Отец Алмаза подумал, что это не слишком-то выгодная сделка. Кормить ему придётся и девочку, и коня, а взамен он получит лишь шесть часов работы.
— Так вы сможете поберечь свою лошадь, — заметил мистер Реймонд.
— Верно, — согласился Джозеф. — Да ведь того, что я зарабатываю с Алмазом, едва хватает нам самим. Ежели я его стану беречь, но притом кормить вашего коня и ещё девочку… понимаете, сэр?
— Что ж, обдумайте моё предложение на досуге и дайте мне знать до конца недели. Я пока не тороплюсь.
Дома Джозеф пересказал предложение джентльмена своей жене, прибавив, что не видит в нём никакой пользы.
— Для нас пользы и вправду мало, — сказала мать Алмаза. — Но она всё же есть. А уж для кого — так ли важно?
— Что-что? — переспросил её муж. — Мистер Реймонд и так достаточно богат, что пользы сберечь ему ещё немного денег. Не так-то ему легко будет найти простачка, который согласится на такое предложение. Я-то уж точно не соглашусь. Мы скорее потеряем, чем заработаем, по крайней мере, если станем беречь нашего Алмаза.
— Если старый Алмаз сможет работать хоть на час меньше, ему уже будет полегче. Но главное другое. Ты только подумай о бедной девочке, которой некуда идти! Вот кому мы принесём много добра.
«Она ведь подруга нашего сына», — подумал отец.
— Я о ней с радостью позабочусь, — продолжала мама. — Научу следить за домом, ухаживать за ребёнком, и она станет мне помощницей. Буду меньше уставать и смогу иногда брать подённую работу, ежели получится.
— И слышать об этом не хочу, — сказал её муж. — Но девочку мы возьмём обязательно. Стыдно, что сам я о ней как-то не подумал. Интересно, та лошадь ест много или нет? Да и старине Алмазу не помешает пара лишних часов отдыха в день. Всё равно вторая лошадь даст мне работать на четыре часа дольше. И сыну будет чем заняться. Будет ездить со старым Алмазом после обеда, а я буду брать новую лошадь после чая или утром, там посмотрим, как лучше. Глядишь, ежели повезёт, мы продержимся, и денег нам на всех хватит. И мистеру Реймонду хорошо сделать одолжение, характер у него, конечно, крут, зато он добр к нашему сыну. Ведь так, жена?
— Верно, Джозеф, — согласилась мать Алмаза. На том они и порешили.
На следующий день отец мальчика сходил к мистеру Реймонду и принял его предложение. Ещё до конца недели он снял в той же конюшне второе стойло, и у него стало две лошади вместо одной. Новый конь был гнедой масти, и поэтому его звали Рубин. А старому Алмазу дали его кличку из-за белого ромбика на лбу. Маленький Алмаз сказал, что теперь они сказочно богаты, ведь у них есть огромный алмаз и огромный рубин.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Сон Нэнни
Нэнни пока ещё была слишком слаба, чтобы покинуть больницу, поэтому Алмаз старался почаще навещать её. Теперь у мальчика прибавилось дел: каждый день по нескольку часов он ездил со старым Алмазом, а ещё нужно было сидеть с братиком и ухаживать за одной из лошадей, поэтому к Нэнни он выбирался реже, чем ему бы хотелось.
Однажды вечером, когда Алмаз сидел у её кровати, девочка сказала:
— Алмаз, мне приснился такой красивый сон! Можно тебе его рассказать?
— Ой, конечно, расскажи! — попросил Алмаз. — Я так люблю сны!
«Наверно, она была в Стране Северного Ветра», — решил он про себя.
— Глупый сон какой-то. Но он был таким чудесным, понимаешь? Как же здорово верить, что всё на самом деле, пока сон снится!
Пусть мои читатели не думают, что бедная Нэнни умела выражать свои мысли так гладко, как я их передал. В школу она никогда не ходила, и, пока не очутилась в больнице, слышала, в основном, всякие грубости. Но в школу ходил я, и хоть там меня не научили видеть столь удивительные сны, какие снятся Нэнни, зато я могу пересказать её сон куда лучше самой девочки. И мне ещё сильнее хочется это сделать оттого, что я уже постарался как можно лучше рассказать сон Алмаза, а мне не хотелось бы отдавать мальчику предпочтение.
— Слушай же, как всё было, — начала Нэнни. — Позавчера нас приходила навестить одна леди — очень красивая и так элегантно одета. Я слышала, старшая сестра ей сказала: «Как мило, что вы надели синее с золотом!», а та ответила, что знает, мы не любим блёклые цвета. А ещё на ней была удивительная красная шаль, вся расшитая молочно-белыми цветами. Шаль не то чтобы сверкала, она была шёлковая, но как будто бы светилась изнутри. Дама подошла к моей кровати и села как раз там, где ты сейчас сидишь, Алмаз, и положила руку на покрывало. А я сидела в кровати, ждала чая, и передо мной уже стоял столик. Её рука в синей перчатке была такая красивая, что мне очень захотелось её погладить. Я подумала, что дама, наверно, позволит мне это сделать, ведь все, кто приходит в больницу, такие добрые. Оказывается, люди злые только на улице. Но тут она убрала руку, и я чуть не заплакала, потому что решила, что чем-то её рассердила. А на самом деле она не хотела, чтобы я гладила перчатку. Дама её сняла и положила руку обратно на покрывало. Тогда я отважилась и протянула свою ужасную руку…
— Твоя рука вовсе не ужасная, Нэнни, — возразил Алмаз, но та продолжала:
— И погладила её, а она в ответ погладила мою — можешь себе представить! У неё на пальце было кольцо, и я стала его разглядывать. Тогда дама сняла кольцо и надела мне на палец. Оно было с красным камнем, она сказала, что это рубин.
— Вот забавно! — вставил Алмаз. — И нашу новую лошадь тоже зовут Рубин. У нас появилась ещё одна лошадь, гнедая, такая славная!
Но Нэнни продолжала свой рассказ.
— Дама со мной разговаривала, а я всё время смотрела на рубин — он был такой красивый! Пока она говорила, я вглядывалась всё глубже и глубже. Когда она собралась уходить, я стала снимать кольцо, и — как ты думаешь, что она сказала? — «Если хочешь, можешь оставить его на ночь. Только будь с ним аккуратна. Я не могу тебе его подарить, потому что мне самой его подарили, но ты можешь поносить его до завтра». Разве не чудесно с её стороны? От радости я с трудом чай допила. И мне кажется, из-за кольца я и заснула, потому что, покончив с чаем, я откинулась на подушку, устроилась полусидя-полулежа и принялась его рассматривать. Потихоньку я начала засыпать. Кольцо становилось больше и больше, и наконец я поняла, что смотрю уже не на красный камень, а на красный закат, который горел в конце длинной улицы рядом с той, где живёт моя бабушка. Одета я была, как и раньше, в лохмотья и дырявые башмаки, полные отвратительной грязи. Раньше я не обращала на неё внимание, но теперь мне стало противно. А прямо на меня смотрел огромный пламенеющий закат с зелёными и золотыми прожилками. Почему бы мне не жить в том закате, а не в грязи? Почему он всегда так далеко? Почему никогда не заглядывал на нашу несчастную улочку? Закат стал меркнуть, как с ним всегда бывает, и наконец совсем погас. Тогда поднялся холодный ветер и начал трепать мои лохмотья.
— Это Царица Северного Ветра, — произнёс Алмаз.
— Что? — переспросила Нэнни и продолжала свой рассказ.
— Я повернулась к нему спиной и побрела прочь. Куда я направлялась, не знаю, но идти в том направлении было теплее. Не думаю, что ветер был северный, потому что в конце концов я очутилась где-то на западе. Но во сне ведь не важно, какой ветер дует.
— Не знаю, — возразил Алмаз. — Думаю, Царица Северного Ветра умеет приходить в наши сны, — и дуть в них, конечно. А иногда она приносила меня обратно.
— Я не понимаю, о чём ты, Алмаз, — сказала Нэнни.
— Неважно, — ответил мальчик. — Люди не могут всегда понимать друг друга. Пусть оба мы побывали в Стране Северного Ветра, но что станется без нас с другими местами?
— Ты и в самом деле болтаешь странные вещи, — заметила Нэнни. — Иногда я думаю, что о тебе верно говорят.
— А что обо мне говорят? — спросил Алмаз.
— Тебя называют Божьим ребёнком.
— Вот здорово! Но я знаю об этом.
— А ты хоть знаешь, что это значит? Что у тебя не всё в порядке с головой.
— С ней вроде всё хорошо, — улыбнулся Алмаз, хватаясь за голову обеими руками, словно она была шаром, который можно снять, а потом поставить на место.
— Ладно, если ты доволен, я тоже довольна, — сказала Нэнни.
— Спасибо тебе. Пожалуйста, расскажи, что было дальше. Я люблю сны даже больше сказок. Особенно, когда они такие красивые, как твой, например.
— Я шла и шла спиной к ветру, пока не очутилась на какой-то красивой улице на вершине холма. Как уж так получилось, не знаю, но парадная дверь одного дома была открыта, и задняя дверь тоже, так что я могла посмотреть прямо сквозь дом. Угадай, что я там увидела? Прекрасный сад с зелёной травой, залитой лунным светом! Ты только подумай! На улице луны не было, а если пройти сквозь дом — была. Я оглянулась, вокруг ни души. Ничего плохого я не замышляла, а травка гораздо приятней грязи! Только я и подумать не могла о том, чтобы пройтись по траве в моих грязных башмаках. Я их скинула у сточной канавы и побежала дальше босиком, поднялась по ступеням, потом прошла через дом, и вот я уже шла по траве. Стоило мне оказаться в лунном свете, как мне сразу стало лучше.
— Вот почему Царица Северного Ветра тебя туда привела, — заметил Алмаз.
— Всё было как в сказке мистера Реймонда о принцессе Заре, — продолжала Нэнни. — Я легла на траву в лунном свете, совсем не думая, как буду возвращаться. Почему-то под луной мне было удивительно хорошо. Северный ветер, о котором ты твердишь, совсем перестал.
— Царица больше была тебе не нужна. А она никогда не приходит туда, где не нужна, — объяснил Алмаз. — Во всяком случае, это она привела тебя к лунному свету.
— Ладно, давай не будем спорить, — попросила Нэнни. — У тебя в голове, и в самом деле, не всё в порядке.
— Пусть так, — согласился Алмаз. — Но тогда в ней могут жить и лунный свет, и солнечный, правда?
— Может, да, может, и нет, — ответила девочка.
— Но тебе ведь тоже снятся чудесные сны, Нэнни.
— Я знаю, что это просто сны.
— Так и я знаю. Только я уверен, что они значат ещё кое-что.
— Да ну? — возразила Нэнни. — А я уверена, что нет.
— Хорошо, — сказал Алмаз. — Может быть, однажды ты тоже это поймёшь.
— А если не пойму? — не сдавалась девочка.
Алмаз хранил молчание, и Нэнни продолжила.
— Я лежала долго-долго, лунный свет наполнил все прорехи на моём платье, а я чувствовала себя такой счастливой…
— Вот, я же говорил! — перебил её Алмаз.
— Что ты говорил? — спросила Нэнни.
— Царица Северного Ветра…
— Это был лунный свет, сколько тебе повторять? — стояла на своём Нэнни, и Алмаз опять умолк.
— Вдруг я почувствовала, что луна светит уже не так ярко. Смотрю на небо, а там тёмное пушистое облако пытается заслонить небесную красавицу. Но луна была совсем круглой, что твоя тарелка, и облаку никак не удавалось за неё зацепиться. Она его стряхнула и засияла ярче прежнего. Но вот к ней подобралось облако потолще и луна сказала: «Не смей». «А я хочу», — ответило облако, но у него тоже ничего не вышло. И луна вновь засияла, посмеиваясь над его дерзостью. Она такая, луна, уж я-то знаю, я раньше всегда за ней наблюдала. На моей улице больше и смотреть-то не на что, кроме неё.
— Она больше не твоя, — заметил Алмаз. — Ты туда не вернёшься. Мы возьмём тебя к себе.
— Это слишком хорошо, чтобы быть правдой, — произнесла Нэнни.
— Не так много на свете вещей, слишком хороших, чтобы быть правдой, — сказал Алмаз. — Надеюсь, это одна из них. Но разве правда — не хороша? И разве хорошее не хорошо? Тогда получается, ничто не может быть слишком хорошим, чтобы быть правдой. Это как если бы бабка Сал…
— Не обижай бабушку, Алмаз. Она и её бутылка джина, конечно, ужасны, но однажды она раскается, и тогда ты обрадуешься, что не говорил про неё ничего плохого.
— Почему? — спросил Алмаз.
— Ты её пожалеешь.
— Мне и сейчас её жалко.
— И правильно. Она тоже будет жалеть. И тогда всё будет по-другому.
— Вот и чудесно. А пока ты поживёшь у нас, — закончил Алмаз.
— На чём я остановилась? — спросила Нэнни.
— На том, как луна обошлась с облаками.
— Ах да! Но всё только начиналось. На небе появлялись всё новые и новые облака, они собирались все быстрей и быстрей, пока совсем не закрыли луну. Она ведь не могла одна сбросить целую сотню облаков, понимаешь?
— Конечно, нет, — согласился Алмаз.
— Тогда совсем стемнело, и в доме завыла собака. Тут я увидела, что дверь в сад закрыта. Вдруг она открылась, но не для того, чтобы меня выпустить, а чтобы впустить собаку. Собака бросалась на калитку и выла. Я подумала, что если она меня заметит, то сначала покусает, а потом я окажусь в полиции. Тогда я вскочила и кинулась к беседке в углу сада. Собака бросилась за мной, но я захлопнула дверь перед самым её носом. Хорошо ещё, там была дверь, правда?
— Ты сама придумала дверь, потому что она тебе понадобилась, — заметил Алмаз.
— Ничего я не придумывала, она там была. Самая настоящая дверь.
— Вот я тебя и поймал! — воскликнул мальчик. — Я знал, что ты веришь в сны так же, как и я.
— Ах ты ещё и ловушки придумываешь! — возмутилась Нэнни. — Смотри у меня! В беседке я была в безопасности. И что ты думаешь? Снова показалась луна, но светила она только сквозь одно стёклышко, и оно было как раз рубинового цвета. Вот смех-то!
— Да нет, совсем не смешно, — возразил Алмаз.
— А будешь со мной спорить… — начала Нэнни.
— Нет, нет, что ты, — сказал он. — Я только хотел сказать, что так и думал. Она должна была светить именно через то стёклышко.
— Тогда ладно, — произнесла девочка.
Не возьмусь объяснить, что имел в виду Алмаз. У него были странные представления о мире.
— Я совсем не знала, — продолжала Нэнни, — что делать дальше. За дверью лаяла собака, поэтому выбраться я не могла. А луна была так красива, что просто притягивала взгляд, и я смотрела на неё сквозь красное стекло. И вот луна начала расти, пока не выросла больше того стёклышка, потом она появилась уже и в других стёклах, потом заполнила собой всё окно целиком, и в беседке стало светло, как днём. Собака замолкла, и я услышала тихий стук в дверь, словно ветер постукивал по ней веткой.
— Точно она, — произнёс мальчик. Он был уверен, что всё странное и красивое может исходить лишь от Царицы Северного Ветра.
— Я отвернулась от окна, открыла дверь, и как ты думаешь, что я там увидела?
— Прекрасную даму, — сказал Алмаз.
— Не угадал. Я увидела саму луну, большую, как домик, и круглую, как шар. Она светилась, словно была из белого золота. Луна стояла прямо на траве, наверно, на самой траве — я не могла разглядеть ничего, кроме её сияния. Пока я с любопытством на неё смотрела, у неё сбоку открылась дверца, и оттуда выглянул забавный пожилой человечек, у которого на плече висела какая-то изогнутая штука, и позвал меня: «Пойдём, Нэнни. Моя госпожа ждёт тебя. Мы спустились за тобой». Мне было совсем не страшно. Я подошла к прекрасному светящемуся шару, человечек протянул мне руку, я схватилась, подпрыгнула и очутилась внутри. Угадай, на что луна похожа изнутри? На маленький уютный домик с синими окнами и белыми занавесками! У окна, подперев голову рукой, сидела прекрасная дама и смотрела на улицу. Она была очень печальна, я стояла и смотрела на неё, и мне было так её жалко.
— Ты, верно, не думала, что моя госпожа такая красивая! — сказал смешной человечек.
— Конечно, нет! — ответила я. — Я и представить себе не могла.
— И никто не может! Но ты ещё не всё знаешь.
Человечек закрыл дверь, за ней оказалась веревка, к которой был подвешен груз. Какое-то время он тянул за эту веревку, а потом произнёс:
— Пожалуй, довольно. Теперь всё в порядке.
Потом он взял меня за руку, открыл незаметную дверцу в полу, мы спустились на две или три ступеньки, и прямо передо мной открылась огромная дыра.