Я снова сел за стол и вырвал из тетради двойной листок. Взял ручку и, пососав немного кончик, попытался нарисовать схему произошедшего.
В истории участвовал один странный старичок с палочкой, который зачем-то сел рядом и наблюдал за мной. Судя по тому, что никого больше рядом не было, это он подкинул мне монету. Или просто обронил… Может, стоило его догнать и вернуть пропажу?
С другой стороны, я ведь сидел в парке ещё долго – минут двадцать точно. Смотрел на чудесным образом спасённые тетрадки, нетронутую книгу и пытался понять, что к чему. За это время он мог бы уже понять, что потерял ценную для него вещь, и вернуться. Но я сгорбленной фигуры с тростью больше не видел. Стало быть, либо это была не его вещь, либо она не была для него особенно дорога.
Теперь о том, что это за монета… Может быть, дело вовсе не в ней? Может, я просто уснул, и этот карапуз мне приснился? Бывают же такие вещие сны. Или он просто бегал рядом, а мой уставший после приключений и невзгод мозг всё это зафиксировал. И предупредил: бутылка может и опрокинуться.
А если предположить, что это действительно какое-то волшебство. Я подумал о том, что нужно вернуть время, и стрелки на часах сами собой перевелись. Примерно минут на семь назад. Я задумал точное время, и оно наступило! И у меня получилось избежать неприятностей. На чём бы попробовать, чтобы убедиться…
Я снова встал и заходил по комнате, выбирая взглядом подходящую вещь. Да вот хотя бы тетрадь по математике. Она всё равно закончилась, поэтому жалко не будет.
Я отложил монету, крепко взял обложку и разорвал напополам. Затем оторвал несколько листов и разделил их на части. Получившуюся гору бросил на диван и, довольный своими трудами, отошёл в сторону.
Папины часы по-прежнему были на руке. 18:01.
Я крепко зажмурился и представил перед собой ярко-красные цифры. 17:48. Пусть теперь будет 17:48.
Для верности постоял так с полминуты. Потом открыл глаза.
Разорванная тетрадь осталась на своём месте.
От досады я стукнул кулаком по столу. Нет, в моей жизни никогда не будет ничего волшебного и фантастического. Будут только неприятности.
Я сложил мусор в пакет и поставил в угол комнаты. И пожалуйста. Тогда лягу и буду грустить. И даже к истории готовиться не буду. Всё равно мне больше не повезёт и не попадётся ничего хорошего.
С кухни послышался грохот, потом крик Маринки. Я машинально схватил монету, вскочил и бросился вон из комнаты.
– Ты чего?
Сестра плакала над крупными осколками.
– Я чашку разбила. Ту, свою, с кошками…
Я сел на корточки.
– Не поранилась?
– Нет. Но мама меня всё равно убьёт. Да и не в маме дело… Мне её Анька подарила.
– Какая Анька? – я полез за веником.
– Подруга моя. Она в прошлом году уехала.
– Ну, уехала и уехала, – я приладил совок и принялся оглядывать пол, определяя, где ещё могут быть осколки. – Это же просто вещь. Вы можете переписываться.
Маринка всхлипнула.
– Я её обидела, и она не разговаривает. И вообще… Ты не понимаешь.
Я покачал головой. Обидела. Тоже мне, проблемы у детей. Мне бы такие трудности.
Я аккуратно собрал осколки и выкинул в ведро. В это время позвонили в дверь.
– Это мама! – Маринка, размазывая слёзы по щекам, побежала в коридор открывать.
Я вернулся в комнату и сел на диван. Монета всё ещё была зажата в кулаке.
Ну, 18:01. Сегодня. Понедельник, 7-е апреля.
Ничего не произошло. Мир не перевернулся, сумерки за окном не стали днём или ночью.
Я вздохнул и убрал монету.
– Мам!
Из коридора веяло странной тишиной. Обычно мама приносила большие сумки с продуктами, начинала их разбирать и заводила болтовню с Маринкой. А у той всегда находилась масса новостей. Это мне рассказывать было нечего, кроме моих трагических приключений. Сестра отличалась большим везением и умением за день пережить столько, что хватило бы на десять жизней.
Я вышел из комнаты и добрёл до кухни. Маринка старательно мыла что-то под краном, надув губы.
– А где мама? – я подошёл ближе.
– Не пришла ещё, – Маринка шмыгнула носом.
– А кто тогда…
Тут я увидел на столе огромную кружку с улыбающейся кошкой, задравшей хвост.
– Стой. – Я аккуратно тронул её за плечо, – а это что за кружка?
– Какая разница, – Маринка закрыла кран и недовольно посмотрела на меня. – Подарок.
– Это Аньки? Которая уехала?
Маринка побледнела.
– Ну да, а ты откуда знаешь?
Я схватил кружку.
– Слушай, а давай я помою? Помогу тебе. Я аккуратно, я не разобью, я тебе обещаю…
В этот момент раздался звонок в дверь.
***
– Ну? – я потряс Никитку за плечо. – Что там?
– Сейчас, – он задумчиво потёр нос и защёлкал мышкой. – «Alea jacta est». Это латынь. «Жребий брошен» – о бесповоротном решении, о шаге, не допускающем отступления, возврата к прошлому.
Я сел на стул рядом.
– Ничего не понимаю.
– А откуда у тебя эта фраза?
Мы сидели в пустом кабинете информатики и пропускали обед, но в меня сейчас не лезло ничего. А Никитка и так постоянно голодал. Может, поэтому и учился так хорошо.
– Так… в книге прочитал.
– И там не было перевода? Ну, получается, нашли. Интересно.
– Что? – я придвинулся поближе.
– Эту фразу произнес Юлий Цезарь при переходе реки Рубикон. Это означало, что пути назад нет.
Такие подробности меня уже мало интересовали. Я схватил со стола бумажку.
– Никитка, ты друг. Настоящий. Мерси.
Я подумал, что надо будет рассказать Мишке, и срочно. Как назло, он в тот день заболел – написал, что подхватил какую-то простуду.
На английский я примчался последним, все уже сидели на своих местах, а Алла Эдуардовна открыла на доске какую-то презентацию.
– Кузнецов, вам требуется особое приглашение? Звонок, кажется, уже был.
Я тихо извинился и сел за парту. Соседний стул расстраивал пустотой. Я бросил взгляд на часы – 12:13. Всё-таки удобная это вещь. Ещё бы научиться не опаздывать.
Алла Эдуардовна поправила пиджак и встала рядом с первой партой.
– Дома я просила вас перевести текст о драматурге Уильяме Шекспире. Все справились с заданием?
Повисла гробовая тишина. Кто-то принялся листать учебник.
– Надеюсь, что все.
Алла Эдуардовна была молодым специалистом и пришла в школу всего полгода назад, но умела подбавить в голос такие ледяные ноты, что всем без исключения становилось не по себе. При этом она ещё и была невероятно красивой, и каждый раз становилось стыдно, если ответил что-то не так.
– Тогда я попрошу вас закрыть учебники и ответить на мой первый вопрос. В каком городе родился Шекспир?
По классу прокатилось гробовое молчание. Я тихонько ковырял уголок учебника и старался не смотреть в сторону доски. Ясное дело, после вчерашних эпохальных событий никаких текстов я не переводил. Зато я спас любимую вещь моей сестры. Не важнее ли это в жизни?
– Кузнецов, давай ты. Раз у тебя трудности с тем, чтобы вовремя приходить на урок, искупи хорошим ответом.
Я медленно поднялся.
– Э… в Лондоне?
Это был не единственный город в Великобритании, который я знал: ещё были Манчестер, Ливерпуль… Но почему-то в тот момент на ум пришёл только Лондон. Вот так бывает – мозг просто отключается и больше работать не желает. Неприятная штука, надо сказать.
– Потрясающе, Кузнецов. А где же, в таком случае, находился театр, в котором драматург работал?
Я покосился на пустой стул рядом. Очень не хватало Мишки. Он бы сейчас точно что-то подсказал. По части подсказок он вообще был мастером – мог даже с помощью пальцев изобразить верный ответ.
Я молчал. Можно было что-то придумать, наверное, но не хотелось.
– Замечательно. Тебе даже по-русски сказать нечего, что нам делать с английским? Света, давай ты.
Света Павленкова, самая главная отличница в параллели, вскочила и бойко отрапортовала биографию Шекспира. Я сунул руку в карман и нащупал монету. Вот я дурак!
12:12. Закрыть глаза. Вот, кажется…
С минуту я наслаждался абсолютной темнотой. И почему-то был на сто процентов уверен, что сейчас всё получится.
Я открыл глаза. Алла Эдуардовна смотрела на меня с изумлением.
– Кузнецов, спать нужно дома. На английском стоит заниматься другими вещами. Давай начнём с тебя. В каком городе…
Я вскочил и, не дожидаясь вопроса, бойко отрапортовал:
– Уильям Шекспир родился в 1564-м году в городе Стратфорд на Эйвоне. В 20 лет он уехал в Лондон, работал в различных театрах, потом примкнул к труппе, которая стала основой театра «Глобус». Это один из старейших театров Лондона и важная достопримечательность города.
Алла Эдуардовна вздохнула.
– Молодец, Кузнецов. А так сразу и не скажешь. Ладно, перейдём к новой теме.
Англичанка покачала головой и села за ноутбук. Я смотрел на неё и улыбался.
Работает.
Я могу возвращаться назад.
6
К Мишке я мчался на всех парах, монета лежала в кармане, тщательно застёгнутом на молнию (я проверил три раза). По пути захотелось свернуть в парк и проверить, нет ли там моего старичка, но я так торопился, что пробежал мимо. В следующий раз. И потом, вдруг он попросит вернуть потерю? А я так не хочу. Мне нужнее.
Нога ещё болела, поэтому через две улицы я перешёл на шаг. К подъезду мишкиного дома я добрёл уже еле-еле. Рюкзак почему-то казался сделанным из кирпичей, а голова заполнилась непонятным туманом. Всё-таки школьников очень сильно нагружают. Нельзя так издеваться над растущими организмами.
Дверь открыла Мишкина мама – Татьяна Сергеевна. Она широко улыбнулась и протянула мне старые тапки.
– Подожди, пожалуйста, немножко, я его разбужу. Температура только утром спала, Миша задремал.
Я прошёл в гостиную и устроился около большого цветка. Края листьев были неровными, будто их кто-то долго и старательно кусал. Я пристроил рядом рюкзак и вытащил монету. Сквозь стекло пробивалось яркое весеннее солнце, и контур песочных часов вырисовывался отчётливее. Подумать только, машина времени всё-таки существует. А Мишка говорил, что нет… Интересно, что он теперь скажет?
Я ещё повертел монету в руках. А вдруг Мишке это не понравится? Или он… захочет забрать её себе? Она же ведь наверняка работает для всех, не только для тех, кого зовут Дима и кто учится в шестом классе. И как тогда быть? Оба будем прыгать через время?
А если он скажет, что так неправильно? Что её нужно выбросить или найти того старичка и отдать ему? Мишка может, он слишком добрый и правильный. Наверняка он решит, что всё это нечестно и пользоваться таким волшебством нельзя. И как тогда быть?
В коридоре послышались шаги. Татьяна Сергеевна заглянула в дверь.
– Дим, проходи, только, пожалуйста, недолго. Ему ещё горло полоскать.
Я прошёл в Мишкину комнату. Тот сидел на кровати с огромным шарфом на шее и улыбался.
– Привет! Рад тебя видеть.
Я пристроился рядом.
– Тут дико скучно. Смотрел ролики, но мама потом отобрала ноутбук. Читать тяжело – голова болит. В общем, я безумно рад, что ты пришёл. Какие новости?
Я внимательно посмотрел на Мишку. Нет, наверное, не стоит.
– Помнишь, ты говорил про машину времени? Я вот тут тоже подумал, что было бы неплохо. Я почему простыл – в расстёгнутой куртке на прошлой неделе выбежал. Думал, что уже тепло. А оказалось, что заболел. И мечтал целый день, чтобы раз – и переиграть. Ну, выйти на улицу одетым. А потом понял, что не бывает так и всё зачем-то нужно.
Я пожал плечами.
– В смысле нужно?
– А ко мне брат завтра приезжает, в гости. Так я бы с ним только после школы мог увидеться, а теперь мы несколько дней будем вместе. Получается, в том, что я заболел, есть что-то хорошее. Правда, здорово?
Он прямо светился от счастья. Интересно, что бы он сказал, если бы узнал, что может прямо сейчас отменить свою болезнь? С другой стороны, на каких временных промежутках эта штука работает, я пока точно не знал.
Нет, решил я, в другой раз. Пока пусть это останется моей маленькой тайной.
***
Носить сокровенное знание в себе было тяжело. Оно рвалось наружу и требовало выхода. Я попробовал записать свои ощущения в блокнот, но легче от этого не стало. Тогда я решил задействовать проверенный способ – зайти в кабинет русского языка.
Я распахнул дверь и перелетел через порог.
– Анастасия Вячеславовна, здравствуйте!
Русичка печатала что-то на компьютере. Она подняла глаза и улыбнулась.
– Дима, проходи. Как дела?
– Я могу управлять временем! – я сел за первую парту и кинул рюкзак на пол.
– Правда? – Анастасия Вячеславовна удивлённо вскинула брови. – Это как – замедлять и ускорять?
– Нет, это возвращаться в прошлое и изменять его, – я схватил со стола ручку с колпачком в виде ёжика. – А вы бы хотели так?
Учительница щёлкнула в последний раз по клавишам и закрыла ноутбук.
– Не уверена, что хотела бы. Скорее бы даже не хотела.
– Почему?
Анастасии Вячеславовне можно было всегда рассказать что угодно – она с удовольствием слушала и обязательно, поразмыслив немного, отвечала. Если нужен был совет, я всегда приходил к ней, если случалось что-то необычное – тоже. Это началось ещё в пятом классе, мне тогда было очень тяжело привыкнуть ко всему новому, а кабинет русского почему-то показался самым безопасным местом. Я всегда любил сочинять и что-то писать. И дверь всегда была открыта. Не то что в других кабинетах, куда на перемене заходить не разрешали.
Конец ознакомительного фрагмента.