– Это опасно?
Кирилл похлопал меня по плечу.
– В дурку могут увести.
– Не слушай его, Славка. Я уверена это твоя первая и последняя паническая атака.
– Думаешь?
– Да все в порядке будет, Слав. Лилька права, ночью у тебя сдали нервишки, с кем не бывает.
Лиля посмотрела на часы.
– Ребят, пошли в класс, сейчас новая училка придет.
– Как новая? – удивился я.
– Разве ты ему не сказал?
Кирюха стукнул себя ладонью по лбу.
– Забыл! Слав, нас ещё в пятницу предупредили, Галина заболела, с понедельника замена будет.
Я был удивлен и обрадован одновременно. Удивлен, потому что Галина Егоровна никогда прежде не болела, а если даже и температурила все равно приходила в школу и стоически гнусавила у доски новые темы. А обрадовался я по понятным причинам: мне всегда казалось, и казалось не без основания, что наша математичка ко мне несправедлива, я незаслуженно впал к ней в немилость, поэтому появление новой учительницы оказалось как нельзя кстати.
Урок начался, мы сидели на своих местах, училка опаздывала. Не очень-то прилично с её стороны – опоздать в класс в первый рабочий день. Минут через десять пришла наша классная, а с ней новая математичка.
Познакомившись с классом – она поочередно называла наши фамилии, а мы вставали – училка открыла толстую тетрадь, сделала какие-то записи и вызвала меня к доске. Меня! Сразу после трехнедельной болезни. Я, конечно, намекнул ей, что сегодня в школе первый день после ангины, мол, имейте снисхождение, войдите в моё положение, но мои доводы показались ей малоубедительными.
– Я тоже сегодня первый день в вашей школе, – сказала она хорошо поставленным голосом. – Задание двести девятнадцатое. Третье уравнение. Решай!
– Но…
– Бери мел и смотри на доску.
Мел-то я взял, на доску смотрел, только толку от этого было чуть. Я понятия не имел, как решать уравнение. Переписав его из учебника, повернулся назад и встретился взглядом с Кирюхой. Он развел руками, мол, извини, сам не знаю.
Лилька начала подсказывать мне с первой парты громким шепотом:
– Иск квадрат, плюс игрек…
– Что за разговоры! – училка сердито уставившись на Лилю.
Мне не оставалось ничего другого, как рисовать внизу доски черточки и кружочки. Просто так, чтобы убить время.
Минуты через три «добрая» учительница – для меня она уже была врагом номер один – прочеканила:
– Садись. Два!
Я вытер руки о мокрую тряпку и вернулся за парту. Прошло минуты полторы и меня с позором выгнали из класса за болтовню с Кирюхой. Ну и денек сегодня, думал я, спускаясь на первый этаж. Каких сюрпризов мне ещё ждать от первого после болезни понедельника?
Охранника как обычно не оказалось на месте, чем я не преминул воспользоваться – толкнул дверь и вышел на крыльцо.
Глава третья
Привет из зазеркалья
День был хмурым, накрапывал дождь. Кто-то успел раскрыть зонт, другие только доставали зонты из сумок и пакетов, а парень – он шел быстрым шагом мимо школьных ворот – накинул на голову капюшон синей толстовки.
Мне нравится дождь, люблю (когда не сильно льет) пройтись без зонта, ловко обходя мелкие лужи и ловя на себе любопытные взгляды прохожих. Я бы и сейчас не прочь прогуляться до ближайшего супермаркета, но боюсь, не успею вернуться к английскому – опоздаю на урок.
Я хотел зайти в школу, но внимание привлекла женщина в длинном плаще, стоящая недалеко от ворот под широким черным зонтом. Она стояла на тротуаре и совсем не брала в расчет тот факт, что мешает людям; её обходили стороной, что-то говорили сердито, пытались добиться от неё ответа, но безрезультатно. Она продолжала стоять как вкопанная.
Внезапно прогремел гром, сработало несколько машинных сигнализаций, а стайка птиц – по-моему, воробьи – поспешно перелетела с березы на росший в глубине школьного двора мощный тополь. Женщина опустила зонт. Я замер.
Я узнал её сразу, не мог не узнать. Это лицо до конца жизни будет преследовать меня, напоминая о том субботнем вечере, дома у Лизки. Женщина, не моргая, смотрела на меня. Как и в тот раз, ночью, когда она смотрела на меня из зазеркалья, я прочел в её взгляде немой вопрос.
Стало не по себе. Я дернулся назад, в памяти яркими вспышками замелькали картинки того вечера: комната, компьютерный стол, монитор, дурацкое гадание, шутки Лизкиных друзей. Потом я в комнате один, зеркало и она, незнакомка, тянущая ко мне руку с растопыренными пальцами.
Прозвенел звонок, я потянул на себя дверь, заметив, как женщина, сойдя с тротуара, начала спешно переходить дорогу, приближаясь – о ужас! – к школьным воротам.
Я рванул внутрь. Пробежав мимо охранника, вроде он даже толком не понял, что это было, прильнул к окну в узком коридоре, откуда отлично просматривался вход в школу. Женщина стояла у самых ступеней, подняться на крыльцо она не решалась, колебалась, на лице застыла неуверенность, робость.
Трудно описать, каких усилий мне стоило держать себя в руках и не начать паниковать прямо здесь и сейчас. Если Лилька права и минувшей ночью со мной действительно случилась паническая атака, то её новый приход не за горами. Мне опять нехорошо, опять трудно дышать, сильно колотится сердце, вспотели ладони, спина, лоб, я чувствую себя так, словно несколько часов провел в парилке и теперь, еле живой, вырвался наружу.
Когда на крыльцо вышли старшеклассники, женщина в плаще быстро пошла прочь. Она не оглядывалась, шла к торцу здания, а, поравнявшись с мусорным контейнером, остановилась. Я уже знал, что за этим последует, недаром смотрю ужастики, наизусть выучил правила жанра, оттого и покрылся липким потом, крепко держась за подоконник. Медленно, нарочито медленно и неестественно, женщина начала поворачивать голову в мою сторону.
Мне бы следовало отскочить от окна, но я прирос к полу. И даже когда она впилась в меня взглядом голодного хищника, говорившего о том, что моя песенка спета, сопротивляться бесполезно и ловушка вот-вот захлопнется, я продолжал смотреть на неё, замерев от ужаса.
– Ты инглиш сделал? – чья-то рука коснулась моего плеча.
Кирюха не ожидал, что я поведу себя не совсем адекватно, но с реакцией у него был полный порядок. Поэтому едва я замахнулся, чтобы нанести удар, он ловко перехватил мою руку.
– Слав, ты чего?
– А, это ты, – промямлил я, быстро глянув в окно. Женщина исчезла.
– А ты кого ждал?
– Слушай, я, наверное, домой пойду. Вечером созвонимся.
– Подожди, а английский?
– Мне не до английского, плохо себя чувствую.
– Слав, постой, что-то случилось, – это был уже не вопрос, а утверждение. – Рассказывай.
– Кирюх, позже, не сейчас. Отмажь меня на ингише, хорошо?
– Вечером жду звонка, – сказал Кирилл, провожая меня беспокойным взглядом.
У выхода на меня налетела Петрищева.
– Где ты шляешься? – закричала Танька. – Всю школу обегала, пока нашла.
– Зачем искала?
– Так, если не ошибаюсь, ты должен составить текст о Глазго.
– Чего?!
Танька вытащила из рюкзака тетрадь, начала её судорожно листать, а отыскав нужную страницу, возликовала:
– Все правильно. За тобой Глазго! Короче, долго не затягивай. Минут десять – не больше. Сразу после тебя с докладом выступаю я. Он у меня длинный, минут на двадцать. Если ты…
– Подожди, Тань, я не врубаюсь, какой Глазго, какой доклад? Ты вообще о чем?
– Издеваешься? У нас сейчас английский.
– И что?
– Твоя очередь делать доклад о Глазго.
– Да ладно?
– Ты не подготовился?
– Нет.
– Почему? – Танька была и рада и огорчена. Рада, потому что появился шанс выступить со своим собственным докладом первой (болтать у доски Петрищева любила), а огорчилась машинально, на всякий случай.
– Впервые слышу о докладе.
– Я тебе раза три о нем напоминала.
– Значит, забыл. Что ты от меня хочешь, я первый день после болезни. Сначала математичка довела, теперь ты со своим Глазго привязалась, – я сделал несколько шагов к выходу, но Танька схватила меня за руку.
– Куда намылился?
– Домой.
– А английский?
– У меня голова болит.
– Так-так-так.
– Не так-так-так, а болит голова. – И я ничуть не лукавил. После встречи с женщиной в черном плаще голова разболелась нещадно.
– Болит голова, сходи к медсестре – даст таблетку.
– Обойдусь.
Танька достала из пенала ручку.
– К следующему понедельнику подготовишь доклад о Глазго.
– Подготовлю – буркнул я.
– Докладик небольшой – на один лист.
– На одни лист?! Это уже не доклад, а докторская диссертация.
– Можешь подготовить на одну страницу, – смилостивилась Танька. – И над произношением поработай, а то будешь окончания зажевывать.
– Англичане сами окончания зажевывают.
– Я тебя предупредила.
Отмахнувшись от Петрищевой, я вышел из школы. Не помню, как дошел до дома, как поел, включил комп и что-то искал в Интернете. Несколько часов жизни необъяснимым образом выпали из памяти. Я думал только о женщине из зазеркалья. Образ женщины не выходил из головы, он терзал меня, мучил, доводил до отчаянья, пугая своей настоящей сущностью, которую я, увы, не мог списать на богатое воображение и проделки разбушевавшейся фантазии.
Вечером в окно моей комнаты настойчиво билась птица; птицу не спугнули ни крики, ни взмахи рук, ни даже стук по стеклу, она улетела, когда я открыл окно и практически силой спихнул её с карниза. Птица, бьющая клювом по стеклу – плохой знак. И хотя в приметы я не особо верю, и никогда не паниковал при виде черных кошек, рассыпанной соли и числа «13», то в свете последних событий, моя непоколебимая уверенность, что все мистическое и потустороннее можно увидеть исключительно на экране телевизора, сильно пошатнулась. Теперь я верил во все сразу: в кошек, соль, числа, птиц, сны, пустые ведра, голоса и даже в домовых.
В четверть одиннадцатого позвонила Лизка. Без долгих предисловий она сообщила, что сегодня днём ни с того ни с сего треснуло зеркало. То самое, в котором я увидел женщину. Лизка, конечно, не придала этому значения – ну треснуло, значит, треснуло – но посчитала нужным поставить меня в известность.
И снова я напрягся, снова увидел прямую связь между появившейся у школы женщиной, птицей, упорно долбящей клювом по стеклу и треснувшим зеркалом.
В полночь, когда все домашние уже спали, я услышал в коридоре шаги. Прислушался. Кто-то прошел мимо моей комнаты, на миг задержался возле двери – я во все глаза смотрел на дверную ручку, опасаясь, что она начнет опускаться – а затем шаги стали удаляться. Неизвестный отправился на кухню.
Может, дед проснулся, мелькнула мысль. Они с бабушкой приехали к нам погостить, и дед часто ночами колобродит по квартире, мучаясь от бессонницы. Выйти, проверить? А если это не он? Что делать тогда, сидеть и ждать?
Рон спал возле двери, не проявляя беспокойства. Хороший знак. Если овчарка спит, значит ничего страшного не происходит.
– Рон, – позвал я пса.
Он открыл глаза, посмотрел на меня не то лениво, не то отрешенно и зевнул.
– Ты слышишь что-нибудь?
Рон вильнул хвостом.
– Иди ко мне. Ко мне, Рон!
Сев на корточки и обхватив Рона двумя руками за его мощную шею, я опять посмотрел на дверь. Шаги в коридоре возобновились. Рон оставался спокойным.
На цыпочках я подошел к двери, приложил к ней ухо, слегка дотронувшись пальцами до ручки. Рон навострил уши.
Шаг. Второй шаг. Третий. Тишина. Снова шаг…
Я распахнул дверь, в коридор упал яркий свет из комнаты. Никого. Зато я ощутил холод, будто сейчас была лютая зима, а у нас настежь открыты все окна.
– Дед, это ты? – на всякий случай спросил я.
Вместо ответа я услышал шаги на лестничной площадке, рядом с нашей дверью. Площадка была пуста, все, что я увидел в глазок это три двери, лифт и лестничный пролет.
Рон стоял рядом, тыкался мордой мне в бок и едва слышно поскуливал.
– Тебе бы только спать.
Рон гавкнул.
– Тихо.
Обидевшись, Рон опустил голову и поплелся в мою комнату. Там, не раздумывая, он прыгнул на кровать, потоптался и разлегся, как король, оставив мне место на самом краешке.
Заснуть я не мог. Как ни старался, как ни ворочался, а сон не шел. К тому же Рон сильно сопел над самым ухом, а то и похрапывал. Только я провалюсь в дрему, а тут сразу «Хр-р-р, хр-р-р».
Маразм какой-то, я стал излишне нервным и мнительным. Лежу без сна, а в голову всякая ерунда лезет. Мысли – одни чернее других. Даже наличие рядом огромной овчарки не спасает от странных необъяснимых страхов. Я боюсь засыпать. В это трудно поверить, но я действительно боюсь засыпать!
Сознание не прочь на время отключиться, оно нуждается в отдыхе, а подсознание настойчиво подает сигналы, запрещающие телу полностью расслабляться.
Я лежал и прислушивался к малейшим шорохам, скрипам и стукам. У соседей что-то упало на плиточный пол – я вздрогнул. За стеной скрипнула кровать – я привстал. А когда на улице послышался рев мотора и свист шин, терпение лопнуло.
Злость придала сил. Удивительно, но она смогла побороть и страх и тревогу, и чем больше я злился, проклиная женщину в плаще, чье лицо впервые увидел на том злополучном дне рождении, тем больше я успокаивался, ощущая потребность в отдыхе.
Я не сомневался, что теперь мне удастся заснуть без проблем, я смогу не обращать внимания на посторонние шумы, смогу расслабиться, потому что для себя твердо решил, чтобы ни случилось, а утром мне при любом раскладе тащиться в школу.
Но ничто, к сожалению, не вечно. И моя злость, а с ней заодно и кратковременное бесстрашие мгновенно испарились, едва я зашел в ванную, собираясь умыться. Я не увидел своего отражения в зеркале, я вообще не увидел там отражения, зеркало представляло собой абсолютно черное полотно. Как окно в никуда, в бездну. Сообразить, что произошло, я не успел, зеркало скрипнуло, и в последующую секунду я увидел массивную деревянную дверь с красивой резьбой и медными вставками. И сразу понял, скрипело не зеркало, скрип создавали тяжелые дверные створки.
Возникла дымка, дверь стала едва различимой, в зеркале появилось мое отражение: вытянутое лицо, вытаращенные от ужаса глаза с расширенными зрачками, чуть приоткрытый рот и взлохмаченные волосы.
Умываться я не стал, вернулся в комнату, сел на кровать и понял, что влип в какую-то очень неприятную историю.
…На следующий день после уроков, тщательнейшим образом обследовав наше зеркало и не обнаружив ничего необычного, Лилька пожала плечами.
– Не понимаю, как такое могло произойти. Во всяком случае, разумных объяснений у меня нет.
– А неразумных? – спросил Кирюха.
– Остается мистика.
– Это меня и напрягает, – признался я.
– Массивная дверь с резьбой, – проговорила Лиля, вернувшись в мою комнату. – Знак? Предзнаменование? Или, вероятней всего, предупреждение?
– Почему вероятней всего?
– Потому что здесь замешано зазеркалье. Известны случаи, когда люди, столкнувшись с миром зазеркалья, умирали от разрыва сердца или удушья.
– Ты веришь в это?
– Верю, – призналась Лилька.
– Какая туфта, – засмеялся Кирюха. – У Славки в ванной комнате обыкновенное зеркало. И нет там никакого зазеркалья. Развели тут детский сад. Помните, нам физичка рассказывала, как серебряные зеркала делают?
– Не помню, – признался я.
– Лиль, – Кирюху толкнул сестру в бок. – Ты ж помнишь. Расскажи.
– Сам мог бы прочитать. Отражающим слоем служит раствор серебра, потом на него наносится защитный слой специальных склеивающих химикатов. Плюс несколько слоев защитного лакокрасочного покрытия.
– Ты сама об этом сказала, – обрадовался Кирилл. – Тогда объясни, при чем здесь зазеркалье? Все просто, как утюг. Взяли стекло, покрыли всякой фигней – получилось зеркало. Где зазеркалье?
– Отстань. Зазеркалье существует. Это доказанный факт.
– Да? Слав, слышал, оказывается, уже доказали. Интересно, кто и когда?
– Кирилл, хватит ерничать! Зеркала наиболее опасные посредники между нашими мирами. В них всегда есть тайна, разгадать которую человек не в состоянии. Можно строить догадки, предполагать, но никогда ты не будешь до конца уверен, что твои выводы имеют отношение к правде. Зеркало – это вечная тайна!