– А, да ладно! – отмахнулся Джек. – Пусть развлекаются. Вот завтра разберём ящики и поищем рубин.
– Я чувствую, что мне завтра станет легче, – томно сказала Луиза, прослушав историю о рубине. – Возможно, я смогу поехать с вами. Если не будет ветра и слишком яркого солнца, я не выношу яркий свет. Дорогой кузен, ты уложишь меня в шезлонг, закроешь индийской шалью, поставишь ширму от сквозняков и еще…
– Ни в коем случае! – перебил Джек, которому вовсе не улыбалось возиться с Луизой. – В моем доме нет ширм и сплошные сквозняки! И пыль от индийских ящиков – ой, сколько пыли! Твоим слабым лёгким, дорогая кузина, эта пыль – просто яд. А рубин сверкает так ярко, а ведь ты не выносишь яркого света.
Луиза задумалась. Поехать хотелось, но трудно было выйти из образа больной, о которой все должны заботиться – это такая интересная роль.
– Да-да, – поддержала брата Мегги. – Мы с Алисой поедем и будем самоотверженно глотать пыль и слепить глаза рубинами, алмазами и что там у тебя еще есть в ящиках, Джек?
– Мисс, вам давно уже пора спать, – поднялась со стула гувернантка. – Соблаговолите попрощаться с родителями и выйти из гостиной.
Мегги и Алиса послушно пожелали всем «спокойной ночи» и поднялись в свою спальню. Без Мегги разговор как-то завял, миссис Беннинг зевала над своим Авраамом, тётушка Маргарет заснула в кресле и улыбалась во сне.
Скучный семейный вечер подходил к концу.
А в это время…
В это время в купе второго класса лондонского поезда приятный молодой брюнет смотрел в тёмное окно. В окне уже ничего не было видно, но он уставился туда с упорством, достойным лучшего применения, и думал: «Что сказать сначала? Представиться настоящим именем и званием? Или выдать себя за знакомого этого… как его… Или нет, лучше я спас жизнь покойному мсье Роберу Стенхоупу на войне? Какие неблагозвучные имена у этих англичан. Хотя поезда у них хорошие. Нет, спасать жизнь – жалкая мелодрама. Лучше просто знакомый. Как там зовут эту пресловутую мадемуазель, прописанную в завещании? Софи? Вполне пристойное французское имя. Наверное, жутко уродлива, иначе зачем обязывать на ней жениться. Надо всё-таки постараться заснуть. Завтра я должен быть неотразим».
И в это же самое время…
В это же время в зарослях рододендронов затаился другой приятный молодой брюнет и смотрел в тёмные окна усадьбы Стенхоупхилл. Свет не горел, в окнах тоже ничего не было видно, но он уставился туда с упорством, достойным лучшего применения, и думал: «Что сказать сначала? Выдать себя за знакомого… нет, у нас разное положение, он заподозрит неладное. Поговорить со слугами… наняться слугой? Дом охраняют хорошо. Да где же этот нечестивый, брат нечестивого? Почему он не ночует в собственном доме? И где рубин?»
Глава седьмая
Пейзажи родного миоцена
Алиса с утра любила поспать, но сегодня Мегги растолкала её ни свет ни заря. Мать и Луиза ещё не спускались, тётушка Маргарет с миссис Хаммонд обычно завтракали у себя в комнате. За столом сидели мужчины и София, рано поднявшаяся из-за стирки. На заднем дворе уже рассортировали грязную одежду, были расставлены лохани, приготовлены вальки и мешалки для белья, в кухне кипела вода в чане, вделанном в новую плиту, Джок Симонс срочно чинил пресс для отжима белья, который, как назло, заело, и комментировал, что бы он сделал с этим прессом, если бы на то была его, Джока, воля.
Мистер Беннинг наслаждался почками с беконом, Джек озабоченно поглядывал на Софию, та сидела с поджатыми губами и допивала кофе.
– Девчонки молодцы, – похвалил сестричек Джек. – Чем раньше выедем, тем больше времени останется на осмотр сокровищ.
– Алиса и Мегги, ешьте овсянку*, – сказала София.
– Я не хочу овсянку, я буду почки с беконом и омлет, как папа, – отказалась Мегги.
– Джек, мальчик мой, возьми ветчины там, на буфете*, она не пахнет железом, как на корабле, – пошутил мистер Беннинг.
– Спасибо, дядюшка, после того рейса я совсем разлюбил ветчину. Я возьму язык. Это язык дикого палеотрагуса?
– Нет, это наши домашние самотерии, у нас неплохая местная порода. Они пасутся на дальнем выгоне, там же, где и быки. По-моему, в Стенхоупхилле такая же порода.
– Я так давно не жил в Стенхоупхилле… собственно, я там никогда подолгу не жил и в хозяйство не вникал, – вздохнул Джек. – А теперь придётся. Превосходный омлет.
– Страусы* этим летом хуже несутся, чем обычно, – нахмурилась София. – Надо проверить, чем их кормят.
– Разве они не пасутся сами, как жирафы и быки? – спросил Джек, пытаясь хоть о чем-то поговорить с Софией.
София не удостоила его ответом.
– Я хочу гренки с джемом, – сказала Алиса. Типун у неё уже прошёл.
– Не мажь столько джема, ты слипнешься, – сказала София. – И выпрямись. Леди не сидят за столом скорчившись, как прачки и подёнщицы.
– Кошшшмар! – закричал Кеша в гостиной так громко, что его услышали даже в столовой. Кешу всегда возмущало, что его не брали в столовую – там столько интересного.
– Луи, накормите и прямо с утра выгуляйте Кешу, – приказала Луиза. – Я вчера не проверяла, так бедная птичка весь день в клетке просидела.
– А вдруг улетит, – безнадежно возразил камердинер Луи, который Кешу побаивался и выгуливать его не хотел.
Летать Кеша не умел и не стремился, да и к прогулкам был равнодушен. Но каждый день его отпускали погулять для моциона, только не по ковру (ковер было жалко), а обычно на площадку перед парадным входом или в сад. Иногда Луи относил его к страусам – пусть пообщается с родственниками. Но страусов Кеша с первого раза не одобрил и обругал по-новозеландски. А вот верблюды ему приглянулись. Он бродил между стойлами и тихо урчал, а породистые скакуны смотрели на него сверху вниз и тоже, видимо, не возражали против его общества.
– Я уже приказал заложить коляску, – сказал мистер Беннинг. – Мери, положите в коляску пару накидок, будет дождь.
– Не будет.
– Будет.
– Не будет.
Словом, разговор за завтраком шёл обычный и неинтересный, разве что София была более сердита, чем всегда. Наверное, это объяснялось стиркой – в день стирки хозяйки почему-то не предаются безудержному восторгу. Да тут еще заявилась Лиззи с сообщением, что садовник сказал, что ему верблюдник сказал, что ночью в страусятник забрался амфицион, только она, Лиззи, хоть и не профессор в Оксфорде, но понимает, что амфицион бы съел хоть одного страуса, а страусы все на месте, только яиц мало, так она, Лиззи, хоть и не профессор в Оксфорде, но понимает, когда её дурят, и на ее взгляд, в роли амфициона выступил верблюдник, и у него в семье сегодня роскошный омлет. Мистер Беннинг сделал вид, что не слышит. София помрачнела ещё больше, понимая, что с лже-амфиционом придётся разбираться тоже ей.
Наконец покончили с овсянкой, почками, ветчиной и кофе, Мегги сцапала с буфета несколько удлиненных тонких бисквитов «дамские пальчики»* – на дорожку.
У порога уже стояла потрепанная коляска, запряженная парой молодых породистых паракамелосов, в просторечии верблюдов. Джек потрепал по морде одного из них и сказал верблюднику:
– Не надо, Джим, я сам буду править. Нет, я не беру камердинера – зачем? В Стенхоупхилле я не собираюсь три раза переодеваться к обеду, а к вечеру мы вернёмся. К тому же там мой денщик Смит. Девочки, залезайте. Мисс Хикс, прошу вас.
Конечно, нельзя же было двум приличным юным леди ехать без гувернантки, хотя Джек был их родственником. Джек грустно взглянул на Софию, шагавшую в сторону страусятника, и взял поводья:
– Ну, поехали! Нас ждут сокровища Индии!
До Стенхоупхилла было неблизко, но отдохнувшие верблюды бежали бодро. Джек с удовольствием оглядывал знакомые с детства окрестности: вот ближний выгон перед деревней, там пасутся мощные быки с тёмной полосой по хребту – у Беннингов хорошее стадо. Вот деревня Смоллфорд с опрятными домиками, с черепичными крышами – не с тростниковыми, нет-нет, всё прилично! Вот на холме кудрявая рощица каменных дубов, вот озерцо, заросшее по берегам тростником и таксодиями – болотными кипарисами. Ого, да там платибеладон, он роется мощными бивнями в иле, выискивая вкусняшки. Не очень большой, да и сезон охоты еще не открыт, да и охотиться на него скучно.
Слева начался лес Редфок, дорога огибает его по краю, а он уходит дальше к востоку. В старину там шалили разбойники, а сейчас обитает семья махайродов. В глубине лес довольно густой, в нем много веерных и прочих пальм, саговников, он заплетён лианами и вьющимися папоротниками лигодиями. Говорят, этот лес очень древний, раньше такие дебри с мамонтовыми деревьями, саговниками и гинкго покрывали всю Англию, а теперь остались только клочки былого великолепия на юге страны. По краю леса обильно растёт вполне современная бузина, буки и камфорное дерево. В этот лес девочкам ходить запрещалось – кроме возможных саблезубых тигров, гигантских куниц* размером с пол-тигра и прочих хищников там обитали бесспорные фейри, местная нечистая сила, которые утащат барышень и подменят их собственными уродливыми детьми. Но Мегги всё равно туда бегала рано утром, когда все спали – поздороваться с дикобразом Гисти*, у неё там был знакомый дикобраз, устроивший себе домик под старым буком. Так что вполне возможно, что её уже подменили, и поэтому она такая некрасивая, непослушная и невоспитанная.
За лесом Редфок местность стала более плоской, там и тут в степи (или по-местному, в саванне) виднелись табуны гиппарионов. На них не охотились – это добыча для простонародья. Попадались дикие жирафы и шустрые длинноногие носороги ацератерии – без рога, зато с хоботом, хоть и маленьким. А вот динотериев не было видно – их почти всех выбили из-за бивней. Может, придут во время осенней миграции. И мастодонтов гомфотериев тоже не было, а ведь они обычны для саванны.
– Теперь до Стенхоупхилла так и пойдёт всё плоско, – сказал Джек. – И дальше до Лондона тянется саванна со стадами гиппарионов. У вас в Блэксвомпе природа красивее – холмы, лесочки, озера, болота.
– А в Индии? – спросила Алиса (у нее как раз рот освободился, она доела последний «дамский пальчик», захваченный Мегги в дорогу).
– Вам бы там понравилось, милая кузина, – сказал Джек. – Везде цветы размером с вашу очаровательную головку, а фрукты размером с головы наших верблюдов. На завтрак – кастрюля джема и никакой овсянки! Каждый день балы, и даже маленькие девочки танцуют на этих балах, потому что в гарнизонах мало женщин, партнёрш для танцев не хватает, и никто не ждёт, чтобы барышню представили на Сезоне в Лондоне и свозили в Аскот. Когда мир, мы дружим с местными правителями-махараджами, бываем у них во дворцах, сделанных из рубинов и сапфиров, а крыши алмазные, но крытые пальмовыми листьями, чтобы блеск алмазов не слепил глаза пролетающим птицам.
– А когда война? – спросила Мегги. – Это весело? Все стреляют?
Джек вспомнил рассказы старших офицеров про резню в Канпуре*, когда погибло много английских женщин – жен офицеров и детей.
– Все стреляют, – вздохнул он. – Это очень весело. Вроде самого большого в мире фейерверка. Э-э, да мы почти приехали.
Глава восьмая
Бесконечные сокровища Индии
– Как вы могли, мистер Стенхоуп, как вы могли! – негодовала экономка миссис Миллсом, пока девочки осматривались в холле, а денщик Смит распрягал верблюдов. – Привезти гостей без предупреждения! Как вы безответственны, сэр! В доме ничего не готово! Мебель в чехлах, перины в гостевых спальнях не проветрены*, балдахины не вытряхнуты…
– Я не сомневался, что для такой талантливой экономке, как вы, миссис Миллсом, предупреждения излишни – у вас всё всегда в порядке. У хорошей экономки всегда всё готово – разве нет? Но, вероятно, я вас переоценивал, – сказал Джек. – Успокойтесь, мои гости не собираются спать на ваших непроветренных перинах. К вечеру мы уедем обратно.
– И напрасно, – поджала губы экономка. – У вас есть своё родовое гнездо, и нечего без конца шляться по чужим усадьбам.
– Беннинги не чужие, они меня вырастили и воспитали, – возразил Джек. – Да и перины у них всегда проветрены, не то, что у некоторых.
– Хорошенько же они вас воспитали! Привезти гостей в неприготовленную усадьбу! В доме ничего нет, кроме холодной ветчины, и я, как назло, отпустила кухарку на сегодня.
– Эта ветчина меня преследует, – поморщился Джек. – Хватит, Миллсом. Пошлите в кондитерскую за пирожными, и гостьи будут довольны. Мегги, Алиса, где вы? Пошли в столовую, ящики свалены там. Мисс Хикс, вы погуляете в саду или выпьете чаю с миссис Миллсом?
– Я должна присматривать за моими подопечными, – объявила мисс Хикс, которой гораздо интереснее казалось разбирать рубины с алмазами, чем пить чай с незнакомой, суровой на вид экономкой.
Конечно, чувствовалось, что дом долго стоял без хозяев. Более-менее жилыми казались только комнаты слуг и кухня. Да еще спальню Джека спешно привели в относительный порядок, когда он без предупреждения нагрянул из Индии в Лондон, а из Лондона в Стенхоупхилл. Остальные комнаты пропитались нежилым духом, и безответственная младшая горничная утверждала даже, что видела там мышь* (за что была сурово наказана – горничная, а не мышь).
Особенно покинутой казалась парадная столовая, мрачный зал с закопченными балками и хмурящимися на стенах головами мастодонтов, иктитериев и махайродов, изрядно побитых молью. Между головами висели гобелены на античные сюжеты. Они выцвели, покрылись пылью, и было непонятно, что делает почтенный обмотанный простынёй джентльмен в веночке: то ли топит в ручье толстую леди, тоже в простыне и веночке, то ли купает её и вытирает этой простынёй. Вытканный на заднем плане зверь был похож и на оленя цервавитуса, и на дворецкого Дженкинса одновременно. Напротив оленя-Дженкинса стоял большой буфет, в буфете кто-то шуршал с неизвестными целями. В камине огонь не разводили наверное года три, и там поселилось почтенное семейство пауков. Экономка не велела их трогать, ибо все знают – убивать пауков грешно. Потому что когда Дева Мария с младенцем Иисусом прятались в пещере от солдат царя Ирода, их спас паук. Он мгновенно затянул паутиной вход в пещеру, и солдаты Ирода подумали, что там давно никого нет – вон какая паутина ядрёная! Миссис Миллсом пыталась прогнать пауков добром, без рукоприкладства, но они не уходили.
Кресла и стулья скрипели, честно предупреждая, что на них лучше не садиться. Ковры были скатаны и убраны, и деревянные половицы выглядели бесстыдно голыми. Шторы были сняты и отданы в стирку, так что голыми казались и окна, и большая стеклянная дверь в сад. Одно стекло на ней треснуло с угла, почти незаметно.
Но Мегги и Алиса ничего этого не видели. Потому что на полу посреди столовой громоздилась гора ящиков разного размера!
– Смит, бери молоток или как там это устройство называется, ты будешь вскрывать ящики, – приказал Джек дюжему усатому молодцу, своему армейскому денщику, которого он захватил из полка в качестве полезного сувенира.
– Да, сэр, – пробасил Смит и взялся за топор. Гувернантка взвизгнула. Смит посмотрел на неё неодобрительно – он не любил таких худых дамочек – и ударил по первому ящику. Поднялось облако пыли.
– Дорогие мисс, позвольте надеть на вас передники, – в столовую вбежала экономка с какими-то тряпками в руках. – Иначе ваши красивые платья будут испорчены.
Мегги и Алиса послушно позволили обвязать себя передниками, доходившими им до щиколоток, оглядели друг друга и захихикали. Гувернантке передника не принесли, и она слегка обиделась.
Смит ударил еще раз, ящик развалился. Гувернантка сунула туда любопытный носик и взвизгнула снова. Из ящика выглянула огромная мохнатая голова с кривыми клыками и выпученными зелеными глазами. Гувернантка подвинулась на два шага влево и метко упала в обморок на руки Джека. Джек сунул её Смиту и приказал:
– Отнеси куда-нибудь в прихожую и положи подальше. Смотрите, девочки, это же шкура динофелиса*! Как искусно обработана голова, а глаза из маскатного стекла – прямо глядят!
– Это кто-то вроде наших махайродов? – спросила Мегги.