Какого цвета должна быть доска — черного, коричневого или зеленого? Какой должна быть форма для старшеклассников и, главное, для старшеклассниц? А прическа? А туфли?
Вера Николаевна вложила записки в дневник школы — пускай ознакомятся учителя. Кстати, за последнее время в дневнике появились интересные записи. Василий Тихонович — за большую самостоятельность учеников. Татьяна Акимовна настаивает на изменении изучения химии в девятых классах: начинать предмет с современного строения атомов элементов. Ольга Борисовна пишет: «Надо создавать на уроках проблемные ситуации». Александра Викторовна Ракузина добавляет в записи Ольги Борисовны, что «знания должны приобретаться не памятью, а мыслью» и что надо навсегда покончить с «футлярной педагогикой».
«Шевелитесь — не то вас заменят кнопкой!» Кто это — Юра или Миша Воркутинский? Мастера афоризмов.
В дверь заглянула секретарь комитета комсомола Нина Гриценко.
— Заходи. У тебя что — нет занятий?
— Контрольная. Уже написала. Вера Николаевна, ребята просят устроить бал. Эскиз бала, новогоднего. Деньги есть — заработали на овощной базе и на почте.
В дверь всунулась голова Артема, заведующего сектором культмассовой работы.
— Входи. Тоже написал контрольную и свободен?
Артем кивнул и сказал:
— В плане записано: к каждому мероприятию должен быть составлен эскиз. Новогодний бал — мероприятие? Эскиз надо составить? Надо. Закон. Давайте и составим, чтобы достойный нашей школы!
— Законники, — улыбнулась Вера Николаевна.
— Чтим и выполняем, — парировал Артем.
— Что предлагаешь?
— Съезд гостей. «Кто там в малиновом берете с послом испанским говорит?..» Старинные фонари навесим. В подвале валяются. Цветов накупим живых. Лотерею устроим. Деньги есть, заработали!
— Вам что, эти деньги руки жгут?
— Жгут, Вера Николаевна.
В кабинете директора за столом сидит вовсе не директор, а девчонка из 9-го «А». И сидит-то она не за столом, а на валике дивана. Постукивает о зубы тоненьким карандашиком. Директор боится этой девчонки, потому что девчонка согласится на этот гала-эскиз. Фонари старинные… Съезд гостей… «Кто там в малиновом берете…» Права Антонина Дмитриевна, что относится с осторожностью.
В кабинет вошел Вадим Нестерович Лось.
— Простите, — обратился он к Нине и Артему. — Мне надо поговорить с директором.
Ребята вышли.
— Хочу сообщить результаты моего дежурства по школе. Ученик Лекомцев ведет себя недопустимо. Грубит мне как преподавателю. Я прошу довести до сведения родителей. Мог бы не беспокоить вас, но в девятом «А» нет классного руководителя. Самоуправляются. Так сказать, бесклассовое общество…
Вера Николаевна стояла у окна, смотрела на школьный парк. Она любит свой кабинет в эти вечерние часы. Где-то раздается стук молотка: школьный плотник Романушкин подгоняет осевшую дверь или ремонтирует перила.
Подъехал грузовик. Из кабины выпрыгнула Любовь Егоровна. И тут же ей навстречу выбежали ребята. Начали выгружать из грузовика новые парты.
Директор спустилась вниз, вышла на крыльцо.
— Всем одеться!
— Нам не холодно!
— Марш! Марш!
— А вы сами без пальто?
— Я директор. Мне можно.
Она вернулась в школу. Пошла посмотреть, чем занят Романушкин. Он долбил в одном из младших классов стену.
— Романушкин?
Романушкин поднял голову. Перестал стучать.
— Что вы делаете?
— Выполняю заказ.
— Чей заказ?
— Паренька. Побежал на улицу.
Вера Николаевна решила обождать — выяснить, что происходит.
Вскоре явился Тыбик.
— Понимаете, жалуются маленькие — утром плохо видно, что написано на доске. Не проснулись как следует. Я и придумал — укрепить лампу. Конструкторскую, на гармошке. Можно поворачивать, освещать доску.
Вера Николаевна посмотрела на Тыбика. Улыбнулась. Вадим Нестерович говорит, что в наше время нет настоящих ребят. Что все они скептики, отрицатели…
— Где лампу достанешь с гармошкой?
— Есть уже. Я бы и пробки для нее сам забил. Шлямбура нет. Романушкина пришлось просить.
— Готовы тебе пробки. — Романушкин собрал инструмент и ушел.
Витя откуда-то из угла вытащил лампу с гармошкой. Приставил к пробкам.
— Удобно? Шнур поверху натяну, где филенка.
— Мы и в других классах сделаем. Отличное будет ДУ. Достижение Учащегося, — сказала Вера Николаевна.
Витя смущенно улыбнулся:
— ВВ. Весьма Вероятно…
— Ты дружишь с Юрой Лекомцевым. Какие у него отношения с отчимом?
— По-моему, нормальные.
— А где сейчас отец?
— На Севере. Далеко. Забыл, как называется место.
— Пишет Юре?
— Пишет. Редко. — Витя подумал и добавил: — По-моему, редко. Почта оттуда…
— Узнай, пожалуйста, адрес и скажи мне. Хорошо? Узнай тактично. Не у самого Юры и не у мамы.
— У бабушки Фроси спрошу. Мы у нее завтра собираемся. Редколлегия.
Вернулся Романушкин.
— В девятом «А» надо менять парты. Когда будем?
— Во всех классах уже поменяли?
— Во всех.
Вера Николаевна медлила с 9-м «А». И каптерку надо переоборудовать, отдать Василию Тихоновичу под дополнительный кабинет физики.
Однажды Лена застала в классе Веру Николаевну. Лена пришла со стопкой дневников и классным журналом.
— Вы проверяете чистоту?
— Нет, Леночка.
— Свет зажечь?
— Зажги.
Лена положила на стол дневники и журнал. Зажгла свет.
Доска была густо исписана иксами, зетами в кубе, в четвертой степени.
— Саша Троицкий. Решает великую теорему Ферма.
— В наше время тоже решали теорему Ферма. И на этой самой доске.
— Как?
— Я училась в этом классе.
— Как? В нашем классе? Вы? Правда, Вера Николаевна?
— В девятом «А». Перед войной.
— Свет погасить? — вдруг спросила Лена.
— Я на минутку. Ты садись, занимайся делами. И у меня дела. Я пойду.
— Вера Николаевна, в классе все так же было, как сейчас?
— Да.
— Каптерка? Чучела стояли? Аквариум?
— Все так же было.
— А Григорий Петрович, он с вами учился? Витя его нашел со своим отрядом. Как героя войны. Совсем недавно. — Лена смутилась. — Мы к нему ходим — и не знали. Он тоже учился в нашей школе?
— Учился.
— А мама Юрина?
— И она, — кивнула Вера Николаевна как-то поспешно.
И Лена вдруг поняла, что не надо было задавать этот вопрос и вообще расспрашивать обо всем этом. Вера Николаевна сама могла бы рассказать Тыбику о Григории Петровиче и о других. Но ничего не рассказала. Может быть, поэтому и с Леной говорит о Юре так, как никто другой в школе?.. Есть причина? Лена это давно почувствовала и не ошиблась, значит.
И ей вдруг показалось невежливым оставаться дольше в классе.
— Я пойду. — И еще раз спросила: — Свет погасить?
— Как тебе хочется.
Лена свет погасила и тихонько вышла из старого 9-го «А», в котором осталась сейчас Вера Николаевна.
Только что закончилось классное собрание. Кричали, спорили. Лена боялась собрания, потому что будет разговор о Юре — правда, не об успеваемости, а о дисциплине. Поругался с Лосем. Наговорил ему такое, что Лось написал в дневник школы и еще куда-то. Требует решительных мер.
Двоек у Юры нет. То наполучал двоек, то все исправил. Ольга Борисовна поставила ему недавно пять за ту же самую теорему об условном неравенстве и сказала: «Лекомцев, надеюсь, с вашим двоенным юмором покончено».
Юра кивнул и ответил, что повторяться в шутках — это уже неинтересно, он понимает. Поэтому придумает что-нибудь новенькое, хотя бы с теми же пятерками. Этакий пятерочный юмор.
Ольга Борисовна засмеялась и сказала в допетровском варианте, на «ты»: «Лекомцев, ты прекрасен в своей дерзости!»
И с Татьяной Акимовной у Юры состоялся разговор. Татьяна Акимовна — человек другого плана. Редко шутит. «Прошу доказать, что в состав соляной кислоты входят ионы водорода, ионы хлора. Прошу отметить физические свойства галогенов». И все это без улыбки. И только однажды слегка улыбнулась, когда прочитала в сатирическом листке: «Вы не видели Натрий? Ушел с Хлором к Сере…» Юра сумел ответить Татьяне Акимовне на все «прошу». Татьяна Акимовна, удовлетворенная, кивнула и сказала: «Прошу учиться нормально».
За столом президиума сидели Варя с Леной и секретарь комитета комсомола Нина Гриценко. Она пришла на собрание.
— Лекомцев, что у тебя произошло с Вадимом Нестеровичем? — спросила Варя.
— Частная беседа.
— То в коридоре, то в буфете… А теперь еще в раздевалке.
— А у вас с ним ничего не происходит?
— Что ты имеешь в виду?
— А все!
Ребята зашумели: Лось не вызывал симпатии.
— Но ты ведешь себя недостойно. Так не спорят и не доискиваются истины.
— Шалевич сам водрузил чай на голову, — вмешался Витя. — И потом, все это ерунда. Не серьезно.
— А в раздевалке? — настаивала Варя. — Тоже ерунда по-твоему, Беляев?
— Я не знаю, что было в раздевалке.
— Девочки, — вдруг сказала Майка, — чтобы иметь правильную осанку, надо положить на голову книгу и ходить.
В классе засмеялись. Даже президиум засмеялся.
— Майка! — спохватилась Варя. — Прекрати!
— Я прекратила. — И Майка сделала невинные глаза. — Я в порядке ведения собрания.
— Скурихина! Прекрати наконец!
— Молчу, Варечка.
— Хотите доискаться истины, пригласите Вадима Нестеровича, — сказала Нина Гриценко.
— Истина, где ты?
— Лекомцев, Беляев! Ефремова! Остановитесь!..
— Логическое мышление… Инспектор Варнике.
Жирафчик засмеялась.
Варя поглядела на Нину: «Я же предупреждала, что с этим вопросом будет трудно». И Нина знала, что с этим вопросом будет трудно. Она говорила Вере Николаевне.
А Вера Николаевна сказала, что Вадим Нестерович человек сложный и ей тоже бывает нелегко его понять, но она стремится это сделать. И они должны.
Юру строго предупредили за некультурность поведения в общественном месте, а именно — в раздевалке. Юра выслушал предупреждение, потом встал и направился к выходу.
— Привет, пескодоры!
Ну что с ним делать? Он всегда так… А теперь еще при Нине Гриценко.
Сашка-ферматист закричал:
— Вернись! Нехорошо, Юрка!
Юра улыбнулся:
— Ку-ку, Сашенька. Один бухгалтер приближается к премии.
Тому, кто докажет или опровергнет теорему Ферма, будет вручена премия в сто тысяч марок. Ольга Борисовна рассказывала.
Юра ушел.
Варя взглянула теперь на Лену: «Выручай, что-нибудь придумай». Лена ничего придумать не могла. И Варя продолжала вести собрание.
— Сережа, у тебя двойка по географии.
— Я занимаюсь, но оно как-то все мимо.
— Предупреждение было?
— Было.
— Надо исправлять двойку.
— Обидно, когда плывешь, а берега не видно, — вздохнул Гена Хачатуров.
— «О мать Нейт! Простри над нами свои крылья!..»
— Дополнительный вопрос по географии: с какой полоски начинается зебра?
— Комбинаторика!
— Лена! Ефремова! Скажи ты им… — взмолилась Варя.
— Ребята, перестаньте!
— Хачатуров все. Тайм-аут.
— Мне врач сказал, у меня соки в рост идут. Не могу нормально учиться. По некоторым предметам… — улыбнулся Борис.
— Так я тоже расту! — закричал Сережа, подмигнув Борису. — И соки у меня тоже!
Борис учится нормально по всем предметам. Сказал это для того, чтобы выручить друга. Обратить все в шутку.
— Человек современного общества должен развиваться в комплексе, — буркнул Сашка-ферматист. Он сидел, считал на логарифмической линейке.
— Где достать царский трон? — вдруг спросил Витя.
— Ты что?
— Мои ребята ставят сказку.
— Сходи в театр.
— Верно. Из головы вылетело.
— Опять отвлеклись от темы! — постучала рукой о стол Варя.
— «Меж ими все рождало споры и к размышлению влекло…»
— Борис!
— Девятый «Б» пишет сочинение в стихах!
— Врешь!
— Честно! Ходят, рифмы ищут.
— Мы первыми должны были писать. Александра Викторовна обещала.
— Напишу пьесу, — заявил Борис. — Действующие лица и исполнители: мать Гамлета — Вера Николаевна, Офелия — Майя Скурихина. — При этом Борис встал и поклонился в сторону Майки.
Майка в ответ тоже встала, поклонилась и положила на голову книгу.
Класс засмеялся.
— Первый могильщик… — Боря не успел ничего сказать, как класс хором закричал:
— Вадим Нестерович Лось!
Дверь открылась, и на пороге появился Лось. Рядом с ним Юра. Это было настолько неожиданно, что все — кто где стоял и сидел — застыли на местах. Майка — с книгой на голове.
Наступила тишина. Она повисла в воздухе живая. Ощутимая.
Лось тоже молча повернулся и вышел. Когда дверь за ним закрылась, ребята накинулись на Юру:
— Не предупредил! Ну надо же, а!.. Теперь — метеоритная обстановка! Борьба миров!
— Я сам его привел… Вы же говорили…
Витя, Юра и Лена шли вдоль Москвы-реки.
Большой Каменный мост горел голубоватыми огнями. Над открытым плавательным бассейном клубился пар. Поблескивали в снежном сумраке купола кремлевских церквей. На углу высокого серого дома горела надпись из красных стеклянных трубок: «Театр эстрады».
— Кто по барьеру до Большого Каменного?
— Скользко, Юра, зимой, — сказал Витя.
— Глохни.
И Юра впрыгнул на парапет набережной. За Юрой вскочил Витя. Дал руку Лене. Она тоже поднялась на парапет. Отправились гуськом, балансируя портфелями. Вдруг кто-то кричит:
— Лекомцев! Беляев! Ефремова! Остановитесь!..
Ребята остановились. К ним подошла Вера Николаевна.
— Что за выдумка? А у тебя, Лена, нога слабая. Забыла?
Ребята спрыгнули с парапета.
— У меня лучше нога.
— Лена растянула связки. И серьезно. Мальчишки, безответственные вы!
— Так она молчит.
— Ленка, чего ты молчала?
— Отправляйтесь, — кивнула Вера Николаевна. — По тротуару, как нормальные люди.
— И они отправились в смущении.
— Вас смутишь.
— Нет, почему же… Иногда…
— Не выдумывайте!
Ребята засмеялись и отправились по тротуару, как нормальные люди.
Около театра толпился народ: официальная премьера того самого спектакля — двое спорят…
— Я пошел, — сказал Витя.
— Куда?
— За троном. Договориться надо.
— Не пробьешься.
— Пробьюсь.
И Витя врезался в толпу.
— Василий Тихонович говорит, что работают установки, которые уничтожают тучи, туман. Облака уничтожают. А мне жаль, — сказала Лена.
— Облака?
— И облака, и снег. Тогда его не будет. Я и дождь люблю.
— Дождь не люблю, а снег люблю. — Юра положил на сугроб портфель и сел на него.
Лена положила портфель рядом и тоже села.
К театру подъехало такси, и из такси вышел известный артист.
Народ узнал, захлопал.
Его любили.
— Мне он нравится, — сказала Лена.
— И мне.
— Как ты думаешь, кого будет играть?
— Одного из тех двоих, конечно.
И вдруг совершенно неожиданно Юра спросил:
— Когда была жива твоя мама… ну, ты прости… она с тобой часто разговаривала?
— Что? — не поняла Лена.
— Разговаривала нормально, понимаешь?
Лена помолчала, потом сказала:
— Почему обижаешь Витю иногда?
На вопрос Юры она не ответила.
— Он всегда прав.
— И меня поэтому обижаешь? — Последние слова Лена сказала совсем негромко.
— Я свинья, Леша! — Юра вскочил. — И мать я свою не люблю! Ее никто не любит!..
— Зачем ты так?
— А что? Она и тебя не любит. И отца не любила. И Вано не любит. Она себя любит!
— Юра! — Лена тоже встала с сугроба. — Ты не смеешь так о матери!
— Смею!
— Нет! — Лена взглянула ему в лицо. — Часто говоришь и делаешь такое, о чем потом жалеешь.
Юра ничего не ответил.
— Ждешь писем?
Юра молчал.
— Инна обижается, что не приходишь. И бабушка Фрося.
— Странно. Мой отец учился в этой же школе, а я не знал. Странно. Верно, Леша?
Она сняла перчатку, подула на пальцы.
— И мать училась. В параллельном. И тоже молчала.
Лена сказала:
— Давно было. Как и война давно была.
— Чего о войне заговорила?
— Девятый «А» ищет девятый «А».
— Сейчас придумала?