У стены напротив рядком расположились синие чудища. За тем из них, что стояло по центру, виднелась открытая дверь комнаты.
Посреди комнаты высился куб в человеческий рост. Был он прозрачным, как воздух, и лишь отсветы граней делали его доступным взору.
Недолго думая, стоявшее у двери синее чудище перепрыгнуло через куб и подхватило на руки женщину, которая оказалась перед ним. Подняв женщину над собой, оно забросило ее на куб. Грани куба завибрировали, словно он был из желе, и куб стал втягивать женщину в себя. Не в силах ему сопротивляться, женщина страшно закричала, но крик ее оборвался, как только куб сокрыл ее в себе с головой.
В кубе женщина стала выглядеть распластанной над полом, и ничто не свидетельствовало о том, что она жива.
Грани куба вибрировать перестали, и куб пошел вертикальными трещинами, которые поделили его на несколько неравных частей и рассекли женское тело поперек. Образовавшиеся части разъехались, представив на обозрение внутренние органы, кости, кровеносную систему… − все то, из чего состоит человек.
Кровь на срезах не сочилась. Органы бездействовали.
Немного постояв по отдельности, все части куба, кроме той, в которой были ноги женщины, сдвинулись в обратной последовательности и соединились меж собой.
Образовавшая пространственная фигура вытеснила из себя обезноженную женщину, и она упала на пол.
После всего происшедшего невозможно было представить, что женщина еще жива, но, упав на пол, она открыла глаза и взвыла от невыносимой боли.
Из обрубков ее ног хлестала кровь.
Часть куба, в которой оставались ноги женщины, вытеснила их из себя, и они тоже упали на пол.
Две опустевшие составные куба придвинулись друг к другу и соединились. Куб вернул себе подлинный вид.
Возле него в кровавой луже лежали обезноженная женщина и ее ноги. Вконец обескровленная, женщина сделалась бездыханной.
Пол поглотил человеческую кровь, впитав ту, как губка, и без остатка растворил ее красный цвет в своем голубом.
На этом месте жуткая видеозапись прервалась, экран пропал, стена снова сделалась стеной.
− « −
Отходя от шока после увиденного, мама запоздало прикрыла мои глаза рукой. Я горько заплакал. Отец был суров как никогда.
Как же обидно устроены миры…
Греющее солнце в светлых небесах, животворящий воздух, благодатная природа − жить бы, радуясь, и не мешать жить другим.
Так нет, обязательно найдутся такие, которые осквернят счастье существования злобой, ненавистью и жестокостью.
Но “таким” нужно противопоставлять добро, любовь и милосердие!
− « −
Пусть я многого не осмыслил тогда, но мне удалось понять основное: женщина уже никогда не будет живой, она умерла, и синие чудища не пощадят нас тоже.
Смерть представилась мне самосознанием, навечно растворяющимся в абсолютной черной пустоте. На меня стала накатывать паника, но ее победило чувство, что родители обязательно спасутся от синих чудищ и спасут меня.
− « −
− Синие твари. Я буду биться с ними, пока жив, − стиснув зубы, произнес отец.
− Мы будем биться вместе, − полным решимости голосом поддержала его мама.
− Да, мы будем биться вместе, − подтвердил отец и вытащил из кармана своих брюк складной ножик, с которым не расставался на Земле.
“Выпроставшуюся на одежде ниточку срезать, занозу вытащить, карандаш подточить − чем еще, если не дома?” − говаривал он маме во времена былые.
Отец мой − мужчина хозяйственный и аккуратный. Но на этот раз он достал ножик с совершенно иными намерениями.
Щелкнув кнопкой в торце корпуса, отец высвободил лезвие. Длина лезвия немногим превышала длину среднего пальца отцовской руки, но этого вполне хватило бы, чтобы причинить синему чудищу тяжелое ранение (например, если попасть ему в нос или в глаз), и отец смотрел на ножик, как на боевого товарища.
− « −
Тем временем синие чудища вспомнили о нас опять. Дверь комнаты немного приподнялась, и какое-то синее чудище просунуло под нее свои руки, в которых были две маленькие сырые рыбешки и шарообразный сосуд с коротким узким горлышком, закрытым пробкой. В сосуде, наполняя его почти под завязку, колыхалась очень похожая на воду жидкость. Все это было заброшено в комнату, синие руки исчезли за дверью, и она опустилась к полу.
Сосуд, судя по его виду, был из стекла, однако не разбился от удара об пол – лишь немного покачался на нем, как Ванька-Встанька, и замер на крохотном плоском донышке, которое тогда и стало у него заметным.
− Мы должны это есть? − спросила у отца мама, глядя на сырые рыбешки.
Отец вернул лезвие ножика в корпус и ответил:
− Думаю, синие чудища сами едят сырую рыбу и считают, что для нас она съедобна тоже.
− Вот почему люди, которых нам показали, такие истощенные. Они голодали, − скорбно заключила мама.
К ”съестным” подачкам синих чудищ родители не притронулись.
Вода − другое дело. Мы давно не пили, в горле каждого пересохло и першило. В моем − уж точно.
Воду мне начали давать с четырех месяцев. Она мне нравилась, я к ней привык и в ней нуждался.
Спрятав ножик в кармане брюк, отец откупорил сосуд и принюхался.
− Вода как вода, − сказал он, пожав плечами, и отхлебнул из горлышка.
Слегка выждав, передал сосуд маме. Мама сделала пару глотков. Я дернулся к сосуду, и мама дала мне попить из него тоже.
Меня давно мучил голод. Испив воды, есть захотел еще больше и захныкал. Мама покормила меня грудью, а покормив, надумала переодеть.
Она развернула на мне одеяльце и сняла с меня испачкавшиеся ползунки и подгузник. Вместо них обмотала меня хлопковой блузкой, которая до того была на ней, и собралась было снова завернуть меня в одеяльце, но увидела на нем синюю чешуйку. Ту самую, что отвалилась с пупырышка несшего меня синего чудища.
С отвращением взяв чешуйку кончиками пальцев, мама повела рукой, чтобы отбросить эту, как она сказала, ”гадость” куда-нибудь подальше в угол. Но в последний момент не отбросила. Задержав руку на весу, она внимательно чешуйку оглядела, словно о чем-то размышляла, и засунула ее в карман своего пальто.
Завернув меня в одеяльце, мама нашептала что-то на ухо отцу. Вскинув в изумлении брови, отец стал “переваривать” услышанное и чуть погодя сказал маме:
− Хоть бы ты оказалась права.
Родители прилегли на пол, чтобы просто отдохнуть. Из осторожности они не смыкали глаз. Я же заснул подле мамы сном младенца, каковым, собственно говоря, и был.
Когда проснулся, стены, пол и потолок комнаты сияния больше не излучали. Вокруг царил полумрак. Полной темноты не было, потому что снаружи в комнату проникали лучи какого-то светила, из чего родители сделали вывод, что в новом для нас мире имеется своя Луна.
Мама снова меня покормила, и отец сказал:
− Пора нам уже попытаться.
Мама взяла меня на руки, и отец помог ей подняться.
− Забери сосуд с водой, − попросила она его.
Отец подхватил сосуд с пола и зажал его подмышкой.
Мама вынула из кармана пальто чешуйку и с заговорщическим выражением на лице передала ее отцу. Взяв чешуйку рукой, подмышкой которой был зажат сосуд с водой, другой он вытащил из кармана брюк ножик.
Родители подошли к двери, и отец поднес к ней чешуйку. Он даже не коснулся чешуйкой двери, но фантастика: дверь поплыла вверх и пропала в притолоке.
Я не понял, почему так поучилось. Узнал от мамы, когда подрос.
Решив выбросить оказавшуюся на моем одеяльце чешуйку с синего чудища, мама вдруг подумала: ”Все двери открываются перед синими чудищами сами собой. Все синие чудища сплошь покрыты чешуйками, которые являются частью их плоти. А что если попробовать воспользоваться этой одной чешуйкой, обнаружившейся на одеяльце Артемки? Вполне может статься, что двери перед ней и откроются!”
Вот до чего додумалась мама, и вышло, как она предположила.
Ай да мама!
Глава 3. Бегство
Прижавшись друг к дружке, родители выскочили из комнаты. За дверью комнаты тоже царил полумрак. В этом полумраке родители чуть не наступили на синее чудище, которое разлеглось перед порогом комнаты. Глаза нашего стража были закрыты. Он спал.
Родители замерли, дверь в комнату опустилась за их спинами. Страж задвигал ноздрями, его смеженные веки задергались. Он начал просыпаться.
Отец нажал на заветную кнопочку в корпусе ножика, и выскочило лезвие.
В тот самый момент синее чудище открыло глаза и, оскалившись, стало подниматься на ноги с явным намерением на нас броситься.
Отец выставил в его направлении ножик, но тут в происходящее вмешалась мама.
Удерживая меня одной рукой, другой она выхватила из кармана своего пальто находившийся там флакончик со спреем, содержащим эфирные масла, и принялась распылять спрей прямо в морду синего чудища.
Броска от него не последовало. Судорожно задергав ноздрями, надув щеки и оттопырив их снизу, синее чудище вобрало в себя все порции распыленного мамой спрея и бессильно бухнулось на пол.
Мама спешно продолжила распылять спрей и израсходовала его весь, но целясь уже непосредственно в ноздри упавшего на пол синего чудища.
В результате оно еле слышно застрекотало и беспорядочно задрыгало руками, ногами, хвостом.
Родители отпрянули назад к двери, боясь быть ушибленными конвульсиями большого существа.
Те продлились секунды, и синее чудище испустило дух.
Обойдя поверженного врага, родители побежали к траволатору. Над ним была ведущая на волю дверь.
Если, конечно, можно назвать “волей” просторы мира, в который мы попали не по своему желанию.
Как бы то ни было, на этих просторах нас ждала надежда на жизнь.
Траволатор бездействовал. Из чего явствовало, что синие чудища отключали его при отсутствии надобности.
У траволатора родители остановились, и отец помог взобраться на него державшей меня маме. Взобравшись вслед за ней, он поднес к двери в куполе чешуйку. Дверь отползла вверх, в стенную толщу купола. На нас пахнуло прохладой летней ночи, и родители вылетели наружу со скоростью выпущенных из рогатки камешков.
− « −
Большая Белая Луна блистала в темно-синем ночном небе, полном красивых звезд. Они были, как земные, и небо было почти земным. Отличали его волшебно синий цвет и эта Белая Луна на нем. Во много больше Луны Земли, она и куда ярче светила над планетой, спутником которой являлась.
Речная долина была как на ладони. Легкий ветерок нежно колыхал в ней луговую траву.
От реки доносились слабый шум ее течения и тихий плеск ее воды у берегов.
В природе царили красота и покой.
Жаль, но наслаждаться ими мы не могли. Родители осознавали: погоня неминуема, и начнется, как только откроется наш побег. Что могло произойти в любую минуту. Нам нужно было срочно скрыться. Но где? В прекрасной, манящей к себе долине не затаишься. Там открытое пространство, и на нем, как в ловушке.
Спасение было в лесу, что рос у подножия горы. По его краю можно было двинуться вдоль реки к ее низовьям, подальше от синих чудищ. Родители так и поступили. Река являлась источником необходимой нам пресной воды и потому сделалась для родителей ориентиром.
Хотя они не ели и не спали больше суток, воздух свободы придал им энергии.
Взрослые легче переносят голод и умеют бороться со сном. Они могут долго терпеть физические невзгоды, что доказали ночь нашего побега, последовавший день, и не они одни.
Сосуд обеспечивал нас водой на первое время, и в него можно было запасать воду в дальнейшем, набирая ее из реки. Наш побег должен был удаться.
Отец забрал меня у мамы. Я все-таки был уже тяжел для женских рук. Особенно, если со мной нянькаться второй день кряду. Мама приняла от отца сосуд с водой, который весил значительно меньше, и родители бегом добрались до леса. Благо он начинался всего ничего от купола.
В лесу родители продолжили бежать еще какое-то время, но, устав, перешли на быстрый шаг.
Когда они одолели значительное расстояние от купола, из леса, что произрастал на склоне горы, до нас стали доноситься грозное рычание, леденящие душу завывания и болезненные вскрики.
Ночные хищники планеты вышли на охоту.
Кто-то из них ловил добычу, кто-то ее упускал. Добыча либо погибала в их зубах, либо уносила ноги.
Кому как везло.
Ясным было одно: звери не меньше нашего опасались синих чудищ, раз для жизни выбрали места подальше от их логова.
Со временем звериные голоса стали раздаваться все ближе, но уже только рычащие и завывающие. В них ощущались мощь и угроза. Со склона горы к нам спускались крупные хищники, почуявшие в нас добычу.
Отец остановился у первого на пути хвойного дерева и сказал, что будет делать факел. Разжечь его было чем: зажигалкой, в недавнем прошлом подобранной отцом на ведущей к нашему коттеджу дорожке и остававшейся в кармане его рубашки.
Передав меня маме, отец стал бегло осматривать ствол дерева и увидел на нем то, что искал: потеки древесной смолы. Смола была свежей, так как еще не успела застыть. Себе под нос отец буркнул:
− То, что нужно.
Я не знал тогда, что звери боятся огня и его избегают, как не знал, что смола деревьев является горючим веществом, а смола деревьев хвойных обладает самой большой огненной силой. Отец же знал и то, и другое, и третье.
Пальцами он счистил смолу со ствола и скатал из нее шарики. На время отложив их в сторону, с завала по соседству он взял подходящую для факела ветку и ножиком расщепил ее толстый конец на четыре части. Расширив расщеп руками, отец вставил в него вперемежку шарики смолы, кусочки мелких веточек, обломанных им с росшего неподалеку кустарника, кусочки мха и кусочки опавшей хвои.
Факел был готов.
Щелкнув зажигалкой под его верхушкой, отец высек пламя, и вовремя.
Страшные звериные голоса стали раздаваться совсем близко от нас, и меж деревьев замелькали зеленые огоньки враждебных глаз.
Пламя быстро обползло верхушку факела, и он разгорелся!
Из маминой груди вырвался стон радости.
Приподняв факел и поводя им по сторонам, отец стал обходить нас с мамой круг за кругом.
Зеленые огоньки меж деревьев пропали. Звериные голоса постепенно отдалились.
Звери подались прочь от огня.
Родители решили, что можно двинуться дальше.
Оставляя наше пристанище у хвойного дерева, они обратили внимание на лежавшие под этим деревом округлые плоды, которые без сомнений были орехами. Но намерения их испробовать родители не выказали, поскольку не знали, съедобны ли инопланетные орехи для человека.
Наш побег продолжился.
Мама пошла впереди с факелом и сосудом, а отец со мной – за ней.
Родители старались держаться как можно ближе к реке, прислушиваясь к шуму ее вод, доносившемуся слева по их ходу.
За ночь они сделали всего один привал. Мама покормила меня грудью и пожаловалась отцу, что молока у нее уменьшилось. Отец в ответ лишь проскрипел зубами.
Материнское молоко является пищей младенца, и от его достатка в тот период зависела моя жизнь. Чтобы оно прибывало, маме надлежало часто и помногу кушать. Но в ту первую ночь в новом мире отец еще не знал, как добыть еду.
Покинув привал, родители увидели сову нового мира (так называемую пернатую кошку ночи) и зверька, подобных которому стали именовать позже ”сусликами”. Сова пролетела над родительскими головами и накрыла собой этого зверька, который неожиданно выскочил из-за завала, что был впереди на пути родителей. Зверек взвизгнул и оказался обмякшим в когтях совы, улетевшей с ним куда-то в ночь.
Увидев совиную охоту, отец вдохновился надеждой, что тоже сможет охотиться на таких зверьков, и приободрил маму, сказав ей об этом.
Я той ночью всю дорогу спал на руках отца и проспал случившееся, но позднее узнал обо всем из воспоминаний родителей.
− « −
Перед рассветом от реки стал расходиться туман. Он прокрался в лес у горных подножий, и родители оказались идущими в нем, захватившем их по пояс.