Костяные шахматы подарил ему колдун и только в эти костяные шахматы он с ним и играл.
Дело в том, что костяные шахматы в присутствии колдуна передвигались по шахматной доске сами собой и это очень забавляло короля.
У костяных шахмат была своя история и о ней я сейчас расскажу.
Однажды король отправился на охоту. По дороге в лес он встретился с компанией чужеземных рыцарей. Рыцари были не одни: среди них находились две девушки, одетых как принцессы.
Он встретился с компанией чужеземных рыцарей.
Эти девушки, нужно сказать здесь, прекрасные как майские цветы, обрызганные утренней росой, вовсе не принадлежали ни к царскому ни к королевскому роду. Небольшие коронки на их головах были из картона, оклеенного золотой бумагой, а их кисейные легкие, как розовый утренний туман, платья были украшены блестками из обыкновенной фольги.
Чужеземные рыцари сами не знали, что им с ними делать. Часа два тому назад они, заехав отдохнуть в один город, увидели на площади человека с набеленным мелом лицом, кричавшего во всю глотку:
— Приглашаем почтенных граждан в наш театр. Если хотите видеть двух прекрасных принцесс, плененных двухголовым змеем, не жалейте денег. Актер, изображающий двухголового змея, на самом деле будет иметь две головы и четыре глаза. Идите смотреть четырехглазого!
— Это очень любопытно, — сказали рыцари и стали крутить усы.
А человек с набеленным лицом вдруг перегнулся назад и пошел по площади колесом.
И рыцари сказали опять:
— Да, это любопытно.
И прямо пошли в театр.
Тут все и случилось… Когда на сцену вышли две принцессы, рыцари еще могли усидеть спокойно, но когда из-за левой кулисы вылез актер с двумя отвратительными картонными змеиными головами и сначала замычал, а потом замяукал, а потом стал рычать, — они немедленно же обнажили свои мечи и бросились на сцену.
Хотя у них были уж порядочные усы, — они были люди еще очень молодые и до сих пор не видели ни хороших актеров, ни хороших бутафорских вещей.
Они рассказывали потом, что на них сразу нашло затмение, как только появился на сцене двухголовый змей. Он и этими своими двумя головами ворочал и в глазах у него горели в каждом по фонарю и рычал он и мяукал.
Одним словом, они приняли, не долго думавши все за чистую монету… Разве они не были рыцари? Разве могли они дать в обиду отвратительному чудовищу двух прелестных королевен, похожих на улыбающееся майское утро?
И они бросились на сцену с обнаженными мечами…
Они едва не убили актера, изображавшего змея. Картонные-то головы они ему отрубили и уже собирались обрубить ноги, но следующее обстоятельство привело их в замешательство: даже и лишившийся голов змей не потерял способности двигаться и ругаться.
Он закричал:
— О, болваны!
И пополз за кулисы.
Правда, минуту спустя, они пришли в себя, и, все равно, несдобровать-бы актеру, но один из них, самый рассудительный, сказал:
— Подохнете и так, спасайте девиц.
И, схватив изумленных девушек, они повскакали на коней и умчались из города.
Только отъехав от города на довольно значительное расстояние, они, наконец, сообразили, что наделали.
Они, вероятно, отпустили бы девушек на все четыре стороны, извинившись перед ними, — но им навстречу попался король.
Короля окружала многочисленная свита, егеря, псари и трубачи. Всех было человек до полутораста.
Король сказал одному из трубачей:
— Поди-ка, да узнай, что это за люди.
Трубач подъехал к рыцарям и сначала потрубил в рог, а потом спросил:
— Меня послал к вам король, что вы за люди?
— Мы — рыцари, — ответили рыцари.
— А эти девицы?
Не могли-же они сказать ему правду, чтобы потом о них прозвонили по всему королевству, да, пожалуй, и по соседним королевствам… Им даже и сейчас уж было совестно.
И они сказали.
— Эти девицы — принцессы. Мы их везем оттуда, куда ворон костей не заносил. Мы их там отбили у безобразного чудовища о двух головах…
Трубач передал их ответ королю.
— Должно быть это какие-нибудь необыкновенные принцессы, — подумал король, снял с правой руки перчатку и велел ее бросить под ноги рыцарям.
А сам обнажил меч, шепнув придворным:
— А нуте-ка их…
Рыцари не были уж совсем дураки и поняли сразу, чего от них хочет король. Они отлично знали этот древний рыцарский обычай бросать перчатку, когда ты хочешь вызвать кого-нибудь на поединок.
Но они напрасно думали, что им придется сражаться с одним королем или уж в крайнем случае с его придворными. На них, едва только в руке короля блеснул меч, накинулись не только король и его придворные, но и псари с собаками, и трубачи с медными рогами, и егеря с самострелами.
В одну минуту их стащили с коней и связали им руки.
Хорошо, что хоть никого не убили.
Только у одного рыцаря на лбу оказался синяк, да еще у одного борзая собака порвала кафтан.
Во время драки бывшие с рыцарями девушки потеряли свои картонные короны, и если бы теперь они вздумали утверждать, что их короны были не из картона, а из настоящего золота, их никак нельзя было бы уличить во лжи…
От корон не осталось ни одного даже самого маленького кусочка; их растоптали лошади.
Но и без корон девушки были так прекрасны, что король погладил самого себя по обеим щекам и сказал:
— Какой вы умник, ваше королевское величество, что отбили у этих вертопрахов таких принцесс. Их можно вполне принять фрейлинами ко двору ее величества королевы.
И возможно, что он так бы и сделал, над лесом вдруг целой тучей взлетели галки и, минуту спустя, на опушке показался колдун верхом на своей волшебной палке.
— А! — воскликнул король, — и ты тут.
Колдун подъехал к нему, снял колпак и заговорил:
— Ваше королевское величество, вас обманули. Не думайте, пожалуйста, что эти девицы — принцессы…
И он рассказал ему все, как было. Потом опять надел колпак, подошел к рыцарям и, уперев руки в боки, стал смотреть на них, покачивая укоризненно головой.
А сам говорил:
— Ну, ну…
Сгоряча король решил, было, казнить рыцарей, но тут пришло время завтракать, а после завтрака королю захотелось сыграть в шашки. За ним всюду, куда бы он ни отправлялся, возили ящик с шашками. На этот раз шашки, однако, забыли… И придворные уж распорядились, было, послать за шашками гонца в город, но колдун сказал:
— Да чего там шашки!.. Давайте-ка лучше в шахматы. Хотите, я вам сейчас их сделаю?
— Как это так? — спросил король.
— А очень просто… Ведь вы все равно этих повес осудили на казнь — так уж лучше я превращу их в шахматные фигуры…
И не дождавшись, что ему ответит король, колдун стал читать заклинание. Когда он умолк, где только что сидели связанные рыцари и две девушки, оказалась шахматная доска с расставленными на ней фигурами.
Рыцари, их оруженосцы и лошади превратились в шахматных коней, офицеров, солдат, а девушки в королев.
Как зеницу ока берег король эти шашки. Их особенность заключалась в том, что в присутствии колдуна фигуры передвигались по доске сами.
Задумали вы, например, передвинуть офицера на одну клетку вправо и уж смотрите — он там и стоит в клетке направо, задумали сделать иной какой-нибудь ход и, если такой ход вам точно на пользу, то офицер, непременно, передвинется на намеченное место… А если таким ходом вы можете только повредить себе, ни за что не сдвинется. И так и будет стоять, как вкопанный, где стоял.
Вот какие шахматы были у короля.
Правда, совсем уж их подарком колдуна нельзя было назвать, но, разумеется, не будь колдуна, не имел бы король и этих необыкновенных шахмат.
И раз король сказал колдуну:
— Подарил ты мне, братец, шахматы. А вот скоро королевич мой будет именинник — так ты и ему, что-нибудь придумал бы похитрей.
И когда, как раз, на кануне именин сына, услышал он с балкона карканье ворон, то подумал:
— А, наверное, это колдун. Какой-то, интересно знать, подарок везет он королевичу?
Читателю уже известно, какой подарок вез колдун королевскому сыну…
За пазухой его балахона звенели алмазные слезы.
Королевичу было уже двенадцать лет и, собственно говоря, он совсем не нуждался в погремушке.
Более подходящим подарком для него было бы, например, какая-нибудь книга в плюшевом переплете, или фотографический аппарат, или ученый попугай, или еще что-нибудь в этом роде.
Но колдун сказал:
— Погремушка, которую я имею счастие поднести вашему величеству, совсем особенная… Драгоценные камни имеют тоже способность говорить. Конечно, никто не знает языки драгоценных камней, но вы встряхните около уха этой штучкой, ваше величество, и услышите, что заключенные в ней алмазы не просто звенят, а разговаривают между собою. Не старайтесь узнать, о чем они говорят, разве, например, можете вы понять, о чем щебечут птицы? Но вместе с тем, разве вас не занимает щебетанье птиц?
Я не стану описывать именин королевича. Самое интересное на этих именинах был пирог, доставленный во дворец на телеге, запряженной парой валов. С телеги его пришлось снимать двенадцати королевским лакеям — такой он был большой и тяжелый.
Самое интересное на этих именинах был пирог, доставленный во дворец на телеге, запряженной парой волов.
Если бы на именинах, между прочими гостями, не присутствовал один великан, поступивший незадолго перед тем в королевскую гвардию, то пирога так бы и не съели. Великан очень помог в этом деле: он прямо засунул в рот половину пирога.
Получив от колдуна погремушку, королевич так уж с ней никогда и не расставался.
Ему, и правда, чудились какие-то слова, когда он ее встряхивал у себя над ухом и алмазы звенели. Он закрывал глаза и прислушивался.
И казалось ему — кто-то о чем-то глухо и невнятно кричит в погремушке, или стонет, или что-то поет тоскливое… Но звон алмазов заглушал этот стон, или крик, или песню.
Как будто кто-то сказал алмазам:
— Вы должны смеяться звонко и весело.
А им было тяжело и тоскливо и хотелось плакать…
И они смеялись и звенели и все-таки сквозь смех блестели слезы.
Королевич показывал погремушку отцовским придворным, пажам и министрам, и пажи, и придворные, также как он, закрывали глаза и встряхивали погремушкой над ухом.
Королевич показывал погремушку отцовским придворным.
Но они все говорили:
— Какая музыка…
Должно быть у них был плохой слух или это уж так устроил колдун — что королевич мог слышать то, чего не слышали другие.
Когда, прищурив глаза, они говорили: «Какая музыка» — они это говорили от чистого сердца: звон алмазов им казался необыкновенно мелодичным и приятным.
А королевич часто плакал. Он теперь чувствовал себя совсем несчастным. В конце-концов даже стали опасаться за его рассудок. Он говорил, будто кто-то невидимый постоянно ходит за ним и что-то шепчет ему на ухо, и он не может понять ни одного слова. И, сев где-нибудь в угол, он закрывал глаза и подносил к уху погремушку…
И сидел так целыми часами изредка, встряхивая погремушкой…
И плакал…
Так дожил он до шестнадцати лет.
Колдун за это время ни разу не появлялся во дворце. На своей палке он уехал куда-то далеко в другое королевство и напрасно король посылал к нему в лес гонцов спросить совета, что ему делать с королевичем и с погремушкой.
Когда королевичу исполнилось шестнадцать лет, было торжественно об явленно о его совершеннолетии.
По старому обычаю отчеканили золотые монеты величиной в небольшой блин. На одной из этих монет находилось изображение королевича и стояла надпись: «Моему слуге».
Исстари велось так. Королевич в день совершеннолетия выходил на балкон. Тут же за ним выносили бочонок с монетами.
Он брал из бочонка монеты и бросал их вниз — народу. Перед балконом, разумеется, собиралась огромная толпа. Если в толпе кому-нибудь попадала в руку монета с надписью «моему слуге», такой счастливец имел потом право поступить к королевичу главным слугой.
И вот был день… Перед дворцом толпился народ. Королевич с балкона бросал золотые монеты. Монет в бочонке оставалось только на донушке, когда королевичу доложили, что его желает видеть какой-то человек.
— Сейчас, — сказал королевич, добросал последние монеты и повернулся к своей свите.
— Вот он, — проговорил один из свиты, таща на балкон за рукав тощего долговязого парня с рыжими волосами.
Мне следовало бы еще с самого начала сказать, что скоморох был рыжий и худой, и длинный, как жердь.
Именно ему досталась монета с надписью «моему слуге» и он, как этого требовал обычай, сейчас же явился к королевичу.
Королевич велел его причесать и одеть в придворную ливрею; затем, когда это все было сделано, сел в кресло и спросил:
— А теперь скажи мне, чем ты занимался до сих пор?
— Раньше я был скоморох, — ответил скоморох, — но вот уже пять лет, как я стал портным.
— Почему?
Скоморох вздохнул.
— Это очень длинная история, — сказал он, — и мне тяжело ее вспоминать… Впрочем, эта история имеет некоторое отношение и к вашему высочеству, и, вероятно, самой судьбе было угодно, чтобы монета с вашим портретом попала в мои руки. Велите-ка, чтобы эти молодые люди в золотых штанах ушли отсюда, и я расскажу вам все, как было.
— Оставьте нас вдвоем, — сказал королевич свите, состоявшей, главным образом, из юношей не старше его возраста. Они поклонились и, хоть им хотелось еще покрасоваться на балконе перед публикой в своих шитых золотом штанах, — ушли — и сами за собой заперли дверь.
Скоморох принялся рассказывать о том, как колдун превратил его в комара и затем опять в скомороха и послал собирать по королевству самые крупные слезы…
Он говорил между прочим:
— Судите сами: у меня их был целый кисет из-под табаку; когда они стукались друг о дружку так меня пробирала дрожь… Знаете, даже боялся к ним прикоснуться, будто они были живые и им стало бы больно от этого… Сперва-то было занятно, потому что, разве это не чудно: вдруг слеза — и вдруг, на тебе, — стало алмазом… А потом хотя бы и света не видеть.
А он что сделал с этими алмазами? — спросил королевич…
— Хуже и не выдумаешь, — ответил скоморох, — он всыпал их в золотую погремушку и подарил вашему высочеству.
Глаза у королевича потухли… Он опустил голову, потом поднял ее и сказал:
— Ты врешь, этого не может быть.
Страдание и мука была в его лице и он кусал губы, чтобы удержать слезы.
— Убей меня Бог! — воскликнул скоморох, — если вру… Обнажите вашу шпагу и проткните меня ею, если я вру, сделайте меня самым последним вашим слугой, хотя я и должен быть первым, если я вру!
Но королевич закачал головой.
— Я тебе не верю, — произнес он, смотря на скомороха взглядом полным тоски, — колдун — наш придворный астролог и не стал бы так зло шутить надо мною.
Скоморох опять начал божиться, что он не врет, но королевич твердил:
— Нет, нет, этого не может быть. Он не такой человек…
— Э, ваше высочество, — сказал скоморох, — разве ихнего брата разберешь? У них все на выворот…