И пошел в понедельник с волами. Продал, деньги тут же пересчитал, да и спрятал за пазуху. А вор-то уже сбоку подстерегает, как бы у него эти деньги стащить. Ходит, ходит вокруг — да что толку? Видит: за пазухой у парня целый бугор выпячивается; это были еще австрийские серебряные цванцигеры, — да как до них добраться?
Вдруг видит он другого вора. Тот говорит ему:
— Браток, что у тебя?
— Да вон у того денег уйма за пазухой, да черта с два у него достанешь.
— Знаешь что, продай его мне.
Договорились они, и один другому продал этого парня. Первый вор отступился, теперь второй с него глаз не спускает.
Подходит он к парню и говорит:
— Хозяин, хочу я вас попросить — надо мне купить ризу для нашего ксендза, а вы ростом как раз с него: пойдемте со мной; если вам будет впору, то и нашему ксендзу будет впору.
Парень обрадовался, что наденет на себя ризу, и пошел с вором в лавку. Вор на него ризу примеряет, натягивает, да и говорит:
— Тут у вас какой-то бугор под мышкой, риза плохо лежит.
Парень вынул кошель и положил на прилавок, а вор знай вертит его во все стороны, и как парень повернулся спиной к прилавку, вор говорит:
— Ну-ка, постойте вот так, а я посмотрю издали.
А сам тем временем хвать кошель, да и драла. Парень постоял минутку, оглянулся — а вор уже на улице. Парень как был в ризе — за ним. А лавочник — за парнем. Собрался народ, диву дается, что человек в ризе бежит. Позвали жандармов и хотели его арестовать, да свидетели нашлись, что он волов продал, поручились за него, и парня отпустили.
Пришел он домой с плачем. Отец еще ни о чем не знает.
— Эх, батюшка! Видно, состарились вы: говорили вчера о ворах — почему же мне ничего о ризе не сказали?
— О какой ризе?
Тут сыночек рассказал отцу, что с ним приключилось.
А отец:
— Ах ты дурень, дурень, ну слыханное ли это дело — таким ослом быть! Посмотрите-ка на него! Настоящий теленок, — рассказывай ему такие глупости, каких еще никто не слыхивал! Где ж ты видел, чтобы ксендз батрака за ризой посылал? Полюбуйтесь на него, добрые люди! Ведь я не к тому рассказывал, что воры везде такие, как тот, что рубаху мужику приколотил. Я рассказывал для того, чтобы ты не зевал, потому что воры только и смотрят, как бы что-нибудь стянуть, и на всякие хитрости пускаются!
Так он изругал сына — да что толку? Денежки за волов пропали, как в воду канули.
115. Хозяин и батрак
Один батрак нанялся работать, а хозяин-то был очень скупой. Когда они договаривались, хозяин сказал:
— Полгода я буду каждый день ходить в костел, а другие полгода — ты.
— Хорошо, — говорит батрак.
Вот ходит хозяин в костел, а как придет из костела, батрак его спрашивает:
— Ну, хозяин, что в костеле-то было?
— Сегодня пост и завтра пост, — отвечает хозяин, и так было каждую неделю, редкий день был без поста. А хозяину та выгода от поста была, что он тогда батраку меньше есть давал. Батрак как мог, так терпел, и полгода прошли.
Наступила очередь батрака ходить в костел. Приходит он из костела и говорит:
— Ой, хозяин, в костеле-то говорили, что завтра праздник и послезавтра праздник.
Вот батрак и работал едва один день в неделю, потому что все другие дни были праздничные, и целых полгода он почти ничего не делал.
116. Про пьяного мужика, которому примерещилось, будто он стал ксендзом
У одного мужика были быки. Погнал он их в Скалу и продал. Выручил много денег, на радостях напился в кабаке, а потом свалился в канаву.
Вечером шел по дороге парень, видит — в канаве человек лежит. Перевернул он мужика, сунул руку ему за пазуху, а там — деньги. Парень снял с него кожух, надел на себя, а на мужика напялил свой наряд — ксендзову рясу, потому что парень учился на ксендза.
Утром проснулся мужик, смотрит — на нем ксендзово облачение.
«Каспер я или не Каспер? — думает мужик. — Пойду-ка домой; если меня узнает мой пес — значит, я Каспер».
Только подошел к дому, а пес на него как накинется!
Призадумался мужик:
«Выходит, я не Каспер?.. Зайду-ка еще в хату. Если и жена не узнает — ну, тогда я и вправду не Каспер».
Зашел в хату, а жена ему говорит:
— Как вы сюда попали, пан ксендз? Уж коли пришли, так освятите мне, пан ксендз, хату!
Стала она жарить ему яичницу, а он вынул из рясы книжку, повертел — читать-то не умеет, — покропил немного в хате и ушел.
Пришел в город на церковный праздник. Много ксендзов туда понаехало проповеди читать. Спрашивают они у мужика:
— А вы, пан ксендз, с чем приехали?
— С чем вы, с тем и я, — отвечает мужик.
Велели они ему прочесть проповедь. Вышел мужик на амвон, да так прямо и брякнул:
— Помните, хлопы: если не исправитесь — мы с вас три шкуры снимем!
Слез с амвона, ксендзы накинулись на него, задрали облачение, видят — а там холщовые портки! Избили мужика до полусмерти.
Пошел он домой. Увидела его жена, схватила метлу и давай лупить, приговаривать:
— Где деньги за быков, а? Где?..
А он говорит:
— Небось когда я тебе хату кропил, о деньгах забыла, яичницу жарила? А теперь метлой охаживаешь?..
Что с дураком поделаешь? Оставила его баба в покое.
117. Вздорные супруги
В Незабышеве, около Бытова, жили супруги, которые поженились не по любви, а из расчета.
Он, Рацлав, был старым холостяком. Долгие годы вместе с матерью вел небольшое хозяйство, главным богатством которого была корова. Мать, хотя и старушка, еще прибирала комнаты, доила корову, кормила поросенка, занималась всем по дому и особенно заботливо ухаживала за сыном. Под такой опекой Рацлав чувствовал себя отлично, не обращал внимания на женщин и не помышлял о женитьбе.
Но вот однажды мать не пробудилась от сна. Навалились на сына заботы. Не мог он управиться со всей работой, и хочешь не хочешь пришлось ему подыскивать хозяйку в дом.
Нашлась такая. Была это Дорота, старая дева, которая до того времени напрасно высматривала сватов. Когда Рацлав спросил ее, не хочет ли она стать его женой, старая дева зарумянилась, как шестнадцатилетняя девка, и ответила поспешно:
— Да, да, очень!
Таким-то образом Рацлав и Дорота сделались супругами. Но оказалось вскоре, что брак их был ошибкой. Не подошли они друг другу. Старохолостяцкие и стародевичьи привычки слишком укоренились в них, и они не могли их теперь преодолеть. Начались взаимные укоры да свары.
Рацлав упрекал жену, что она не умеет готовить и кормит его куда хуже, чем кормила мать. Дорота обвиняла мужа в том, что он не заботится о ней, что постоянно ею помыкает. В минуты гнева бросались они обидными словами, попрекали друг друга.
— Недотепа!
— Бессердечный!
— И зачем я только на тебе женился!
— Убегу из этого пекла!
Привыкли уже говорить только слова горькие и злые, смотреть друг на друга с отвращением. Сердца их ожесточались все больше. Ругались супруги промеж себя даже на людях. А потом и того больше: озлобившись, стали и на других смотреть неприязненно. Люди не хотели заходить в их дом. Не заглядывали сюда даже нищие за подаянием — знали, что ничего не получат.
Один раз работали Рацлав и Дорота в поле, вскапывали лопатами землю, чтобы посадить овощи. И опять вспыхнул между ними бурный спор. Он хотел конец поля засеять брюквой, она — морковью.
— Тут будет брюква, — сказал он. — На корм для коровы.
— Нет, тут будет морковь, — ответила она. — Мне нужна она для кухни.
— Корове нужен корм. Мне корова милее, чем все твое бабье хозяйство.
— Если тебе корова милее, чем я, то пусть тебе корова готовит и стирает, а я ухожу!
— Ну и иди себе, я тебя не держу!
Дорота затряслась от злости.
— А чтоб тебе камнем стать! — крикнула она.
Перестали копать, топчутся друг против друга, злоязычат и размахивают кулаками.
И вдруг случилось так, что тут же эта сварливая пара окаменела. Так и стоят они по сей день на том поле как устрашающий пример вздорных супругов.
118. Беда с одним глазом
Жили на свете три брата: скорняк, портной и кузнец. Поселилась в деревне беда — совсем изголодались люди, А у братьев всегда есть что в рот положить и во что одеться.
— Эй, говорят люди про беду. Хо-хо! А какая она, беда? Мы не знаем, что за беда. — И отправились братья искать беду.
Идут, идут, пришли в лес и очутились у какой-то избушки. Зашли внутрь; сидит бабища одноглазая и печет картошку. А в избе и в хлеву полно баранов.
— Вы зачем сюда явились?
— А мы идем беду искать.
— Ну, так и нашли — я ваша беда!
Тут братья струхнули. Вот скорняк и говорит:
— Беда моя, беда, только не удави меня! Я тебе сделаю кожух.
А беда отвечает:
— На что мне твой кожух? — Хвать мужика за шею, только братья его и видели.
Портной тоже давай просить, пообещал рубаху полотняную сделать, но и его беда задушила. Остался кузнец, здоровый мужик. Запел он:
Беда рассмеялась и говорит:
— А ну, спой еще!
Но кузнецу не до песен. Хоть и сильный был, а все равно испугался — видел, как старуха братьев душила. Он и говорит:
— Эй, беда! Хочешь, я тебе глаза сделаю? Так-то, с одним, не больно красиво. А то будет два, как у меня.
— А сделаешь?
— Отчего бы нет?
— Ну, сделай.
Кузнец схватил кочергу, которой старуха угли шевелила, накалил, выжег ей последний глаз, и делу конец! С тех пор стала приставать беда к таким людям, которые работают как лошади. А иной мерзавец и лежебока, случается, что и хорошо живет. А все оттого, что беда слепая, не знает, к кому идет.
Тут беда разъярилась и — на кузнеца. Кузнец бежать, да в хлеву и укрылся. Беда завопила, ищет его среди баранов, но кузнец все от нее прячется. Тогда беда села у порога, стала подзывать баранов по одному, проведет рукой по спине и пропускает. Коваль видит — дело плохо, схватил баранью шкуру, что была там, завернулся в нее, а свою рубашку снял и натянул на барана. Сам идет на карачках, блеет. Беда ощупала его и пропустила, а барана того в рубашке, которого кузнец все назад отпихивал, беда потрогала:
— Ого, вот кузнец! — И хрясть его об землю, убила, а кузнец на дворе:
— Ха-ха-ха!
Беда совсем рассвирепела от злости — да что поделаешь?
— Кузнец!
— Ну?
— Знаешь что? Я уж с тобой ничего не могу поделать. Но есть там в лесу золотой ключ. Пойди по этой дороге и найдешь его. Возьми себе — пригодится, раз ты кузнец. Не жаль мне его для такого удальца!
Кузнец идет, идет, глядь — висит ключ. Ага! Взбирается, берет ключ, как вдруг рука приросла. Смотрит с дерева, а беда уже летит к нему. Что тут делать? Был у него здоровенный нож, раз — и отхватил руку по локоть. Беда подходит, берет ключ, а на нем рука висит.
— Вот видишь, кузнец? Искал беду, теперь получил ее — без руки не заработаешь!
И так все трое нашли беду.
119. О пане и его поваре
Один пан получил от отца большое хозяйство и управлял им, как хотел. Бог знает, чего он только не выдумывал!
Однажды отгородил этот пан большой участок за конюшней и велел всей деревне ходить туда оправляться, а кто нарушал его приказ — того наказывал. Виноватого приводили к пану, раскладывали на лавке и пороли нещадно по заднице.
Крестьяне до того боялись пана, что каждый бегал только на этот участок, да еще и за другими следил.
Так продолжалось год. Потом участок вспахали и посеяли на нем пшеницу.
Пшеница уродилась на славу. Убрали ее, смолотили. И вышло у пана той пшеницы сто мер. Зерно свезли на мельницу. Смолол его мельник. Привезли муку пану, а тот велел сразу приготовить галушки. Взялся повар за дело, а сам думает:
«Погоди же, я тебя проучу, раз ты такой умный».
Отсыпал он муки, сходил в нее за большой нуждой, замесил тесто, состряпал галушки и подал их своим господам на стол.
Едят господа галушки, а от них так и несет. Пан к повару:
— Что ты сделал с галушками, ведь от них воняет!
— Я-то ничего не делал, — сказал повар. — Это от земли, она пропиталась дерьмом, и дух от него по соломе достиг колоса. Оттого и мука такая нехорошая.
Подумал пан и решил:
— Правду говорит повар.
И велел он всю муку раздать крестьянам. Участок же приказал разгородить.
Так повар проучил своего пана.
120. Конь с трутом в ухе
Пошел однажды разбойник в город за продовольствием, да еще дали ему наказ горшков и котелков накупить. Вот приходит он на ярмарку и начинает выбирать горшки, а сам думает, как бы его не узнали, что он разбойник. Вот он и прикинься дурачком — возьмет горшок и не выстукивает его, чтоб проверить, целый ли он, а схватит за края и тянет, так что у самого глаза на лоб лезут. Но он это, дорогие мои, только в шутку так делал, горшок-то он разорвать не собирался.
А тут прибегает баба. У нее ум короткий; видела, как мужик горшок растягивал — пробовал, крепкий ли. Вот и она стала так же выбирать, да тянула-то изо всех сил и разорвала два горшка.
А сама-то бедная, в кармане у нее пусто, за горшки и заплатить нечем.
Разбойник и говорит горшечнику:
— Она не должна платить: горшок был слабый.
А горшечник ничего слушать не хочет, побежал за полицейскими. Те пришли и забрали у бабы последнюю юбку. Вот как!
А разбойник купил два крепких горшка, заплатил за них, как полагается, и пошел себе. Да чувствует сам, что он виноват. Жалко ему стало бабу.
Вернулся он, снял шляпу и спрашивает горшечника, не позволит ли он своей кобыле, что горшки привезла, прийти к нему завтра ненадолго.
Говорит:
— Сын ее у меня зимовал, такой ладный жеребец. Завтра он женится, я хочу ему свадьбу справить, уж больно хорош он удался. Так он велел, чтоб я его мать позвал. Вот я и хочу позвать.
А горшечник ему:
— Ты, парень, дурак настоящий. Ни на какую свадьбу я кобылу не пущу, она мне нужна.
А разбойник снова просит, чтоб хозяин позволил ему перемолвиться с кобылой. Что она, мол, не заяц — не убежит, и не соль — он ее не слизнет.
Горшечник наконец согласился. Разбойник пошептал, пошептал что-то кобыле, а потом поблагодарил хозяина.
— Ну, что ж ты ей сказал? А она тебе что ответила?
— «Мой хозяин, говорит, ни за что на свете не пустит меня на свадьбу, он меня очень мучает. Ну, нет так нет, горевать не буду. Я здесь эту свадьбу справлю».
Рассказал разбойник и пошел, куда ему нужно.
Минуты не прошло, как вдруг кобыла начала фыркать, крутить хвостом и взбрыкивать, а потом как начнет выплясывать по горшкам. Переколотила все горшки до единого.