умной и во всех отношениях благовоспитанной девицей. Ну, хорошо, я и поехала… А по дороге мне пришла в голову маленькая, совсем простая мысль – сделать приятный сюрприз, явившись в Убежище самым неожиданным образом. Я незаметно выскользнула из вагона на вашей станции, прошмыгнула к вашей коляске и, незамеченная вами, проехала вместе с вами три четверти всего пути…
– Как со мной? В моей коляске? – удивилась Валерия Сергеевна.
– Ну, не совсем в коляске, – засмеялась Кодя, и при этом ее зубы сверкнули, как жемчужины. – Я примостилась позади коляски, знаете, как это делают ловкие мальчишки, мои большие друзья…
– Ах! – с неподдельным ужасом вырвалось при этих словах у трех воспитательниц и няни. – Она ехала, прицепившись к задку коляски, как уличный мальчишка!
Лесные девочки раскрыли рты от удивления. Одна только Софочка тихонько засмеялась, прикрыв рот рукой, и лукаво переглянулась с Люсей и Славой, по-видимому высоко оценившими поступок новой воспитанницы.
А та как ни в чем не бывало бойко поглядывала на присутствующих своим озорным, смеющимся взглядом и плутовато подмигивала Славе и Люсе, сочувственно улыбавшимся ей.
Кодя продолжала:
– За несколько минут до приезда сюда я соскочила со своего неудобного сиденья и решила пройтись пешком, чтобы поразмять ноги. Да и интереснее пешком прогуляться – в такую-то погоду. Вот я и сняла сапоги, подыскала палку и превратилась, как видите, в настоящую странницу, каких рисуют на картинках. И вот я здесь…
– Очень жаль, что ты появилась именно так, а не иначе, – серьезным тоном сказала Марья Андреевна. – Мы тут готовили тебе торжественную встречу, а ты предпочла другой способ появиться здесь…
– Это ничего! – бойко ответила новенькая. – Встречу можно устроить и сейчас. Никогда не поздно устраивать встречи! Для начала я сяду на этот пень, а вы подходите ко мне и приветствуйте меня с приездом. Подношения и речи я принимаю от всего сердца… Однако нечего медлить. Раз! Два! Три! Не томите меня, пожалуйста, так как долго сидеть на одном месте я не умею.
И Кодя, быстро-быстро перебирая своими босыми пятками, подбежала к широченному сосновому пню, важно уселась на нем, поджав под себя ножки, тщательно расправила юбку и приготовилась слушать и принимать подарки.
Глава V. Первый блин комом
Первыми выступили вперед малютка Ляля и белокурая Наташа с двумя огромными букетами незабудок в руках. За ними шла Софочка; скосив глаза в сторону, она повторяла про себя слова ей же самой приготовленной речи.
– Здравствуй, новенькая! – бойкой скороговоркой начала Софочка, приблизившись к Коде и отвесив ей низкий поклон. – Мы тебя ждали, ждали, цветы тебе рвали, рвали, другом тебе быть обещали. Тебя решили любить и ласкать, всячески вместе тебя развлекать. Делиться с тобой каждой конфеткой, а при случае, может быть, и котлеткой. Никак тебя не сердить и подругами верными быть…
– И вместе шалить… – подсказал Слава, и Софочка, ко всеобщему удовольствию, подхватила его слова:
– И вместе шалить!..
– Ха-ха-ха! Непременно! Ха-ха-ха! – отозвалась новенькая. – Шалить я люблю, шалю, когда только вздумается. Смотрите, какая я сильная! Глядите, какие у меня мускулы!
Она живо отвернула рукава своей кофты до самого плеча и крепко согнула руку в локте.
Слава, как знаток, подошел и с многозначительным видом осмотрел Кодины «мускулы» – небольшой толстенький бугорок, надувшийся у нее на руке. И тут же одобрил их.
За ним подошел и Жучок, который тщательно обнюхал «мускулы», лизнул их и, видимо, тоже одобрил, поскольку неожиданно взвизгнул от удовольствия.
Потом выступили Вера, Сара Блюм и Оля Хмурова со своими «сладкими» подарками, как назвала их подношения проказница Софочка.
– Это мы тебе гостинцы приготовили: пастилу, пряники и лесную землянику, – просто сказала Вера, серьезно взглянув на новенькую.
– Земляника, пастила, говорите? Очень хорошо! Если бы я знала, что получу такие вкусные подарки, я бы поступала в Убежище не менее трехсот шестидесяти раз в году! – весело воскликнула Кодя, ставя на свободное местечко возле пня поднесенные ей лакомства.
– А вот и живой кузнечик, которого я специально для тебя поймала в лесу, – подходя к новенькой, произнесла в свою очередь Катиша и протянула ей тщательно обвязанную бумагой банку.
Новенькая с живейшим интересом схватила банку.
– Живой кузнечик! Он стоит того, чтобы хорошенько рассмотреть его со всех сторон!
Она осторожно развернула бумагу и заглянула в банку.
– Тише, ради Бога, тише! – закричали девочки. – Он же улетит!..
– Он улетит!.. – вторил им Слава.
– Гав! Гав! Гав! – подтвердил на своем собачьем языке Жучок.
– Да где же он, твой кузнечик? Банка-то пустая!.. – разочарованно протянула новенькая.
Четырнадцать детских голов и одна собачья окружили банку.
Она и на самом деле оказалась пустой. В ней не было никакого кузнечика. Решительно ничего там не было.
– Господа! – воскликнул Слава. – Он или улетел, или его съел Жучок. Жучок, ну-ка, открой рот! – тут же приказал он дружку тоном начальника.
Обиженный Жучок предпочел с оскорбленным видом отойти прочь, нежели открывать рот. Его собачье самолюбие не допускало таких обидных подозрений.
– Ай-ай-ай!.. И незабудок нет, и земляники тоже! – неожиданно вскричала Люся.
Действительно, ни земляники, собранной в лесу Олей, ни незабудок, нарванных всеми детьми вместе, не оказалось около пня, на котором сидела Кодя. Зато на их месте стояла Болтушка и с глупым, но весьма самодовольным видом поглядывала на детей.
– Ах, какая чудесная! – воскликнула Кодя и с размаху обняла овечку.
Болтушке, однако, вовсе не понравилась эта «нежность». Испуганным прыжком она отскочила от Коди и с места в карьер кинулась в чащу.
– Что? Удираешь? Как бы не так! – весело закричала новенькая и, мгновенно вскочив с пня, стремительно помчалась за Болтушкой.
– Я тебя поймаю! Сейчас поймаю! Вот увидишь, глупышка! – смеясь, кричала девочка, продолжая во весь дух мчаться за овечкой.
За Кодей, в свою очередь, заливисто лая, помчался Жучок, не имевший достаточной силы воли, чтобы удержаться на месте при виде бегущих детей.
За Жучком кинулся Слава с отчаянным криком:
– Назад! Назад! Тубо[1], Жучок! Разбойник ты этакий! Тубо, тебе говорят!
И все четверо скрылись в ближайших кустах.
– Какая странная девочка! – задумчиво промолвила Валерия Сергеевна, глядя вслед Коде.
– Весьма, весьма, – поддакнула Анна Васильевна. – Судя по ее первым поступкам, отчаянная шалунья, но, во всяком случае, очень веселая девчушка, живая, бойкая, смелая…
Марья Андреевна тихо покачала головой:
– Боюсь только, не причинила бы она слишком много хлопот нашему тихому Убежищу своей буйной натурой…
Няня Ненилушка, поправив очки, сползшие на нос, ворчливо добавила:
– Поздравляю вас, государыньки мои! Какого башибузука к нам прислали! Сорвиголова прямо! Я бы ее ни за что здесь не оставила!
– А все-таки ее нельзя отослать обратно, – тихо, чтобы не слышали дети, возразила Валерия Сергеевна. – Девочке некуда деваться – это раз, а отправить ее в другое, более подходящее ее характеру воспитательное заведение тоже нельзя. Ее мать и бабушка, насколько я слышала, умерли от чахотки. Кто знает, может быть, и в этой здоровой, на вид крепкой девочке таится тот же недуг. И наш лесной воздух, насыщенный смолой и хвоей, не может не принести ей пользы.
– Ишь ты!.. Чахоточная! Куда там! Щеки, того и гляди, лопнут от здоровья! – снова заворчала Ненилушка и вдруг, неожиданно всплеснув руками, отчаянно закричала:
– Глядите-кось, глядите, что наделала чахоточная ваша! Батюшки мои! Да где ж это ты портрет свой так попортила, государынька ты моя? – и, еще раз всплеснув руками, няня с проворством молоденькой девушки бросилась навстречу Коде, выбравшейся из чащи и тащившей за рога Болтушку.
Впрочем, появившаяся из леса девочка была сейчас настолько похожа на недавнюю Кодю, насколько может походить негритянка на жительницу европейской столицы.
Болтушка, кстати, ей не уступала. И девочка и овца были сплошь покрыты черными комьями грязи. Светлое платье Коди, белая шерсть овечки, руки и ноги девочки – все было чернее ночи. Зато маленькие плутовские глазенки девочки сверкали неподдельным восторгом, когда она, размахивая грязными руками, похожими на руки трубочиста, только что вылезшего из трубы, громко закричала, заставив снова отчаянно забеспокоиться сторожевых псов, Рябчика и Полкана: