Здорово, Яков, – приветствовал Арсений, повстречав того в Немецкой слободе.
Форм-брам-рей – деревянная балка, прикрепленная поперечно к мачте для несения паруса. Форм-брам-рей – третья снизу рея первой мачты – фок-мачты.
Штурман – корабельный офицер, ведавший ходом корабля и рулевым управлением.
Рейд – часть прибрежной воды, удобной для стоянки судов и защищенное от ветра.
Арсений? Вот уж не чаял встречи, – удивился Яков, увидев Арсения, в голландских костюмах разодетого.
Давно с тобой, Яков, я встречи ищу, – сказал Арсений.
Что так? Аль нужду в чем имеешь?
Нужду не имею, а потребность в тебе великую нахожу.
Во мне? Какого же она свойства, потребность твоя состоит?
Ты как уж заметил, наверное, на службе государевой я состою. На верфи фрегат особенный выстроен, слыхал что-нибудь про это?
Доходило до меня подобное, но значения не придавал, признаюсь честно.
Так вот, я капитаном корабля этого поставлен государем нашим, Петром Алексеевичем, и осенью этой идем с купцами в Англию.
Что ж, дело хорошее, и мой тесть хотел, помню, свой корабль в караван ваш пристроить, только воевода не дал согласие на это. Ох, и злой он давеча вернулся.
Команду я набрал и обучил с Божьей помощью, но вот в море выйти не решаюсь пока.
Что ж так?
Нет в моей команде штурмана, а без него как-то не клеится у меня работа по воде здешней ходить.
Это не беда, Арсений. Для опробования сил экипажа и пригодности его к делу морскому, а равно как и фрегата твоего к походу предстоящему возьмусь я направлять тебя в синеве Беломорья нашего. Я пока без особого дела здесь нахожусь, так что дня на два, на три, тесть, думаю, отпустит. Когда к испытанию-то думаешь приступить?
Вот спасибо, Яков. Так через дня два, наверное, приготовления необходимые закончим. Ты подходи послезавтра, как солнце чуть выглянет. К рейду, где фрегат наш стоит, там тебя шлюпка ждать будет.
Как и условились, Яков через два дня к восходу солнца на берегу стоял. На шлюпке, посланной с «Петра I», был доставлен на мостик корабельный, где Арсений всей работой экипажа управлял для приведения корабля-фрегата в движение по глади водной.
Спустились по реке благополучно и, как на широкие просторы вышли, тут беда с экипажем, ни разу в море не бывавшем, и случилась. Когда судно-то на якоре обреталось, паруса-то спускать научились, а вот как на ходу-то, да ветер в спину, так зараз четырех с грот-марса-рей и сдуло. Снова без насмерть зашибленных не обошлось. Часа через три только берег из глаз скрылся, волна поднялась и давай корабль-фрегат из стороны в сторону мотать – у народа сухопутного морская болезнь жизнь дала. Кто на рее сидел, так прямо оттуда живот свой чистил, а кто на палубе, так тот наполовину за борт свесился и час в таком виде пребывал, пока с зеленой мордой обратно не показался. За это время весь корабль обгадили, будто стадо коров паслось на палубе. Как закончилось содержимое животов горе-матросов, это безобразие и прекратилось. На ногах стоять осталось после бедствия нежданного чуть менее трети экипажа.
Конфузно стало Арсению перед Яковом за такую команду беспутную. Как теперь разговор начать, с предложением выступить о государевой службе на его корабле. Кто ж после этого захочет в поход морской с отрепьем отправляться. Оставил пока он эту тему горячую до тех пор, пока случай счастливый не подвернется.
На другой день плаванья испытательного чудо дивное случилось: все матросики в строю для работ готовые оказались. Арсений даже думать не смел об этом, а как потом прояснилось, Первушка Макеев, боцман Арсения, всем, кто сможет на палубу подняться, по полстакана водки выписал. Вот народ как один и встал в общий строй для утренней поверки. И все вроде своим чередом пошло. Арсений настроение переменил и на этот день пальбу из пушек назначил.
Подошли к берегу и дали выстрел с правого борта. С десяток деревьев в щепы разнесли и тем остались довольны, затем другим бортом повернулись и еще пальнули.
Грот-марса-рей – третья снизу рея на второй мачте – грот-мачте.
Пушек – двадцатичетырехфунтовок – В XVII – XVIII вв. на кораблях стояли три вида пушек: 24-фунтовое орудие, 18-фунтовое, 9-фунтовое. Здесь различие идет не по калибру пушки, а по весу ядра. 24-фунтовое орудие стреляло ядрами весом в 24 фунта, что соответствует примерно 12 килограммам.
Стрельба на пользу пошла, Яков развеселился и увлекся, а Арсений, не будь дураком, и давай его обхаживать, словно невесту красную. То трубу подзорную Якову поднесет: нате, дескать, Яков Родионович, полюбуйтесь. То словцо меткое метнет: мол, на торговых кораблях пушек – двадцатичетырехфунтовок не имеется, да и палить команда не обучена. А здесь корабль боевой, военный, значит, и муштра людей серьезная идет, не ради забавы. Дела великие ждут. Вот так он и вертелся вокруг Якова, словно Луна вокруг Земли-матушки нашей, до конца похода учебного. А когда в Двину заходить начали, вопрос прямо поставил. Яков в растерянности был, корабль фрегат ему с первого глаза понравился, команда, правда, не сильно надежна в управлении парусном, но это дело поправимо будет, оботрутся люди в походах дальних. Но пуще всего этого облако сомнения в мыслях его обозначилось в том, что отпустит ли тесть.
Гнева тестя своего опасаюсь, да и жена моя супротив меня выступит, – сказал Яков, в раздумьях пребывая.
Так по началу и против меня контры были. Мать говорила поперек порога ляжет, а не отпустит. А сейчас рада не нарадуется, делать дело великое идем, не на печи лежать.
Тебя Петр Алексеевич призвал, а меня кто?
И тебя, и тебя он тоже призывает. Я когда говорил с ним, он мне прямо сказал: «Не хватает, Арсений, мне людей толковых, если сыщешь таковых, так железными канатами держи и не отпускай, я тебе оправдательную подпишу, коли дело до меня дойдет», – вот так прямо и сказал.
Покочевряжился еще немного Яков, а затем махнул рукой, сказавши: «Будь как будет, тесть не черт, в ад не уволочет. Согласен». Уж больно ему с Петром встречу иметь хотелось.
Вернулись в Архангельск и начали к походу за Ледовый океан готовиться. А тесть Якова, узнавши, что Арсений все ж сманил его зятя на службу военную, так проклинал его на чем свет стоит.
К началу августа пришло время покинуть места родимые и отправиться в края дальние и незнакомые. Морских чертежей на те места не имел Арсений, и пришлось просить у купцов иноземных. Изучив маршрут пути вместе с Яковом и окончив все остальные изготовления, собрали стол, позвали тестя и остальную родню и всех чиновных и служивых лиц, имевших отношения к фрегату. Опрокинули не по одной, а пока силы не оставили их. И в этом заседании питейном помирились и облобызались Арсений с тестем Якова, а не то пути не было бы справного. На утро, помолясь и отстояв заутреню в церкви Святых апостолов Петра и Павла, подняли якоря два купчих судна и наш «Петр I» и отправились с отливом за Ледовый океан до Аглицкого острова.
Тут ужо и зачинается сказ великий про подвиги неслыханные Арсения Парфенова, сына Коржавина.
Морские чертежи – так поморские картографы называли морские карты.
Церковь Святых апостолов Петра и Павла – закончено строительство к лету 1702 года. Находится на Линском Приулке в крепости Новодвинской.
СКАЗ ЧЕТВЕРТЫЙ
О переходе корабля-фрегата через страны ледовидные и о набеге каперов французских.
Флейт – трехмачтовый двухпалубный торговый корабль длиной 30 – 38 метров.
Юфть – выделанные кожи животных.
Горловина – пролив, соединяющий северную часть Белого моря с Баренцевым.
Котлянка – судовая артель охотников на моржей.
Лопский берег – так в старину Кольский полуостров назывался.
Мурман – на месте современного Мурманска тогда стояла деревенька Мурман.
Как писано в челобитной воеводы Ржевского: «1703-го августа в 4 день вышли из города Архангельска по направлению к острову Аглицкому два торговых флейта, нагруженные мехами, льняной пряжей, рогожами и юфтью, под охраной фрегата нашего, для наведения постоянных торговых путей».
Распушили паруса, и с выдохом из Белого моря нашли большую воду – тут стихия трудности чинить и начала. Ветер северо-западный прохода не дает, поперек волны идти пришлось. Вспахал ветер-полуночник все пространство, волна, – словно борозда из-под плуга, высокая. Корабль-фрегат с одной на другую переваливается, к концу дня только в Горловину и залезли. А там воздушная стихия с океана, словно в трубу, дует – идти и вовсе тяжело стало. Тогда Арсений решил вдоль берега править, где не сильно разгуляй властвовал. Проскреблись вдоль суши безлюдной, тундрой поросшей. Выбрались к Седому океану так: направо – Земля Новая, туда котлянки поморцев наших ходят бить зверье всякое: моржа, тюленя, медведя, если посчастливится; налево Лопский берег лежит, Мурман недалеко.
За мысом Святой нос места мало хожены начались. Насторожился Арсений, на Якова глядит, а вдали туман опустился, похолодало. Парусов убавили и неспешно пошли, берег издалека виден – значит, спокойно все, не потеряемся в водах темных. Так до земель скандинавских на пятый день и дошли, а там ветер в спину задул и помчал всю флотилию на берег скалистый. Насилу как управились и отворотили беду неминуемую. Вышли в океан, переобули паруса – штормовые поставили, все лучше стало, хоть и сильнее корабли качало. На палубе не устоишь – вода борта заливает, нос в волнах тяжелых зарываться начал. Люди все притихли, на мачты взбираться не спешат, Господу Богу молятся.
Два дня долой и страна ледовидная началась; затеряешься в море – оно тебя подхватит и на какую-нибудь льдину вынесет. Ты и глазом не успел моргнуть, как глыба белесая сама тебя нашла, вынырнет из глубины и проломит борт твой с ребрами подчистую. Вот для того Арсений Петра и ослушался и корпус корабля-фрегата мудреной архитектуры выстроил, чтоб торосов не бояться.
Так вот и шли гуськом: впереди Арсений свой корабль-фрегат ведет, позади его два торговых флейта плетутся, еле-еле поспевают. На пятый день посередине Норвежского моря оказались, здесь пираты-викинги свой промысел ведут, на суда торговые нападают, все имущество купцов отымают. Хорошо, если в живых оставляют, а так пропала ладейка, море забрало, и спроса не с кого взять. В этих водах Арсений строго за морем следил, людей у пушек расставил и был готов к появлению варягов загодя. Но не показалось никого, и место опасное спокойно прошли. На четвертый день, а по общему счислению на одиннадцатые сутки к морю Северному подходить стали. Здесь вся пиковая вершина сказа нашего и началась.
Солнце уходило прочь, небо в багрянец окрасилось, ночь уже по пятам скакала, ветер справа дул – шли правым галсом, значит. Арсений у штурвала государил, рядом Яков движение корабля-фрегата по секстанту сверял – благо, зазвездилось небо. С каждой склянкой ветер крепчать начинал, в свете еще оставшихся лучей показалось стадо туч замутненных. Недоброе всегда приходит скоро и внезапно. Непогода объявилась так же быстро, сверкнул вдалеке громовержец, Арсений дал сигнал всем на изготовке стоять – час испытания настал. Пора было вспомнить святого Николая, покровителя небесного, чтоб отворотил все беды надвигающиеся.
Волна росла, как гриб после дождя, подпирала корабль-фрегат снизу; снова закачало сильно, вода палубу смочила раз, смочила два, а потом – как давай кидать судно Арсения из стороны в сторону. Все смешалось: и небо, и вода – в какой стороне что находится, непонятно. Молния слепит без устали, гром оглушает, а дождь прыснул пудовыми каплями, того и гляди, палубу проломит. Наши матросики, видно, долго страх копили и тут не выдержали и на мачты сиганули. Тонуть корабль-фрегат, им показалось, начал.
Страна ледовидная – Северный Ледовитый океан.
Ребра – шпангоуты.
Торосы – плавучие льдины.
Секстант – ручной астрономический инструмент, которым пользуются моряки для определения местонахождения судна в море.
Склянки – получасовой промежуток времени, обозначаемый одним ударом в колокол. Количество склянок показывает время. Счет их начинается с полудня.
Ванты – снасти стоячего такелажа, которыми укрепляют мачты, стеньги и брам-стеньги. Расположены с боков и несколько позади мачт. По ним матросы взбираются на реи.
Облизьяна – обезьяна.
Снасти – все приспособления, относящиеся к парусному вооружению судна.
Ют – корма, задняя часть корабля.
Выше всех взлез Первушка Макеев, боцман, Арсением поставленный. Ему-то надлежало в первый черед за исполнением приказов следить и панику строго пресекать. А он вместо этого растолкал локтями всех и сам на грот-мачту взобрался. Пришлось Арсению с Яковом и Бергом, да Олафом самим за штаны матросиков наших, насмерть перепуганных, снимать, порядок наводить. Народец темный, облепил ванты, словно мухи коровьи лепешки, и слезать ни в какую не хочет. Тогда из мушкетов палить Арсений с Яковом принялись и верной смертью грозить; пока один страх другой страх не пересилил, никто и шевельнуться не мог. Перетоптались и начали люди, как облизьяны, боязливо от снастей отлипать, вниз спускаться.
После, как очухались, Арсений велел наказать тех, кто смуту пустил, а Первушку в каюте капитанской отдельно спрос взяли. Чтоб команда остальная не видела, а не то он грозный вид потеряет и матросики его слушать перестанут. Поначалу пешком по волнам до дому отпустить хотели, да Арсений сердцем мягок был, пожалел Первушку. Высекли его, да кол в темное место вставили, дабы не свербило более. Но об этой экзекуции все равно догадаться можно было. Он неделю после этого сидеть не мог и часто в отхожем месте подолгу засиживался.
Пока команду Арсений успокаивал, корабли купцов из виду потеряли. Ночь в права вступила – и вовсе путь не найти. Так кидало их трое суток; кряхтел, скрипел корабль-фрегат, а все ж бурю выдержал. Правда, пятеро за борт вывалились, один раз голова показалась между волн – и все, не видать паренька больше.
Где были, куда шли, никто не знал. Как небо подобрело и синевой заулыбалось, начали править на юг. Ночью ориентир взяли, на третий день пять кораблей увидели. Это Яков в трубу, за горизонт смотреть предназначенную, узрел, как они паруса закатали и кучкой стоят, прохлаждаются. Присмотрелся Арсений и узнал: на водной глади среди пяти судов два флейта наших обретаются, а к ним три корабля заморских с флагами французскими, на юте вывешенными, прикрепились.
Вроде, земля Людовика далече лежит, что ж они здесь делают? Немного времени прошло, и загадка разрешение сама принесла. От кучки отделился одни корабль-корвет и в сторону нашего «Петра I» пошел. А на флагах сигнальных просемафорил, чтобы Арсений в дрейф судно свое положил.
По-французски никто разобрать не мог. Как разговоры вести? Вот вопрос, который застрял в голове у Арсения. Делать нечего – стали у борта дожидаться, когда иноземный гость подойдет. А корвет приблизился на два кабельтова, да и тоже паруса убавил и шлюпку спустил. Спустя час на борт поднимается свита во главе с высоким, даже стройным, как кипарис, если по-тамошнему выражаться, и представительным капитаном ван Стабелем. Усищи у него, как у кота, сам лицом приятный, духами весь пропах – значит, не мужик, а сплошной падеж женского пола. Арсений растерялся немного перед таким франтом и глаза в палубу зарыл. А тот напротив, осмотрел фрегат-корабль наш, да и говорит:
Проездная грамота в наличии имеется?
Арсений на всех языках европейских лопотать ученый, а вот французского не вытвердил в свое время, только несколько слов знал. Вот он и давай банжуриться, вуаля туда-сюда, мол, знать не знаем, в буре потерялись. Чтобы подоходчивей получалось и пробел, в словах нехватку восполнить, он еще пальцами себе помогать стал. А промеж приветствий спросил на голландском, почему суда наши купеческие в задержке стоят?