Йоста Кнутсон
Налле Лапсон берется за дело
Text © Gösta Knutsson
Illustration © Eva Alexandrowa-Lefferts
First published by Bonnierförlagen AB
Published in the Russian language by arrangement with Bonnier Rights, Stockholm, Sweden and Banke, Goumen & Smirnova Literary Agency, Sweden
Иллюстрации: Эва Александрова-Леффертс
© Екатерина Чевкина, перевод на русский язык, 2019
© ООО «Издательство Альбус корвус», издание на русском языке, 2019
Глава первая
Я думал, это лицо
– Налле Лапсон! – сказала Лотта.
Налле Лапсон поднял на нее глаза. Он сидел в кресле-качалке и вязал крючком.
– Я могу быть чем-то полезен? – поинтересовался он.
– Да, Налле Лапсон, – ответила Лотта. – Я тут кое-что подумала, а именно – что тебе в самом деле просто необходимо научиться читать. И считать.
Налле Лапсон отвел взгляд.
– Боюсь, замучает меня все это учение, – сказал он. – Я только-только вязать научился – может, пока и хватит?
– А что это ты вяжешь? – спросила Лотта.
– Вожжи, – сообщил Налле Лапсон.
– Но ты же собирался связать бабушке кухонную прихватку, – напомнила Лотта.
– Я передумал, – сказал Налле Лапсон. – Вожжи лучше. И бабушке они очень кстати будут, если она решит покататься на лошади. В тележке или верхом. Десять тысяч метров вожжей!
– А ты знаешь, Налле Лапсон, как пишется слово «вожжи»? – спросила Лотта.
Налле Лапсон снова отвел глаза.
– Знал бы, если захотел, – помолчав, ответил он, – только зачем? Главное – понимать, что такое вожжи.
– Уметь читать, писать и считать надо всем, – сказала Лотта. – Бабушка умеет, и трубач, и я. Один ты не умеешь, Налле Лапсон!
– Понимаешь, в нашем лесу школ было как-то маловато. – Налле Лапсон сощурился.
– Потому я и решила начать тебя учить, – сказала Лотта. – Ну-ка, Налле Лапсон, как, по-твоему, пишется слово «вожжи»?
– Ц, Ф, мягкий знак, тридцать семь, – ответил Налле Лапсон. – Ну, в общем, в этом духе.
– «Вожжи» начинаются на В, – сказала Лотта. – Ты сам разве не слышишь?
– Вожжи начинаются на Во. Мед с сухариками – тоже во! – И Налле Лапсон показал лапой, до чего хорош мед с сухариками.
– Не отвлекайся, Налле Лапсон! Вожжи начинаются на В, а потом и правда идет О.
– Ну конечно! О, мед! О, сухарики!
– Замечательно! – сказала Лотта. – Говорить «О!» ты умеешь. А как пишется, знаешь?
– Через Щ, – сказал Налле Лапсон.
– Налле Лапсон, Налле Лапсон! – вздохнула Лотта. – Когда мы говорим «О», то пишем букву О. Это знают даже малые дети. То же самое и с «А!». Знаешь, как пишется «А!», а, Налле Лапсон?
– Через О, – сказал Налле Лапсон.
– Налле Лапсон, Налле Лапсон! – снова вздохнула Лотта.
– Но ты сама сказала, что с «А!» то же самое, что с «О!». Если «О!» пишется через букву О, то, значит, и «А!» должно. Иначе я в жизни не выучусь читать!
– Давай тогда писать, – сказала Лотта. – Садись-ка со мной, Налле Лапсон!
Налле Лапсон вылез из качалки и сел к столу рядом с Лоттой.
– Вот смотри! – сказала Лотта. – Я рисую кружочек. Это и есть буква О.
– Я думал, это лицо, – сказал Налле Лапсон. – Давай нарисуем ей глазки.
– Ну что с тобой делать, Налле Лапсон! – всплеснула руками Лотта.
– Можно нарисовать ей носик? – предложил Налле Лапсон. – А под ним усики?
Глава вторая
Как бы тут купить мороженого
Светило солнце, птицы распевали весенние песни, цвела сирень, и мороженщик на площади только успевал продавать свой товар. Бургомистр уже купил одно мороженое с утра, а потом пришел карамельщик, и трубач, и портной, и кондитер, и Лиза с Садовой улицы, и Улле с Новой, а потом снова пришел бургомистр.
– Только тетке не говори! – шепнул он мороженщику и испуганно огляделся по сторонам.
Затем пришел начальник станции, и матушка Хильдегарда из булочной, и Юхансон с почты. А потом появился Налле Лапсон.
– Как бы купить тут мороженого, – сказал он и положил на блюдечко одну крону.
– А я ничем другим и не торгую, – ответил мороженщик. И завел свою скороговорку: – Авоткомунапалочке-встаканчикеврожкеванильногоклубничногомалиновогоабрикосовогофисташковогоподвадцатьпятьэрепотридцатьпятьэрепосорокпятьэрепопятьдесятпятьэре?
Все сливалось в одно длинное-предлинное слово!
– Хотелось бы купить напалочек, – сказал Налле Лапсон. – Из ванили, если можно. Одну для бабушки, одну для Лотты и одну для меня. По тридцать пять эре.
– Тогда этого не хватит, – сказал мороженщик и показал на крону. – Нужно еще пять эре.
– Неужели нужно? – удивился Налле Лапсон.
– Именно что нужно, и именно столько, – сказал мороженщик.
Налле Лапсон призадумался. И вдруг просиял:
– А может, вы отлизнете на пять эре от одной напалочки – и все сойдется!
Мороженщик не удержался от смеха.
– Будешь должен пять эре, в другой раз занесешь, – сказал он и, положив в пакет три мороженых, протянул Налле Лапсону.
Налле Лапсон шел домой в радостном расположении духа. Вот будет сюрприз для бабушки и Лотты! Ведь эта крона была последней монеткой, которая оставалась у Налле Лапсона в копилке.
Лотта уже стояла на крыльце.
– Мы с бабушкой решили устроить пикник, раз погода такая хорошая. Пойдешь с нами?
– Конечно, пойду, – сказал Налле Лапсон. – Если, конечно, возьмете.
– Разумеется, возьмем, – сказала Лотта. – Если, конечно, хочешь.
– Разумеется, хочу, – сказал Налле Лапсон. – Если ты не против.
– Разумеется, не против, – сказала Лотта. – А кстати, что у тебя в пакете?
– Секрет, – сказал Налле Лапсон и лукаво усмехнулся.
– Но ты же не взял это без спросу? – встревожилась Лотта.
– Нет-нет, – ответил довольный Налле Лапсон. – Не взял. Купил на собственные деньги. Но это секрет.
– Ну ладно, – сказала Лотта. – А теперь нам надо собрать провизию для пикника. Не хочешь мне помочь, Налле Лапсон?
Еще бы Налле Лапсон не хотел! Вместе с Лоттой они положили в рюкзак буханку хлеба, колбасу, три бутылки ситро и банку меда. А еще, тайком от Лотты, Налле Лапсон сунул туда же свой пакет с мороженым на палочке.
– А что делают на пикнике? – спросил Налле Лапсон. – Едят – это понятно, а еще?
– Лежат на травке, любуются цветами, слушают птиц, – объяснила Лотта. – А еще можно играть во всякие игры, кувыркаться и петь песни.
– А на гармонике можно играть? – спросил Налле Лапсон.
– Ну конечно, – сказала Лотта. – Если кто умеет, конечно.
– Прихвачу-ка я тогда свою гребную маргошку, – сказал Налле Лапсон.
Глава третья
Вроде гусь
Бабушка, Лотта и Налле Лапсон сели в автобус в белую и красную полоску, который отходит на Бюллербергу ровно в двенадцать часов каждый день, если только нет дождя.
Автобус был полон, но все молчали, никто не произнес ни словечка.
«Как-то тут уныло, – подумал Налле Лапсон. – Повеселю-ка я их и сыграю на губной гармошке».
Он достал гармошку, приставил к пасти и дунул.
Водитель подскочил до потолка и вырулил в канаву.
– Что вам сыграть – девятую симфонию Бетховена или «Цыпленок жареный»? – поинтересовался Налле Лапсон.
– Что покороче! – буркнул какой-то старичок.
Налле Лапсон заиграл «Цыпленка».
– Все-таки Бетховена ни с кем не перепутать, – сказала одна из пассажирок.
– Еще бы, – отвечала ее соседка. – Какое нежное аллегретто – типичный Бетховен! Так и слышишь, как рыдает его тоскующая душа!
– Что да, то да, – согласился дед с рыжей бородой. – Но десятая симфония у него все равно получше будет.
Перед самой Бюллербергой автобус останавливается в месте под названием Лильендаль. Там очень красиво (что, кстати, даже по названию чувствуется). С травяного пригорка сбегает ручей, за ним виднеется лес. На этот-то пригорок и направились Лотта с бабушкой и Налле Лапсон с рюкзаком на спине.
– Сколько же тут герани! – воскликнул Налле Лапсон.
– Это не герань, Налле Лапсон, – сказала Лотта. – Это первоцветы, примулы.
– Довольно похожи на герань, – заметил Налле Лапсон.
– А вот это что за цветок? – сказала Лотта и сорвала фиалку.
– Какой красивый, – восхитился Налле Лапсон. – Похож на гиацинт или на одуванчик.
– Это же фиалка, Налле Лапсон, – сказала Лотта. – Пора бы тебе уже выучить названия наших самых обычных цветов.
Налле Лапсон, смутившись, отвел глаза.
– Мне столько всего надо выучить, – сказал он. – Птиц, например. Правда, некоторых я и так знаю.
– А вот скажи, кто это стоит вон там на камне и покачивает хвостиком? – спросила Лотта.
– Сова, – ответил Налле Лапсон. – Или жиравль. В смысле, жураф.
– Это трясогузка, – сказала Лотта.
– Ах вот как, – сказал Налле Лапсон.
– А слышишь, вон там, в лесу, кто-то кукует – как эта птица называется?
Налле Лапсон наклонил голову набок и прислушался.
– Вроде гусь, – сказал он. – Или, может, пеликанарейка.
– Это же кукушка! – сказала Лотта.
– И кукует она с запада, – сказала бабушка. – Это означает удачу.
– Странно, – сказал Налле Лапсон.
– Что странно? – не поняла бабушка.
– Ведь если бы бабушка оказалась по ту сторону леса, то кукушка куковала бы с другой стороны, – ответил Налле Лапсон. – И это означало бы неудачу. Так что удачно, что мы оказались по эту сторону.
– Это верно, – сказала бабушка.
– Может, поедим? – предложил Налле Лапсон. – У меня в рюкзаке маленький сюрприз.
– Да, – сказала Лотта, – я ужасно проголодалась. Достань еду, Налле Лапсон, будь так добр!
Подмигнув, Налле Лапсон с многозначительным видом принялся развязывать рюкзак. Наконец он сунул лапу внутрь.
Внутри оказалось чрезвычайно мокро!
Глава четвертая
Просто безобразие, что они тают!
Налле Лапсон достал хлеб. Буханка насквозь промокла в каком-то молоке – или это такие сливки?
– Налле Лапсон! – строго сказала Лотта. – Так твой сюрприз – вот это вот?
– Ничего не понимаю, – сказал Налле Лапсон и почесал в затылке. – Весь рюкзак в этом белом. Смотри, что стало с колбасой!
– Что еще натворил наш Налле Лапсон? – спросила бабушка.
– И кто-то стащил мороженые напалочки! – воскликнул Налле Лапсон. – Смотрите! В пакете пусто!
– Так в пакете у тебя было мороженое? – сообразила Лотта.
– Ну конечно! – сказал Налле Лапсон. – Я купил его для бабушки, для тебя и для меня. А кто-то его стащил. Может, эта самая кукша, что кукует с запада, когда тебя там нет.
– Бедный Налле Лапсон! – воскликнула Лотта. – Ты не знал, что в теплом рюкзаке мороженое растает.
– Ах вот как, – с несчастным видом произнес Налле Лапсон. – Просто безобразие, что они тают! – В следующий миг вид у него сделался возмущенный. – Когда за тебя заплатили целую крону, будь любезен и не тай!
– Но они же тают от тепла, – объяснила Лотта.
– Да, вот тоже безобразие, – сказал Налле Лапсон. – Пора это дело запретить. Куда смотрит правительство?
– Ну, хлеб, по крайней мере, есть можно, – сказала бабушка. – И колбасу.
– А ситро можно пить, – сказала Лотта. – С ним все в порядке.
– Возьмите мой мед, – предложил Налле Лапсон. – Я только банку сперва оближу.
Общее настроение было несколько подавленное.
– Никто не против, если я ненадолго отлучусь? – спросил Налле Лапсон. – Минут на десять или около того.
– Только если ты ничего не натворишь, – сказала Лотта.
– Нет-нет, – заверил Налле Лапсон.
И – лапа за лапу потрусил к лесу. Где повстречал мирно пасущуюся корову.
При виде Налле Лапсона корова напугалась.
– Батюшки, кто это? – воскликнула она. – Ты лев или зебра? Или, может, крокодил? Я в жизни таких зверей не видела!
– Похоже, у коров неважно с общей эрудицией, – заметил Налле Лапсон. – Я медведь, и меня зовут Налле Лапсон.
– А я корова, и меня зовут Роза-Майя, – ответила буренка.
– А в июне тебя зовут Роза-Июня? – спросил Налле Лапсон.
Буренку это страшно насмешило, и она залилась настоящим коровьим хохотом – таким громким, что оказавшаяся рядом белка с перепугу взлетела на самую верхушку сосны.
– Ты тут недалеко живешь? – осведомился Налле Лапсон.
– Да, мой хлев в двух минутах отсюда, – сказала Роза-Майя.
– А люди там тоже живут? – спросил Налле Лапсон.
– Только не в хлеву, а в соседнем домике, – объяснила Роза-Майя.
– А у них нет хубаночки? – спросил Налле Лапсон.
– Чего-чего, дяденька медведь? – переспросила Роза-Майя.
– Я просто думаю, нет ли у них буханочки хлеба, – ответил Налле Лапсон. – Я бы сел на тебя верхом и съездил к их домику.
– Да на здоровье, – обрадовалась буренка: все-таки пастись одной в лесу довольно скучно, а тут какое-никакое, а разнообразие.
Глава пятая
Обычная хубаночка
В домике жил дядюшка по прозвищу Мумрик, а поскольку он очень увлекался жевательным табачком – снюсом, – то его так и звали: Снюс-Мумрик. Жену его звали Кайса, а так как она обожала кофе, то и величали ее Кофе-Кайса. У них был единственный сын, Туттели-Тюре, а у него – единственная мечта: губная гармошка. Вот только сто́ят губные гармошки дорого, объясняли ему Снюс-Мумрик и Кофе-Кайса, так что с этим придется годик-другой обождать.
Снюс-Мумрик как раз колол дрова возле дома, когда на всем скаку примчалась Роза-Майя с Налле Лапсоном на спине.
Снюс-Мумрик разинул рот и выронил топор, потому что в жизни такого не видел.
– Мать! – крикнул он. – Погляди, что делается!
Из дома на верандочку вышла Кофе-Кайса с чашкой кофе на изготовку.
И, увидев медведя верхом на корове, тоже раскрыла рот и молча опустилась на скамейку.
Но Туттели-Тюре – он не испугался. А подбежал к Розе-Майе и помог Налле Лапсону слезть. Что вышло не совсем удачно, во всяком случае, Налле Лапсон перекувырнулся несколько раз, прежде чем встать на ноги.
– Досадно получилось, – сказал Налле Лапсон себе под нос, отряхивая шерсть лапой.
Затем он поклонился и сказал:
– Меня зовут Налле Лапсон, и я интересуюсь, нельзя ли тут прикупить хубаночку.
Снюс-Мумрик посмотрел на Кофе-Кайсу, а Кофе-Кайса посмотрела на Снюс-Мумрика.
– Денег у меня с собой нет, – продолжал Налле Лапсон. – Но губная гармошка имеется. Если я получу буханочку хлеба, то вы получите гармошку.
– Боже мой! – воскликнула Кофе-Кайса, кинулась в дом и вернулась со свежей, еще дымящейся буханкой – только что из печки!
– Но одна буханка не стоит губной гармошки, – заметил Снюс-Мумрик и взял щепотку снюса из коробочки.
– Это неважно, – сказал Налле Лапсон и протянул гармошку Туттели-Тюре, который поклонился низко-низко, метя вихрами двор.
– И вам спасибо, – поблагодарил Налле Лапсон. – А теперь мне пора возвращаться!
И, взяв хлеб под мышку, он поспешил прочь.
– Наконец-то ты вернулся! – воскликнула Лотта. – Ой, Налле Лапсон, как же мы беспокоились! Решили уже, что ты заблудился в лесу!