– Спасибо… Ты, брат, настоящий проводник, с тобой не пропадешь…
– Да ладно… – бормотнул он. Взъерошил пятерней загривок. Подумал… – А что, если Андрюсу позвонить?
– Кому?.. – Я все еще был в плену события. Неужели это правда? Я слышал ее голос?..
– Андрюсу, – с нажимом повторил Сашка. – Ну, мальчику с картины… Вы знаете, где он жил?
Я встряхнулся.
– В Шяуляе, в Литве. Едва ли у них был телефон. Тринадцатый год. Да и номер мы все равно не знаем…
– Жалко… Вот бы спросить: заглянул он все-таки в сундук или нет? И что там было тогда…
– Но, Сашка… Это же просто картина. Художник придумал сюжет, поставил мальчика, стал писать…
– А вдруг не так? Может, сперва было по правде… А телефон узнаем в справочном… Дайте трубку, пожалуйста…
Я дал. И хотел сказать, что мальчиков Андрюсов в Шяуляе во все времена было, наверно, полно – попробуй найти… Но в этот миг что-то большое заслонило свет.
4. На месте преступления
Сашка тихонько пискнул и рывком положил трубку. И кубарем – со стула. Я же в момент забыл телефонный разговор и связанные с ним переживания. Перепугался, как десятилетний Решка, зацепившийся штанами за палисадник в чужом огороде. Сашка притиснулся ко мне.
Генриетта Глебовна щелкнула выключателем. Затем неторопливо и молча, со сдержанным негодованием на челе она подошла, поставила телефон в сундук и торжественно опустила крышку. Жестяной механизм сыграл «Рыбки уснули в пруду»…
В общем, попались рыбки… Я чувствовал себя вдвойне дурацки из-за своей японской пижамы – этакий старый дурень, пойманный на ребячьей проказе. Полураздетому Сашке тоже, видать, было неуютно под ярким светом и неласковым взглядом.
Поразглядывав нас, Генриетта Глебовна вопросила:
– Интересно, как вы догадались об аппарате? И что вас к нему привело?
– Интуиция, – сокрушенно признался я. Не стал уточнять, что Сашкина интуиция, а не моя. – И, увы, неистребимое детское любопытство…
– Вот именно детское, – сухо подытожила Генриетта Глебовна. – Срам, судари мои… Конечно, Игорь Петрович, я могу объяснить ваши действия оригинальностью творческой натуры. Но все-таки… вы же взрослый человек!.. Это нездешняя вещь. Надо понимать, что с такими предметами не шутят.
– Уже понял, – сказал я покаянно.
– Мы и не шутили, – буркнул Сашка. – Игорь Петрович всерьез разговаривал.
Кажется, хозяйка чуть-чуть смягчилась:
– Ну и… получилось у вас?
– По-моему, да, – вздохнул я.
– Вам повезло… И все-таки, Игорь Петрович, какой пример для мальчика…
А мальчик бесшумно исчез. Я даже разозлился: что за дезертирство! Но Сашка тут же возник опять. Уже в завязанной узлом на пузе рубашке и зубчатых штанах. В этом наряде он обрел некоторую уверенность и заявил довольно дерзко:
– А чего! Вы же сами говорите: нездешняя вещь. Вот я и решил, что это будет в русле программы…
– Ах, «в русле»!.. Ты считаешь, будто программа «Пилигрима» дает право совать нос везде, куда захочется?
– Не везде… – набычился Сашка. – А будто вы не имеете отношения к «Пилигриму»…
– Ни ма-лей-шего! Не хватало мне в моем возрасте связываться со всякими сомнительными предприятиями!
Я сказал примирительно:
– Ладно, Сашка, давай просить прощения и обещать, что больше не будем.
– Никаких прощений, – пророкотала Генриетта Глебовна. – Считайте, что вы оба отшлепаны и поставлены в угол. Одного поля ягоды…
– Ну, что же… Пойдем переживать заслуженную кару…
– Не заслуженную, – упрямо сказал Сашка хозяйке. – Сами же вы своей картиной… как это… спровоцировали, вот!
– Что-что? – изумилась Генриетта Глебовна.
– Конечно! Там на ней мальчишка лезет в сундук, а тут этот сундук вот он, наяву. Кто удержится?
Генриетта Глебовна закусила улыбку.
– Ну, сударь мой! Так можно что угодно привязать одно к другому…
– Это не просто одно к другому. Это стереоскоп, – непонятно огрызнулся Сашка.
– Ладно, господа, ступайте спать. И благодарите судьбу, что сегодня я добрая… Только что помогла появиться на свет здоровому толстому мальчишке. Надеюсь, он в жизни будет более благоразумен и осмотрителен, чем вы…
– Поздравляю, – сказал я.
– Приятного сна… Впрочем, если желаете, я согрею чай.
– С вареньем? – спросил этот нахал.
– Нет, спасибо, – решил я. – Спокойной ночи. – И глазами показал Сашке: выметайся.
Когда мы оказались у себя, Сашка скинул штаны и рубаху и заметил хладнокровно:
– Все хорошо, что хорошо кончается.
– Просто чудо как хорошо… Стыд такой.
– А зато… – Он не договорил и полез под простыню.
Да, «зато»!.. Я помнил теперь, что в тот вечер мама сердилась недолго. Сперва, конечно, отругала: «Усвистал куда-то на весь день, а потом звонит будто с того света! Вот напишу отцу…» Но скоро мы помирились и вместе хохотали, слушая, как выступают по радио артисты Тарапунька и Штепсель…
Свет с улицы по-прежнему падал на картину. У Андрюса на ноге со съехавшим чулком сидел залетевший в форточку комар. Большой, черный. Мне показалось, что Андрюс шевельнулся, беспокойно двинул ногой. Я удерживался от смешного желания встать и прогнать подлое насекомое. А Сашка не удержался! Вскочил, шуганул комара и снова бухнулся на застонавшую раскладушку.
– Игорь Петрович, а вот он, Андрюс, кем сделался, когда вырос?
– Летчиком… Хорошим летчиком, храбрым. Собирался даже лететь через Атлантику. Тогда это было сложнее, чем сейчас в космос…
– И полетел?
Не хотелось мне на сон грядущий огорчать Сашку.
– Да, – сказал я. – По-моему, да…
Глава 5. Подгорье
1. Равнина
Волокнистое небо Подгорной равнины излучало серовато-медный свет. Не поймешь – дневной или вечерний. Такой рассеянный, что предметы не отбрасывали теней.
Мы легли на траву. Она была ползучая и упругая, вроде пастушьей сумки. Из нее там и тут росли стебли со стреловидными листьями и желтыми колокольчиками. Колокольчики выглядели симпатично и пахли зубной пастой «Доброе утро». Но стебли были твердо-хрупкие, какие-то неживые, а на листьях – колючие усики. Сашка то и дело почесывался и поминал «Ёшкин свет». Но вставать и менять место не хотелось.
Мы давно миновали речку, прошли с десяток верст без дороги по каменистому полю, на котором изредка темнели шапки коричневых кустов и торчали похожие на чудовищ скалы. А потом попали на это травянистое место и решили отдохнуть. Сжевали по бутерброду, хлебнули из фляжки холодного чая и теперь лежали просто так. Сашка положил руки под затылок, ноги согнул и смотрел в «потолок». Его колени торчали над колокольчиками. В здешнем, полном желтых тонов воздухе они казались золотисто-смуглыми. Я взглянул на свои руки. Они тоже были светло-коричневыми. Какой обманчивый свет! Словно сразу тебя покрыл крымский загар…
Я глянул вверх. Длинные волокна облаков тихо передвигались, хотя внизу не ощущалось ни малейшего ветерка. Облачные ткани были просвечены бледно-лимонными лучами.
– Что же это все-таки за излучение? – сказал я.
– Толком никто не знает… Может, это отраженный свет солнца, – отозвался Сашка.
– Какого солнца? Оно же… за толщей!
– Многие считают, что за толщей… А некоторые говорят, что там, наверху, все-таки небо. Особенно ребята… Бывает, что они делают воздушные шары из папиросной бумаги, надувают горячим воздухом и на нитке отпускают за облака. И вот нитка тянется, тянется иногда целый километр… А у Горы-то какая высота, если снаружи смотреть? Ну, метров триста самое большее. Куда же шар уходит?
– И куда же он, по-твоему, уходит?
– По-моему, там все-таки небо.
– А как же… каменный свод?
– Он тоже есть… И небо есть. Просто они в разных измерениях… Все это выяснить было бы очень легко. Надо только, чтобы кто-нибудь поднялся на большом шаре за облака.
– Неужели никто никогда не пытался?
– Большой шар незаметно ведь не сделаешь. А если заметят – не пустят. Подгорный горсовет запрещает полеты.
– Почему?
– Ну, говорят, что опасно. А на самом деле боятся, наверно, открытого неба. Под колпаком-то спокойнее…
– Но как-то неуютно всю жизнь без солнца, а? Я бы не смог… А ты?
– А нам и не надо всю жизнь! Завтра мы пойдем в места, где небо открытое. В такие города…
Он сказал «города» с каким-то особым значением. Словно с намеком на мои давние сны.
– Сашка… А как мы отсюда в них попадем? Ведь вокруг Подгорья стена, камень…
Он удивился:
– Вот вопрос! А как попали сюда?
2. Четвертое измерение
Действительно, как попали?
Когда подошли к речке, я увидел ту же ребристую гранитную стену и озабоченно оглянулся на проводника. Сашка был спокоен и деловит. Он не стал пижонить, как Костя, разулся, оседлал бревно и так переправился на тот берег. Пригнал плотик (который опять был на другой стороне). И я совершил плавание через подземную речку второй раз.
– А дальше? – неуверенно сказал я.
– Сейчас…
Сашка неторопливо зашнуровал кроссовки, одернул свою льняную одежонку, выпрямился, заложил руки за спину. Задрал голову… Так они с минуту стояли друг против друга – уходящий в облака гранитный массив и мой проводник Сашка Крюк – этакое растрепанное (несмотря на свою недавнюю стрижку) создание в распахнутой рубашке и сбившейся на пузе майке. Скала всей своей мощью презирала Сашку, а он покачивался на тонких и гибких, как резиновые трубки, ногах, сжимал и разжимал за спиной пальцы. И кажется, шептал что-то…
Потом он сказал негромко и быстро:
– Встаньте у меня за спиной, пожалуйста.
Я встал.
– Если закружится голова, не бойтесь, это недолго… А лучше закройте глаза на минуточку.
Но я не закрыл. Из любопытства и вообще… Что я, боязливая девица, что ли?
Сашка сложил перед лицом ладони, волнисто пошевелил ими. Затем правой ладонью описал широкую, на полный взмах, окружность и резко бросил руки вниз. Но они не повисли прямо – локти растопырились, а кисти заболтались (и опять вспомнилась кукла на ниточках). Не оборачиваясь, он протянул над плечом правую руку мне. Я взял… и увидел, что можно идти.
Собственно говоря, ничего не случилось. Так же стоял поднебесный скальный массив. Но была еще и равнина, по которой шагай да шагай. Я не могу объяснить, как это поле и эта каменная стена не мешали друг другу, как сочетались в пространстве. Но тогда это показалось вполне естественным.
– Идем? – сказал Сашка. И, держа мою руку над своим плечом, повел меня. Так мы прошли с полсотни шагов, а потом зашагали рядом…
Тогда я ничего не спросил Сашку о его колдовстве. Собственно говоря, колдовства в тот момент я и не почуял. Но сейчас, на привале, как бы очнулся:
– А правда, Сашка! Как мы прошли сюда? Ведь это же глухая, замкнутая емкость! Верно?
– Ага… – сказал Сашка с ноткой удовольствия. – Все дело в том, что четвертое измерение.
– Что из того, что четвертое? Ну особые свойства времени в нем, ну разные варианты одного события… При всем при этом в закупоренную банку все равно не влезешь.
– Как раз влезешь! – Сашка быстро сел. – Вот смотрите!
Шелестя по листьям, я придвинулся к Сашке. Он сорвал колокольчик, выдавил из него шарик белого красящего сока, нарисовал на ладошке окружность. А цветок положил в центре.
– Ну, вот. Допустим, вы букашка…
– Благодарю.
– Ой… я не так хотел сказать. Ну, все равно… Букашке надо пробраться к цветку. А этот круг – непроходимая граница. Понимаете!
– Представь себе, да. Я с детства был понятливый…
– Ой… вы не обращайте внимания, что я так говорю. Я это, чтобы лучше объяснить… Как букашке пробраться в круг, если она в двухмерной плоскости, где только длина и ширина?
– Никак, – важно согласился я.
– А если букашка использует третье измерение, высоту, она – раз! – и перелетела через границу…
– Понятно! А если вместо окружности мы имеем замкнутую емкость и букашка должна отыскать цветок именно в ней, она должна использовать четвертое измерение! Так? – Я вспомнил, что в какой-то брошюре читал такое рассуждение.
– Ага! – весело сказал Сашка. – Только…
– Вот именно! Большое «только». Как это делается не в рассуждениях, а на практике?
– Делается… – Сашка слегка потускнел. – Я не знаю, как… Нас учили графики всякие выстраивать. Совмещение генерального меридиана с линией этих… сопредельных граней… Но я не помню… – Он бросил смятый колокольчик. – Главное, это надо чувствовать. Чтобы поймать нужный миг.
– Но со спичками ты все же считал что-то, – вспомнил я.
– Не-е… Я просто смотрел, как они лягут.
– Это вроде гадания, что ли? – не выдержал, подцепил я.
Но Сашка не обиделся. Обрадовался даже:
– Правильно! Мама тоже смеется: «Ничего не учишь, только ворожишь, как бабка…»
– Бабка Ёшка…
– Точно! – Сашка весело повалился затылком в траву, взбрыкнул кроссовками. Плюнул на испачканную соком ладонь, вытер ее о ногу, перевернулся на живот, подпер пальцами щеки. И глянул выжидательно: не спрошу ли я еще что-нибудь?
Я сказал:
– Фантастика… Если наука подошла к этому вплотную… если практической многомерности учат даже в каких-то кружках, почему об этом не шумят, не пишут? Ведь, по сути дела, новая эпоха человечества может начаться…
– Не-е… Наука еще не совсем подошла… А когда подойдет, шума все равно не будет. Как с инопланетянами…
– С кем?
– Ну, с пришельцами. Раньше думали: вот прилетят первый раз – общий праздник будет, митинги, встречи, по телику передачи на весь мир… А уже сколько раз прилетали, и контакты были всякие, ну и что? Одно сообщение про контакт, а десять, что все это неправда. Чтобы шуму меньше было. У нас ведь боятся всяких необыкновенностей. Особенно начальство…
– Пожалуй, ты прав. Боятся, как Подгорский горсовет открытого неба.
– Ага! Хотя открытое небо – это как раз самое обыкновенное… И многомерность – тоже обыкновенное дело. Просто еще время не пришло.
– Время, когда для всех откроется многомерный мир?
– Да… – задумчиво сказал Сашка. – Оно ведь все равно придет. Вот смотрите, сперва Земля была плоская…
– Это люди думали, что плоская…
– Ну да! Потом открылось, что шар, и скоро к этому привыкли, сейчас запросто вокруг света ездят туристами… После в космос полетели, в бесконечный, он тоже открылся. И опять все привыкли… Мир, он же расширяется, только не сразу, а время от времени…
– И настала очередь многомерности?
– Да! И совмещенных пространств… Только очередь, наверно, еще не совсем настала. Пока только первые лазейки… Но раз они есть, проводники-то нужны, правда ведь?.. – Сашка вдруг смущенно надулся.
– Еще бы! – сказал я. – Конечно, нужны. – И подумал: «Куда бы я без тебя делся?»
И вздрогнул. Потому что послышалось: «М-мяу!»
Из Сашкиной сумки, которая стояла у него под боком, вылез полосато-серый котенок.
3. Воспоминания на привале
– Что за явление? – изумился я.
Но мой проводник спокойно сгреб котенка, посадил себе на грудь, погладил. Тот заурчал.
– Чиба это… Что, надоело в темноте, бродяга?
Вот, значит, как! Ладно… Коли уж решил, что находишься в отраженном мире, нет смысла удивляться мелким фокусам. Я вспомнил станцию Начальную и подозрительно спросил:
– А это создание не умеет ли превращаться еще и в серую птичку с хохолком?
– Он в кого хотите умеет превращаться.
– Мрр-да, – отчетливо произнес котенок.
– Смотри-ка ты!.. Откуда у тебя такое чудо?
– В прошлом году нашел за помойкой. Он был вороненком с перебитой лапой. Мы с мамой его лечили. Он выздоровел и заговорил. Сперва помаленьку, а потом такой болтун сделался!.. Стал рассказывать, что он инопланетянин. Врет, наверно…
– Сам вррешь! – Котенок подскочил, как мячик, превратился в вороненка, сел Сашке на колено и сказал капризно: – Никогда не веришь. Кр-рокодил!