Непридуманные истории - Бояров Роман 2 стр.


– Может, их в морозилку запихнём? – заволновалась Анюта. – Быстрей застынут!

За двенадцать минут до конца урока вторая бригада, наконец, замесила свой кекс и отправила его в духовку. Все замерли в ожидании результатов. Ещё через минуту проснулась Наталья Вениаминовна, принюхалась к духовке, пожала плечами, так ничего не унюхав, и снова заклевала носом.

Ноль минут до конца урока труда, а это значит, 4-му «Б» пора спешить со всех ног на контрольную по цивилизациям Древнего Востока. Вынув из морозилки и духовки блюда с пылу с жару и с холоду, девчонки кое-как растолкали Наталью Вениаминовну, сдали часть десерта на пробу, получили свои пятёрки и поскакали на второй урок истории к Аделаиде Евгеньевне. Нам с Васькой и Вовкой в тот раз так ничего и не перепало. Зато Аделаиду Евгеньевну девчонки решили хором задобрить прямо перед самым уроком и радостно водрузили на её стол два подноса с картошками и творожным кексом. Все ребята в школе знают, какая она сладкоежка. Каждую перемену проводит в столовой, уплетая слойки, пирожки с повидлом, рисом и картошкой, сахарные крендели и булочки с изюмом. Оттого любое платье Аделаиды Евгеньевны натянуто на ней плотно и упруго, как наволочка на подушку. Голос у неё густой и грудной, а точнее, низкий бас, как определил наш тоненький учитель музыки Баян Баяныч, столкнувшись как-то со мной и Аделаидой Евгеньевной на повороте в актовый зал.

– Вам бы «Дубинушку» Шаляпина петь под аккомпанемент моего баяна, – мечтательно предложил он ей.

– Увы, Пахом Семёныч, вы – не Навуходоносор, да и я уже давно не Аманис, чтобы меня осаждать нелепицами, – прогудела Аделаида Евгеньевна на ходу, рассекая руками воздух, точно атомный ледокол – айсберги у берегов Антарктиды.

Мы с Пахомом Семёнычем долго стояли, задумчиво глядя ей вслед, и каждый пытался понять, кто такой этот Новый с худым носом, и чем его хуже наш Пахом Семёныч.

Одинаково круглая со всех сторон, Аделаида Евгеньевна или, как прозвала её Лебедева Юлька, Колесо истории, со звонком появилась в дверях кабинета. Гудевший саранчой класс притих в ожидании расправы – контрольного теста. Всё смешалось в наших головах: троянский конь с египетским сфинксом, Тибр с Евфратом, Амон Ра с Ярилой. По искрящимся зловещим огоньком глазам Аделаиды Евгеньевны я прочёл, что спасение в виде переноса контрольной нам сегодня не светит. Оставалось молиться Яриле и надеяться на счастливый случай. Списать у Аделаиды Евгеньевны не смог ни один ученик за все двадцать пять лет её работы в школе. И сейчас, в отчаянии глядя на чистый лист бумаги, я вспомнил подслушанную у старшеклассников шутку: «У Аделаиды не то что муха, инфузория-туфелька не проскочит на уроке незамеченной». Что за туфелька, и почему такой странной модели, о которой не слышала мама? У неё в гардеробе водятся любые-прелюбые туфли: на широком каблуке и шпильках, с красной подошвой (зачем туфлям красная подошва?) и чёрной, а фузорной туфельки нет.

Пока я задумался, не заметил, как Аделаида Евгеньевна сменила гнев на милость, увидев на столе два подноса со свежеиспеченными дарами волхвов. Мигом раздав задания, она уселась за стол и сразу принялась за Ленкин кекс. В нависшей тишине раздавалось шумное причмокивание жующей Аделаиды Евгеньевны.

Прошло минут семь. Мы по-прежнему надеялись на чудо, и чудо произошло! Слегка изменившись в лице, Аделаида Евгеньевна широкой вальсирующей походкой покинула кабинет… на целых пятнадцать минут!

Всякий раз, когда папа смотрит новости, я часто слышу, как дяденька с хмурым лицом и в ярко-розовом галстуке говорит о переломном историческом моменте для страны. Всякий раз я спрашиваю у папы, что такое этот переломный момент, и папа, вздохнув, отвечает:

– Приплыли, сынок, дальше некуда.

Вот и сейчас мы приплыли к нашим шпаргалкам, быстренько всё списали, пока Аделаида Евгеньевна отсутствовала, и, довольные, смекнули, что дальше и лучше уже некуда.

Аделаида Евгеньевна вернулась, почему-то ещё больше озабоченная, чем уходила. Не удостоив нас и взглядом, она прошла к столу, села, но тут же пулей выскочила из кабинета… на двадцать минут! За это время каждый сознательный ученик 4-го «Б» счёл своим долгом поблагодарить бригаду Ленки Злотиной за их спасительный творожный кекс.

Сокровища мира

Сегодня я пришёл с уроков обиженный и злой. По двум причинам. Во-первых, обозлился на Ваську Захотелкина, потому что он вторую неделю обещает вернуть диск с игрой «Битва ёжиков-2» и никак не отдаёт, а мне самому позарез хочется в неё играть. Во-вторых, обиделся на себя, потому что не приготовил доклад про музей в Петербурге и сильно опозорился перед классом. Честно говоря, я и забыл, что нам задали в нагрузку к урокам литературы дополнительно читать про знаменитые галереи, выставки и библиотеки, да ещё и рассказывать обо всем этом у доски. Каждый день убеждаюсь, сколько же нам всего задают! Несправедливость! Когда нам, детям, жить-то? Прибежишь со школы, голодный и уставший, иногда в рваной куртке и грязных штанах после драки с Санькой Степаньковым, пройдёшь тщательный бабушкин осмотр на предмет синяков и ссадин, потом дезинфекцию в ванной, и только после всех мыльных процедур получишь допуск на кухню, быст ренько перехватишь маминого борща с ароматными бабушкиными пампушками, закусишь дедушкиными румяными драниками со сметаной под бабушкин компот из китайки. И день прошёл! А впереди ещё столько важных дел! Вчера, например, целых четыре часа прокачивал своего героя Тузика Грельского в онлайн-квесте «Охотники за блохами», но так и не догнал его до уровня «Профи». Три недели гоняет в новичках, бедолага. Вот и забыл я обо всём на свете, а о докладе и подавно. Зато наша классная учительница Татьяна Николаевна не забыла и уже на первой минуте урока, едва поздоровавшись с классом, мечтательно оглядела ряды и протяжно меня позвала:

– Фомичёв, к доске!

«Точно что-то задали!» – застонал я про себя. Не могла же Татьяна Николаевна вызвать меня просто так, покрасоваться у доски. Красуются девчонки, а ребята, как прославленные ораторы в Древнем Риме, гордо выходят к народу и покоряют его одной силой слова. Если у них есть эта сила. Или, на худой конец, поднимают белый флаг и ковыляют на своё место с двойкой.

– Фомичёв, ты там заснул, что ли? Марш к доске!

– Пятнами пошёл, мухомор! – хихикнула Надька Кротова, моя соседка по парте. – Вдохни-выдохни, и вперёд, не трусь! – Это кто здесь трусит?! – спохватился я и на ватных ногах поплёлся навстречу неизвестному. Встал у доски, огляделся, шаркнул пару раз ногой и в отчаянии повернулся к портрету длинноносого дяденьки с усиками и добрыми глазами в надежде заручиться его поддержкой. Первые ряды знай себе прыскали со смеху, так бы и треснул.

– Не тяни время, начинай! – заторопила Татьяна Николаевна. – Ну же, Денис, про какой удивительный музей в Санкт-Петербурге ты нам сейчас расскажешь?

– Я вам сейчас расскажу, расскажу я вам про музей в городе на Неве, – начал я неуверенно. – Находится он в бывшем Ленинграде, ныне Санкт-Петербурге, северной столице России.

– Фомичёв, ты издеваешься?! Переходи к делу, живо!

Класс гоготал как сумасшедший, а стены кабинета трещали по швам, точно старые кальсоны на моём дедушке! Интересное словечко «кальсоны»! Не будь у деда кальсон, вряд ли бы я когда-нибудь узнал об их существовании. И не провозись я с интерактивным Тузиком весь вечер, вряд ли бы сейчас стоял перед Татьяной Николаевной, как молчаливый истукан с острова Пасхи.

– Диня! – услышал я чей-то клич сквозь шум других голосов. Это Вовка пришёл мне на выручку и уже минут пять сигнализировал подсказку, держа над головой листок бумаги с крупным рисунком какого-то зверька в клетке. Разглядев, наконец, в нём хорька, я от обиды стукнул себя кулаком по лбу и бойко затараторил:

– Татьяна Николаевна, что вы?! Как я могу издеваться?! Просто слово вылетело из головы, стоял, вспоминал, но вы не думайте, я всё вспомнил! Этот музей называется Скунс-камера[2]!

Я плохо помню, что было дальше, хоть это и случилось сегодня. Ещё хуже помню, как добрался домой в самых расстроенных чувствах. На пороге меня встретила задорная и ласковая бабушка, вся в муке и в своём любимом голубом фартучке:

– Пожаловал, академик! Не топчись у двери, забегай быстрей, оладушки стынут!

Взглянув на меня пристальнее, бабушка поняла, что мне не до оладушек, всплеснула руками и заголосила:

– Деееед, а деееед, иди скорей сюда! «Спокойно, Денис, не будь девчонкой, – подбадривал я себя, – соберись и выложи им всё как на духу».

Не успел я так подумать, как услышал за спиной бодрый дедушкин привет:

– Академику желаю здравствовать!

И держать хвост пистолетом!

И уже бабушке:

– Совсем наш академик скис и стал похож на профессора кислых щей. Организуй-ка нам, пожалуйста, поляну с компотом и оладьями в Денискиной комнате.

И снова мне:

– У меня к тебе назрел серьёзный мужской разговор. Только сначала вымой руки и бегом в комнату. Я скоро приду.

Да, это не с родителями вести «милую беседу» о двойках. Они не будут цацкаться и разводить разговоры под компот с плюшками. Просто-напросто не допустят к компьютеру – это раз, не отпустят гулять – это два, вместо обещанной 3D-ручки подарят на день рождения мохнатую пижаму с оленем – это три, вот такая арифметика. А в бабушках и дедушках есть что-то такое сказочное, доброе и волшебное, они всегда дают второй шанс и третий, и даже четвёртый. Главное – не растрачивать эти шансы на всякую ерунду.

Быстро умывшись и приободрившись, я влетел в комнату, где нас с дедушкой поджидали дымящиеся оладушки с душистым клубничным вареньем и, конечно, компот.

– Что, брат, проголодался? Налетай, только ни гу-гу! Когда я ем, то что? Сам знаешь!

Медовый аромат варенья напомнил о ягодном лете в деревне, о том, как я собирал спелую клубнику вёдрами, а потом сортировал, отмерял и передавал бабушке. Все крупные ягоды доставались мне, остальное шло на бесконечные джемы, варенья, компоты. Бабушка, как заводная, полдня кружилась у плиты – помешивала, подбрасывала, подливала. Другие полдня пропадала на огороде и в цветнике, и в сарае, и в погребе, причём я всегда с лёгкостью самого крутого сыщика на свете – Шерлока Холмса, мог распознать, в какой части сада притаилась бабушка по её раскатистому фольклорному напеву: «Я вечор в лужках гуляяяяла!». Дедушка возился на крыше, которая каждый сезон просила каши, забивал и прилаживал, пилил и рубил, потом мы садились с ним вместе строгать удочки и лук, а по вечерам он учил меня играть в шахматы и в «Удиви почемучку!».

Скоро бабушка с дедушкой уедут от нас в деревню на весь сезон. А я об этом вспомнил только сейчас, и не потому, что в эту секунду уплетал бабушкины оладьи. Хотя и поэтому тоже. Мне стало жутко стыдно и совестно, прямо до слёз. За «Привет!» на лету, за потраченное время на компьютерные игры вместо захватывающих рассказов деда и мелодичных песен бабушки, ну, и выполненного домашнего задания.

Сглотнув подступивший к горлу комок, я скороговоркой выпалил всё-всё, что накопилось в душе: и про Скунс-камеру, и про Ваську, и про Тузика Грельского. Дедушка слушал внимательно, слегка покачивая головой. Когда я закончил, он улыбнулся, взлохматил мой чуб и незаметно вытащил откуда-то старую-старую книжку.

– Подсаживайся ко мне! Не дрейфь, выдержу! – позвал дед. Я плюхнулся к нему на колени, как в прежние времена, когда был совсем маленьким и не умел ни читать, ни даже зашнуровывать ботинки.

– Гляди-ка сюда! – дед открыл книгу на первой странице, и я, запинаясь, прочитал по складам трудное название: «Приключения Гекльберри Финна».

– Моя любимая книга! Марк Твен написал. Когда-нибудь и, я надеюсь, очень скоро это имя вместит и для тебя целый мир! Ты отбросишь свои планшеты и, как бишь их, диски, попрощаешься с неживым Тузиком и заведёшь живого Шарика. Побежишь во двор к мальчишкам – хотя какой у вас теперь двор: пара лавочек с одной бабулькой и горка; запустишь бумажного змея, залезешь на чердак – хотя, что я вру, уже не залезешь – чердаки давно забиты, голубятни разорены. А после уличных странствий обязательно вернёшься к книге, потому что сам этого захочешь. – Деда, а правда, что эту книжку выпустили в 1950 году? – изумился я.

– Точнёхонько, братец. В Издательстве «Детская литература». Аккурат к моему шестому дню рождения. И все эти годы она была со мной. Маленько пообтрепалась, но выжила! Помню, с какой гордостью принёс её в школу, с какой завистью меня обступили ребята, с какой жалостью умоляли дать почитать и выхватывали из рук заветную книгу. Чего только не предлагали взамен за «Гекльберри Финна»: десять кило гусиных лапок, настоящий морской кортик, велосипедную шину и руль, сифон, калейдоскоп, астролябию и даже армейский курвиметр.

Я ловил каждое дедушкино слово, как заворожённый. Понятное дело, когда ещё услышишь столько новых слов сразу?

– Недолго думая, я отдал её своему лучшему другу по кличке Кот.

– Почему Кот?

– Да он мог забраться на любую стену ловко и быстро, как представитель семейства кошачьих. Мы с ним облазили каждый метр Смоленской крепостной стены. В далёкие пятидесятые… Не смотри так жалостливо, дружище, Московский Кремль в твоём случае отпадает! Даже в мыслях не примеривайся!

«Дедушка и по крепостям лазил», – вздохнул я про себя и понял, что завидую его прошлому.

– Теперь эта книга – твоя. Твоё сокровище. И не смотри, что ветхая. Старый друг, ну, ты сам дальше знаешь…

– Деда, вот это подарок! Я теперь владею древней книгой! – проорал я на радостях. – Интересно, а Президент её читал? – На то он и Президент. Только не прямо вот эту, а в другом издании. Моя книжка появилась, когда Президента ещё и в проекте не было. Чего уж тут говорить, у нас вообще не было никаких Президентов. – Да ладно?! Деда, а кто же был?! – я чуть не лопнул от приступа любознательности.

– Были вожди, братец, – с грустью выдохнул дедушка и задумчиво уставился на свой правый тапок.

Я чуть не грохнулся на пол, но дедушка удержал:

– Настоящие вожди, как у индейцев?!

Ну почему я не родился в твоё время?! – не унимался я.

– А ещё стакан ситро стоил одну копейку, это без сиропа, с сиропом – три копейки, эскимо на палочке – одиннадцать, пломбир…

– Остапа понесло! – внезапно над нами прозвенел знакомый бабушкин голос. – Зачем ты пугаешь ребёнка фантастикой? Три копейки, пять копеек… заладил! Было и было, но, как говорится, прошло!

– А я не из пугливых! – расхрабрился было я, но тут же осёкся.

– Давайте лучше читать! Посмотри, Дениска, вокруг тебя сгрудились все сокровища мира – выбирай любое, – бабушка обвела взглядом долгие ряды книжных полок.

– Уже выбрали! – дружно гаркнули мы с дедушкой в ответ и засмеялись.

Дедушка читал увлечённо и живо, как победитель конкурса всех чтецов планеты, а я уносился в утлой лодке с Геком Финном в далёкие дали на поиски сокровищ мира, хотя глубоко в душе понимал, что затея эта пустая. Вот же они, мои бесценные сокровища – мои родные.

Фобия

– А у тебя есть фобия?

Назад Дальше