Ещё один правый поворот. Осталось только два левых.
Энгль крепко сжал руки друзей. Тор почувствовал, что ладонь Энгля стала скользкой от пота.
Что-то вроде слабого порыва ветра пощекотало шею Тора… но это же невозможно. Они ушли на много миль под землю.
Но вот он – ещё один порыв ветра разворошил его волосы, прилипшие к потному лбу.
Тор понимал, что пожалеет об этом, но всё-таки оглянулся через плечо, веря, что Энгль и Мельда не собьются с пути. Его лицо обдало чьим-то горячим дыханием. Тролль с рыком потянулся вперёд, и Тор закричал, почувствовав, как коготь процарапал ему руку по всей длине.
Он споткнулся и вдохнул целое облачко каменной пыли. Десятки челюстей хватали воздух над ним – тролли отчаянно старались откусить от него хоть кусочек.
Тор крепко зажмурился, боясь, что даже в темноте к нему всё равно придёт смерть в виде разверстой пасти тролля. Он приготовился ощутить, как острые, словно кораллы, зубы вонзятся глубоко под кожу, и под ним начнёт собираться лужа его же крови.
Тор услышал (как ему подумалось) последний в жизни звук: крики его друзей.
– Отойди от него!
– Забери вместо него мятные рулеты!
Вскрик: кто-то из них пнул тролля.
– Уходите! – воскликнул Тор, стараясь не выказать страха в голосе. – Уходите, спасайтесь!
Поняв, что друзья не послушались, он был наполовину разочарован, наполовину рад. В конце концов, он же теперь больше не лидер.
– Тор! – крикнула Мельда. – Не дай им тебя укусить, Энгль говорит, что не…
Он закричал.
Его ступню словно пронзила гигантская иголка. В костях заплясали искры боли. Вся ступня онемела – Тор был совершенно уверен, что тролль откусил её целиком.
Через мгновение Мельда тоже закричала:
– Ай, мои волосы!
И коридор вдруг озарился светом, исходящим из протянутой руки Энгля. Девушка размером с морковку отчаянно пыталась вырваться из его хватки, сияя с головы до пят.
Тролли, сидевшие вокруг Тора, подняли головы. Один взгляд – и все они издали душераздирающие вопли.
Горные чудовища отвернулись, всё ещё визжа, и попытались сбежать. Но как только яркий свет коснулся их грубой кожи, они снова один за другим превратились в камень. Застыли в одно мгновение – с протянутыми руками, широко открытыми глазами и голодными пастями.
А потом наступила тишина.
Мельда подбежала к Тору и перевязала одной из своих многочисленных ленточек то место, где тролль его поцарапал.
Энгль помог ему подняться на ноги; Тор обрадовался, увидев, что их всё ещё две.
– Не беспокойся, укусы троллей просто неприятные, – сказал ему друг. – Их зубы выделяют небольшое количество химиката, вызывающего сонливость, чтобы их жертвам труднее было сбежать. Ну, знаешь, примерно как у кривозубой гадюки, которая выпускает яд, чтобы парализовать добычу?
Тор даже не представлял, о чём говорит Энгль, но порадовался, что друг так увлекается смертельно опасными созданиями.
Тролли живут далеко от всякого источника света, и, похоже, их единственная слабость – свет. И, скорее всего, лишь благодаря догадливости Энгля Тор не погиб. Хромая, он шёл вперёд, волоча укушенную ногу и опираясь на Энгля.
Он посмотрел на ладонь друга. Фея снова превратилась в цветок – именно в таком виде феи предпочитали жить, – но по-прежнему едва заметно светилась.
Мельда вздохнула.
– Должно быть, застряла в моих волосах, когда я упала в куст, – объяснила она.
Энгль пожал плечами.
– Ну, я же говорил тебе, что у тебя что-то в… – Он замолчал, ощутив на себе особенно суровый взгляд. Энгль воткнул цветок обратно в волосы Мельде, и он так там и остался – защищать их и освещать путь.
Гидроклоп
Давным-давно, во времена Алого Сердца, один юноша влюбился в девушку и подарил ей своё самое дорогое сокровище – вечно цветущий цветок. Юноша обещал, что цветок никогда не погибнет – как и их любовь.
Но обещания, как и домики из снега, легко разрушить. Всего через несколько вёсен после женитьбы прекрасная жена прознала, что её муж влюблён в другую деву, румянец на щеках которой был алым, как закат.
Охваченная горем и ревностью, она забралась на самую высокую гору, что смогла найти, и выкрикнула единственное желание небесным богам: пусть мой муж никогда не сможет покинуть меня.
И её желание было исполнено.
На следующее утро, проснувшись, женщина обнаружила, что у неё нет ни рук, чтобы вытянуть над головой, ни пальцев, чтобы поправить волосы, которые постоянно лезли в лицо. Собственно, волос у неё тоже больше не было. Жена моргнула и поняла, что у неё теперь всего один большой глаз. Она открыла рот, чтобы закричать, но обнаружила, что может только шипеть…
Она навсегда оказалась привязана к мужу – их обоих превратили в змей, соединённых между собой. По голове на обоих концах.
Связанные вместе навеки.
Вот так появился первый гидроклоп[16].
6
Город Пафос
Едва ребята вышли из пещеры, фея улетела, выдрав у Мельды приличный клок чёрных волос.
– Ай! – крикнула та, потирая голову.
Ход, который вёл в пещеру с этой стороны гор, был таким маленьким, что им пришлось выползать наружу на животе. Тор обнаружил, что ступня уже двигается почти нормально – разве что несколько пальцев не до конца слушались. Энгль оказался прав насчёт сонливости, которую вызывает яд. Тору казалось, что он готов спать до тех пор, пока не закончится линия его жизни.
Они лежали несколько минут в тишине, глядя на солнце, которое, казалось, светило куда ярче, чем раньше. Город находился вдалеке, за совершенно плоской равниной.
Энгль было задремал, но Мельда тут же толкнула его ногой.
– Мы не будем спать, – сказала она, поднимаясь. – Идём. Надо найти всезнающего, пока не наступила ночь.
Город Пафос был искусственно разноцветным местом. В отличие от их деревни, которая могла похвастаться деревьями с листьями всех цветов радуги, морем сине́е, чем си́нее, и животными с цветным мехом, в городе вообще не было никакой природы – его полностью построили из камня, а жили в нём люди, носившие крашеную одежду и украшения из драгоценных камней.
Город отличался невероятной роскошью. Вместо того чтобы просто пользоваться эмблемами для поддержки жизни общества, жители Пафоса получали доход от своих даров, и из-за этого общественное положение жителей полностью зависело от редкости и полезности их эмблем. Экономика Пафоса была едва ли не единственной темой, которой Тор по-настоящему уделял внимание во время учёбы – и то в основном потому, что проходили её примерно в то же время, когда Энгль увидел на рынке в этом городе замороженного гнома.
На вершине городской иерархии находилась королева Аурелия, которая родилась с невероятно редким видом лидерской эмблемы – она была кукловодом. Её дар не вдохновлял других следовать за ней, а заставлял их это делать.
Тор слышал рассказы о королеве Аурелии, но ни одному из них нельзя было верить. Слова самих пафосцев трудно было принимать за чистую монету, потому что королева могла заставить их сказать то, что ей захочется. Впрочем, одно он знал точно: она была жестокой правительницей, которой никогда, даже в детстве, не приходилось подчиняться правилам. А на трон она взошла, когда ей было всего тринадцать.
Тем не менее, несмотря на многочисленные слухи об исчезновении приезжих, люди всё равно продолжали стекаться на рынки Пафоса. Базар был полон товаров, зачарованных с помощью эмблем. Они были просто потрясающими: музыкальные шкатулки, которые пели не хуже Розы; ножи, нарезающие лук так же виртуозно, как отец Тора туфли, надев которые владелец мог танцевать, словно учился этому всю жизнь. Энгль вернулся из поездки в Пафос со статуэткой гидроклопа, которая якобы синела при грозящей опасности, хотя проверить, настоящая ли она, было довольно трудно. Подделок тоже было в избытке.
– Жаль, что у меня с собой нет дублонов, – сказал Энгль. – Пригодилась бы ещё одна статуэтка. Моя, по-моему, сломана.
Тор удивлённо поднял брови.
– Энгль, ты вообще хоть раз был в опасности до сегодняшнего дня?
Тот моргнул.
– Если подумать, то нет. – Он засунул руку глубоко в карман и вытащил маленькую статуэтку змеи. – Хотя, пожалуй, это маленькое приключение – замечательная возможность проверить её в деле.
– Ты таскаешь эту штуку с собой повсюду? – спросила Мельда, недовольно сморщив нос.
Энгль пожал плечами.
– Иногда.
Они направились к огромным воротам Пафоса. Ворота были открыты, но у входа стояли несколько стражников, проверявших эмблемы. Тех, у кого были отметки, способные сопротивляться силе королевы, внутрь не пускали.
В груди Тора вдруг пышным цветом расцвело беспокойство. У него теперь вообще нет эмблемы. Только сейчас Тор понял, что он теперь пустышка.
А ещё, конечно, на нём висит проклятие.
В лучшем случае тёмные отметки на запястьях выглядят подозрительно. В худшем же…
Их могут посадить в тюрьму.
Тор направился к стражникам; у него сильно дрожали руки. Мельда изо всех сил пыталась скривить хмурое лицо хоть в какое-то подобие улыбки, а живот Энгля выбрал этот самый момент, чтобы зареветь, как разъярённый великан.
Мельда протянула руку и закатала рукав, но, когда уже настало время проверки, стражник зевнул.
– Иди, – скучающим тоном протянул он, словно просто не мог серьёзно относиться к трём подросткам.
Руки Тора всё ещё дрожали; он пошёл вперёд, не смея произнести ни слова. От стен эхом отражались громкие звуки города. Когда они отошли достаточно далеко, Тор наконец-то расслабил плечи.
– Знаешь, – проговорила Мельда, – я не то чтобы жалуюсь, но королеве надо нанимать стражников получше.
Энгль закатил глаза; Тор порадовался, что Мельда этого не увидела.
Узкая дорога вывела их на огромный внутренний двор, по сравнению с которым главная площадь Эстрели казалась примерно такой же впечатляющей, как чулан для мётел. Все пафосцы носили яркие цвета таких оттенков, каких Тор никогда раньше не видел: светло-пурпурный на толстом пальто маленькой девочки, которое выглядело красивее, чем всё, что Тор когда-либо носил; розовое, как закат, ожерелье на шее у дамы; блестящее золото солнца на ботинках мужчины, сделанных из материала, который, казалось, растает под первым же сильным дождём. Ничего похожего на простые цвета, которые так любили жители Эстрели.
– Вообще гром и молния, а? – спросил Энгль и ухмыльнулся.
– Как по мне, это слишком, – ответила Мельда, сложив руки на груди. В деревне её одежду считали весьма элегантной, кое-кто даже спрашивал, как она может себе её позволить. Тут же она казалась практически оборванкой.
Тор посмотрел на свою одежду и почувствовал себя обычным простолюдином. На какое-то мгновение он даже подумал, что скучает по пурпурным кольцам на запястье. Тем самым кольцам, которые делали его особенным.
Тем самым кольцам, которые никуда не делись с руки Мельды. Тор увидел, как какой-то человек удивлёнными глазами разглядывает её запястье. Кто знает, сколько он – или другие – заплатят хоть за маленькую частичку этой магии? Голос хорошего лидера мог внушить надежду, силу и верность любой толпе.
Мельда быстро одёрнула рукав и спросила:
– А где Энгль?
Тор обернулся и понял, что его друг исчез. Он вздохнул. В городе, где на каждом шагу стоят лотки с едой, за Энглем, похоже, придётся следить куда внимательнее.
Он глубоко вдохнул и почувствовал запах чего-то сладкого и, судя по всему, покрытого глазурью. Они пошли на запах и, конечно же, нашли Энгля, который пытался убедить продавщицу обменять статую гидроклопа на полдюжины пончиков с алмазной пылью.
Та хмуро посмотрела на него.
– Эта штука, может быть, даже и не работает, – сказала она, потом решительно покачала головой: нет.
– Пойдём, – сказал Тор, уводя удручённого друга от лотка.
В рюкзаке у него было немного денег, но сладости здесь были жутко дорогими, а кто знает, что ещё их ждёт впереди, на пути к Ночной Ведьме? Деньги надо оставить на чёрный день.
Мельда внимательно разглядывала карту.
– Миссис Либра сказала нам, что всезнающий из Пафоса – советник королевы. Получается, чтобы найти его, нам надо идти туда.
Она показала прямо наверх – что было бы странно, если бы там на самом деле не было здания. Город Пафос был построен в виде спирального конуса, похожего на раковину рака-отшельника. Остриём конуса служил дворец – закрученная башня, которая напомнила Тору нарвала[17].
Башня была далеко вверху. Слишком далеко вверху.
Чтобы попасть туда, похоже, надо было долго-долго подниматься по спиральным городским дорогам. Путь на вершину наверняка занимал не один час.
Как и внутренний двор, спиральная дорога на вершину была уставлена лотками, на которых продавалось что угодно – от супержвачки до зачарованных ламп, которые зажигались каждый раз, когда в комнату входил определённый человек. Энгль умудрялся останавливаться почти у каждого лотка и спрашивать «Сколько стоит?», хотя в кармане у него не было ни дублона.
Вскоре даже Тору уже трудно оказалось сосредоточиться на том, зачем они вообще сюда пришли. На рынке просто невозможно было не отвлечься. Он замечал всё новые безделушки, которые очень понравились бы Розе: маленькую бумажную птичку, которую зачаровали так, что она пела песни; кисть, которая рисовала картины прямо из воображения владельца.
Конец ознакомительного фрагмента.