– Мы постараемся во всём разобраться. Да. Сами.
– И вы нами будете гордиться.
– Правда.
И вот, поздним вечером у трескучего костра сидят Мишка и Дуняша. Но на кого же они похожи? Почему так изменились? Узнать-то их можно, но…
Что это за штаны такие на Дуняше – явно бывшие Мишкины? А теперь в их боковые швы вшита лохматая бахрома. И куртка на Дуняше тоже Мишкина, и рубаха. Да только какие-то… индейские. Причудливо порезанные, в перьях и бусинах – где только она их понабрала? Хотя что – у поезда подушка разодранная валялась. А бусины – на шее у Дуняши были старенькие бусики, вот и весь ответ.
А Мишка одет во что-то явно с чужого плеча. Наверняка сумку или баул бесхозный там же подобрали – раз свою там не нашли. Значит, не опередили ребят шустрые мародёры. Бус и Мишке досталось. Украшенный головным убором из длинных гусиных перьев – на рисунке в книжке у индейца точно такой же, парнишка набивает табаком из подобранного возле железнодорожной насыпи кисета настоящую индейскую трубку. Её он только что вырезал из палки перочинным ножичком. А сестра украсила перьями, бахромушками и бусинами на верёвочках. Красиво получилось – как у индейцев. Хорошо, что в книге картинок так много оказалось…
А на лицах – что же у них на лицах! Полосы, точки, зигзаги – синие, красные и чёрные. Чтобы добиться настоящей боевой индейской раскраски, в ход пошло всё – и химический карандаш, и тонкий уголёк, и дамская алая помада, что ребята нашли в раздавленной банке.
День, а за ним и следующий, прошли после разгрома поезда – и вот у ребят, что всё это время валялись на пустынном берегу тёплой речки (местность тут была на редкость безлюдная), купались и читали книжки, наметилась, можно сказать, стратегия жизни. Мать, решили Мишка с Дуняшей, видела их, а потому поняла, что они живы. Может, не так убиваться будет. А они её найдут рано или поздно, обязательно найдут.
Сейчас было важно другое. Что делать – вот на какой вопрос предстояло ответить. Как жить, куда подаваться искать правду…
…– Куда отправимся-то, а, Мишка?
– Я ж тебе сказал, что я – не Мишка. – ощетинился Мишка-неМишка.
Девочка, одетая теперь мальчиком, смутилась.
– Да уж помню, брат Следопыт…
И порывистый Мишка тут же сменил гнев на милость.
– Вот то-то, брат Овод. Унывать нам теперь нельзя. Как говорится, – он многозначительно постучал по книжке Фенимора Купера, с которой теперь не расставался, – мы вышли на тропу войны. Так что надо определяться с обстановкой. Я, как вождь нашего благородного племени краснокожих, вызываю отряд на военный совет.
«Отрядом» была Дуняша, она же Овод, имя которого она решила носить.
– Выкурим трубку мира. – церемонно произнёс Мишка, поправляя перья, которые то и дело съезжали набок из его головного убора.
– Да, вождь. – согласилась Дуняша.
Вождь, то есть Мишка, поднял к небу свою трубку, отчего закачались все её украшения, выковырнул из тлеющего костра уголёк, раскурил табак. Сморщился, но, не теряя возвышенной церемонности, с поклоном передал трубку сестре. Дуняша повторила ритуал вслед за братом – и с таким же поклоном вернула трубку ему. И только тогда сплюнула.
– Тьфу, пакость какая! Аж в нос шибануло!
Невозмутимый Мишка заговорил, помахивая трубкой в воздухе.
– Как ты считаешь, мой индейский брат Овод, какие задачи стоят перед нашим племенем в первую очередь?
Дуняша наморщила лоб. И сказала:
– Я думаю, вождь, без политики мы теперь никуда. По сведениям достоверных источников, то есть бледнолицых, которые ехали с нами в поезде, «белогвардейцы отовсюду наступают, с севера Ленин со своими красными жмёт»…
– И ещё батька-чёрт где-то там вредит! – забыв о солидности, присущей вождю, подскочил Мишка. – Я тебя понял, брат мой Овод! Значит, смотри, как всё понятно получается: белогвардейцы – это ж они и есть, бледнолицые собаки!
– Точно! – согласилась Дуняша. – Бандюки эти, что поезд грабили, – койоты вонючие! А который чёрт…
– Да – кто это?
– А чёрт его знает. – Дуняша задумалась, подбирая злодею подходящую кличку. – Раз чёрт – значит, чёрный… Это по-индейски будет… Давай, Чёрный Лис! Да, хитрый Чёрный Лис! А Ленин, который вождь красных… Красный Олень!
– Ленин-Оленин. – Мишке тоже хотелось что-нибудь придумать. – Отлично! Соображаешь, брат Овод!
– Стараюсь, брат Следопыт. – Дуняше, конечно же, была приятна Мишкина похвала. – За кого должны быть краснокожие в этом случае?
– Я так думаю, что за красных, мой краснокожий брат. Кто благородно поезд отбил у бандитов, этих поганых койотов?
– Красные. Значит, не дурак у них этот Ленин.
– Раз они красные, значит, за индейцев. – продолжал развивать мысль Мишка.
– А значит, тогда, они за справедливость! – горячо добавила Дуняша.
И решение у Мишки созрело окончательно. Он ничуть не сомневался в том, что говорил.
– Выходит, – заявил он без тени сомнения, – нужно нам, мой индейский брат Овод, к красным подаваться.
– Да, вождь.
– Я всё сказал. Хау. – произнёс Мишка и, как делают настоящие индейцы, поднял к плечу раскрытую ладонь.
– Хау. – эхом ответила сестра.
Как же хорошо, когда всё определилось! Как хорошо, когда цель ясна, а мир вокруг прост и понятен! Многие поколения предков Миши и Дуняши работали на других людей – еле сводя концы с концами, трудясь от зари до зари, прибавляли и умножали их капиталы, продлевали их благоденствие, а также благоденствие их детей и приживалов. Уверенные, что есть люди более значимые и менее ценные, униженно кланялись господам и «знали своё место» в этой жизни. А разве не созданы люди равными друг другу, разве чем-то они друг от друга отличаются?
Эти справедливые слова слышали когда-то брат с сестрой от революционных агитаторов – и только теперь поняли их смысл. С которым они, конечно же, были согласны. Мишка и Дуняша помнили, как адски тяжело работала на мануфактуре их мать, как выбросил на улицу хозяин их отца, когда тот покалечился на работе. Как тяжело доставался им хлеб, как смеялись над ними дети богатых. И, конечно же, они не хотели, чтобы такое вновь случилось. Ни с ними, ни с кем-нибудь ещё.
Так что всё ясно.
К красным.
И теперь юным героям, что двинулись отыскивать дорогу к красным, предстояло выбрать направление, сориентироваться и узнать, кем же занята данная местность. Они долго брели по лесным тропинкам, полевым стёжкам. Но, как только за негустой рощицей показалась большая дорога, вдруг раздались голоса. Кто это? Свои? Чужие? Лихие люди? Или мирные?
На всякий случай отважные индейцы решили затаиться и, не выдавая своего присутствия, всё разведать.
Голоса приближались. Мишка и Дуняша осторожно выглянули из овражка.
Тю! Да это же старые знакомые – Беня и Мавра. И откуда же их только несёт? Чем это они так нагружены? А, ну понятно, чем – всем тем, чего красавчик Беня в поезде награбил. Вот ведь парочка – баран да ярочка, идут, песни поют.
– Да ещё и целуются, фу. – суровый брат Овод отвёл глаза.
Но брат Следопыт ничего не имел права упускать. А потому он следил за парочкой, не отрываясь.
– Ох… – дебелая Мавра сбросила узлы себе под ноги. – И когда ж мы дойдём – а то у меня аж спина трещит! И чем ты занимаешься-то, друг ситный? Так на большой дороге и…
Кавалер, тоже аккуратно пристроив на землю барахлишко, тут же козликом запрыгал вокруг Мавры.
– Ни-ни, золотая моя! На дороге – да. На большой – правильно. Но. Одно маленькое «но». У этой большой дороги я содержу кабачок! Да! Сам я мирный, всем властям угодный. А бандитизм, моя ясная пани, это ж просто увлечение. Балуюсь – для радости сердца. И с новинками всякими знакомлюсь. А как иначе у нас тут, в глуши…
Брат Овод, слушая это, негодующе засопел. И снова выглянул из овражка. Но разговор двух голубков ещё больше смутил его.
Потому что Беня, подкрутив утерявшие помадный блеск усики, обнял пышную красотку и замурлыкал:
– Ну так что мне на это скажет прекрасная Мавра? Не желает ли она стать хозяюшкой при всём этом добре и любящем муже?
Прекрасная Мавра, оглядев кучу добра и представив ту, что имелась в доме у большой дороги, конечно же, ответила, что она очень желает и замуж за Беню согласная. Будущая кабатчица так манерилась и жеманилась, что Дуняша вновь с негодованием фыркнула и сползла на дно оврага. И только раздавшийся выстрел заставил её спешно подняться и посмотреть, что случилось.
А это бандит Беня пальнул из нагана в воздух. Обрадовался, жених.
– Ай, моя булочка! Мы будем жить весело и культурно, как в лучших домах Парижа и Лондона. С музыкой, с танцами!
Засунув револьвер в карман, Беня вытащил из пожитков граммофон. Пристроив к нему трубу, он принялся крутить ручку. Заиграла музыка – и, прямо на тропинке, молодые бросились в пляс.
– Вот гад, этим же самым наганом он в нас тыкал. – сквозь зубы пробормотал Мишка. – Хороший наган.
– Ты-то откуда знаешь, что хороший? – поинтересовалась справедливая Дуняша.
– Вижу индейским оком.
– Ясно. Но, вообще-то, брат Следопыт, негоже краснокожим без оружия воевать. – зашептала Дуняша, не спуская с парочки глаз. – Отобрать бы наган в честном бою, а?
– Рискнём, брат Овод. – и глаза Мишки загорелись живым огнём. Вытащив свою индейскую трубку, он сжал её в руке, как будто не трубка это была, а боевой пистолет. – Слушай план операции: на тропе войны главное – стремительность.
– Это я и без тебя знаю… А план-то?..
– Дуняша…
– Я пошутила, вождь.
– Ладно… Ты заходи справа.
– Будет сделано, вождь! – откликнулась Дуняша, пряча улыбку.
– Раз, два, три – выскакиваем!
И не успели Беня и Мавра глазом моргнуть, как с грозным боевым кличем перед ними очутились одетые индейцами подростки. Нет, не видели ни Беня, ни Мавра в своей жизни такого, а потому остановились они, обнимая друг друга, точно громом прибитые.
– Руки вверх, поганый койот! – тыкая в Беню трубкой-пистолетом, рявкнул Мишка.
– Руки вверх, хитрый скунс! – воскликнула Дуняша у самого лица Мавры.
Что можно было подумать, увидев перед собой разукрашенные хари и перья?
– Нечистая сила! – заголосила Мавра, в ужасе грохнулась на землю и накрыла голову трубой, что сорвала с граммофона. Так она и застыла, стараясь вся вползти под эту трубу и затаиться там, будто её, Мавры, тут никогда и не было.
А Мишка и Дуняша тем временем окружили Беню. Который был белее мела.
– Ты стервятник – раз, не вырыв топора войны, творишь бесчинства! – помня слова индейцев из книжки, рычал Мишка.
– Мародёрство – это низко! – не отставала Дуняша, помня то, что вытворял Беня в поезде.
– Сдавай оружие – или прощайся с жизнью! – ткнув Беню трубкой в бок, потребовал Мишка.
– Или прощайся с наганом! – грозно добавила Дуняша.
– С наганом, с наганом! – продолжая заползать под граммофонную трубу, отчего всё её пышное тело колыхалось на зелёной травке, не своим голосом пропищала Мавра. Конечно, Беня – будущий муж, ей был нужен живым. А наган – дело наживное, при Бениных-то способностях и увлечениях.
Слова Мавры возымели действие. К тому же, её зад и спина, что никак не желали умещаться под граммофонной трубой, красноречиво дрожали и призывали к жизни. А потому, истово перекрестившись, Беня вытащил из кармана наган и протянул его Мишке.
Ухватив оружие, Мишка тут же отошёл на шаг назад.
– Ну, и иди теперь с миром. – выпучив глаза, приказала бандиту Дуняша. – Иди. Поля Вечной Охоты призовут тебя позже. Хау.
– Хау. – повторил за сестрой Мишка, махнув наганом в сторону Бени. И, ткнув носком сапога в граммофонную трубу, предложил. – И ты, дрожащая тушка, выбирайся и делай ноги.
Мавре не нужно было повторять два раза. Вскочив – так до сих пор с трубой на голове, она ткнулась в Беню и, чуть не сбив его с ног, заголосила. Труба усиливала её вопли – казалось, трубил слон средней упитанности.
– Мамочки… – едва удержавшись на ногах, простонал бандит-любитель.
И – на всю округу раздался индейский боевой клич: «Хи-и-ий-юп-юп-юп-яй-я-я-я!»
– Ку-ка-ре-ку-у-у-у! – присоединился к нему другой голос. Ничего более подходящего из того, что слышали в своей жизни, брат с сестрой припомнить не смогли.
Подхватив манатки и свою подругу, которая из-под граммофонной трубы продолжала истошно голосить: «Нечистая!», Беня умчался прочь. Туда же, кстати, откуда и пришёл. Минута – и они скрылись за лесом.
Мишка и Дуняша, с трудом стараясь унять волнение, уселись под деревьями. И начали новый военно-полевой совет.
– Ну что, брат Овод. – улыбнулся Мишка, протягивая сестре наган. – Вот мы и приняли боевое крещение.
– Да, брат Следопыт!
– Мы настоящие индейцы!
– Хау.
У красных
По лесной дороге двигался конный отряд красноармейцев. Молодые солдаты ровно держали строй и, не сбиваясь, пели звонкую песню:
Рвутся снаряды, стучат пулемёты.
Но их не боятся красные роты.
Красноармейцы счастливы – и это выражали их открытые простые лица. Счастливы, что едины и потому непобедимы, что идут защищать и строить свою новую свободную страну, в которой они будут жить гораздо лучше. Они в неё верят – да и чего ж не верить?
Смело мы в бой пойдём
За власть Советов.
И как один умрём
В борьбе за это!
Поют красноармейцы. Умирать, конечно, любому страшно. Но почему-то греет этим людям души мысль, что их борьба – это подвиг, что она не напрасна, что когда-нибудь они победят, и счастливое время обязательно наступит… И тот, кто кладёт свою голову в этой борьбе, умирает, радуясь: пусть не он, так его товарищи поживут в новом справедливом и правильном мире. Который и идут они строить. Откуда вдруг взялось такое количество этих людей в те давние романтические времена? Куда же они попрячутся в будущем?
Ведут отряд командир и комиссар – закалённые во многих боях солдаты, коммунисты.
И вот уже показалась поляна, на которой отряд расположился лагерем.
– Сто-о-ой! – раздался приказ командира.
Бойцы принялись рассёдлывать лошадей, а командир и комиссар прошли в штабную палатку и, разложив на столе военную карту, заговорили.
– Я понимаю, комиссар Сидоренко, мы собираемся ударить по белогвардейским флангам. Но к сожалению, мы очень слабо знаем местность. – взволнованно говорил командир. – То есть, без серьёзной разведки, на которую уйдёт никак не меньше трёх дней, начинать наступление нельзя. Это значит – вести людей на верную смерть.
Однако комиссар Сидоренко был с ним не согласен. Сдерживая негодование, он произнёс:
– Вы рассуждаете не по-пролетарски, командир. Наши люди пойдут не на верную смерть. Или вы считаете, что погибнуть за дело революции – это напрасно? Это честь, высокая честь!
Командир твёрдо возразил:
– Но это не сделает мне чести, как военному командиру! Мы на войне, комиссар. И для диктатуры пролетариата важно её выиграть, правильно? Война должна вестись по правилам. И эти правила мне хорошо известны. Прежде, чем отправлять бойцов сражаться, я должен разведать обстановку, я…
– Командир, вы говорите как белый шпион!
– Я – белый шпион? – командир был явно потрясён. – И почему? Потому, что не хочу, чтобы люди глупо умирали, наткнувшись на вражескую засаду? Выскочат наши бойцы на лошадках – а там пулемётчики на холме залегли. Это и будет смерть за идею революции? Так может, проще нам взять, и расстрелять всех наших красноармейцев сразу, своими силами? Какая разница, как им погибнуть за революцию!
Ярость переполняла комиссара Сидоренко.
– Что?! – подскочив, воскликнув он и схватился за револьвер. – И это говорите вы, красный командир? Да я на вас…
Командир спокойно и твёрдо посмотрел ему в глаза. Однако, хоть это несколько и охладило комиссара, активности ему не убавило. Он забегал вокруг стола, держась за деревянную кобуру своего оружия.
Конец ознакомительного фрагмента.