КОМИ НАРОДНЫЕ СКАЗКИ
Составил
Ф. В. Плесовский
ЛИСА И ЗАЯЦ
Жили да лесной полянке лиса и заяц.
У лисы шкура дорогая, а у зайца — дешевая. Лиса день-деньской хвалится:
— Я зверь дорогой. У меня красивый мех.
А заяц в ответ:
— Не хвастайся, не то я так сделаю, что твоя шкура подешевеет.
Заяц говорит, а ему никто не верит, потому что, хотя он и храбрый, а все-таки косой.
Вот и зима прошла, весна красна наступила, лето явилось. А так и не проучил хитрый заяц хвастунью-лису.
Однажды, ближе к осени, принялись заяц с лисой бегать, в прятки играть. Бегали, бегали заяц с лисой по парме — дремучему лесу, и косой заманил лисицу в лопушку. Ома с размаху угодила между двух берез. Так застряла, что ни взад, ни вперед.
А храбрый заяц тут как тут: наломал березовых прутьев и принялся лису стегать. Сам сечет, сам приговаривает:
Звери и птицы собрались, глядят, как заяц лису учит. Храбрый заяц хлестал лису до тех пор, пока все прутья не обломались и он сам от усталости на землю не повалился.
А лиса как рванется — и вырвалась Из ловушки. Но пока она билась между берез — обтрепалась ее шкура. Лиса кинулась на зайца. Тот и про усталость забыл: во всю мочь побежал. Лиса бросилась в погоню и догнала бы косого, да заяц ее с толку сбил. Со страха заскочил заяц в лисью нору, а лиса мимо пробежала: ей невдомек, что в ее жилье — косой. А в норе лисята закричали зайцу:
— Кто ты такой? Уходи!
Но заяц уже опомнился, у него страх прошел. Усы закрутил, приосанился.
— Я тот, кто вашу мать прутьями отстегал. Покажите мне второй ход, а то и вам не миновать порки, — закричал храбрый заяц.
Испугались лисята, показали зайцу второй ход из норы, и он дальше по лесу помчался. Бежит во весь дух, чует, что лиса снова на его след напала.
Бежал, бежал косой… Семь гор перескочил, семь лесов перелетел, шесть рек переплыл, а как добрался до седьмой реки, так кувырком с пригорка покатился и угодил в прибрежную грязь. До того вымазался заяц — уши и те к голове прилипли. И стал он похож на бобра.
А умываться-то некогда, только косые глаза протер ланками. Скорей связал плот и собрался плыть вниз по реке.
А лиса семь гор перескочила, семь лесов пробежала, добралась до седьмой реки, чует — на берегу зайцем пахнет.
Глядит: бобер, весь грязью измазанный, на плоту стоит и багром от берега плот отталкивает, да никак не оттолкнет.
Лиса и спрашивает:
— Бобер, а бобер, не пробегал тут заяц?
Улыбнулся косой, свой плот, наконец, оттолкнул и спросил:
— Это какой заяц-то, уж не тот ли, что лису березовыми прутьями отстегал, дорогую шкуру ей испортил?
— Не знаю, — отвечала лиса. — Мне этот заяц не нужен. Подумаешь, дело было на копейку, а разговор — за семью горами.
Лиса повернулась и в лес пошла, а косой благополучно поплыл вниз по Вычегде, веселую песню запел.
Лиса лежала, лежала в лесу, думала, думала и решила: «Пойду-ка я опять к реке, может, только один бобер знает о том, как со мной заяц поступил, а другим ничего неизвестно».
Побежала лиса напрямик к берегу.
А заяц не спеша плывет на плоту по извилистой реке. Он успел уже раздобыть себе московский кафтан и шапку.
Села лиса на бережок, а тут и заяц подплыл. Она его опять не узнала.
— Ты кто будешь? — спрашивает лиса.
— Я москвич, домой плыву, — отвечает заяц.
— Какие новости на свете? — спрашивает лиса.
— Ни слыхал я никаких новостей, — отвечает косой. — А только слыхал, будто заяц лису отстегал, дорогую шкуру ей испортил, с нее спесь сбил.
Лисе горько стало, опять пошла в лес, легла под дерево.
Заяц плыл, плыл, решил отдохнуть, к берегу пристать.
А лиса полежала, полежала и снова вышла к реке, побежала по берегу. «Не встречу ли, — думает, — еще кого-нибудь. Может, только бобер да москвич слышали о моем позоре…»
Снова села у реки и ждет, не покажется ли кто. Глядь, заяц плывет. Лиса опять его не узнала — он шапку новую надел.
— Кто ты, откуда плывешь? — спрашивает лиса.
— Москвич я, из Москвы плыву, — отвечает косой.
— Не слыхал ли в Москве какую новость?
— Никаких особых новостей не слыхал, — молвил заяц. — Только говорят в Москве, будто заяц лису прутьями отстегал.
— А кроме того, ничего особенного не слыхал? — вздохнула лиса. — А не знаешь, не подешевела ли теперь дорогая лисья шуба?
Заяц отвечает:
— Конечно, подешевела! Если двадцатирублевой была, то после такого случая десять рублей будет стоить, а если десять рублей стоила, то до пяти рублей дойдет.
Заплакала лиса, в лес убежала и с той поры не хвасталась.
ФОМА
Жил-был Фома. Целыми днями без устали трудился. Отец с матерью не нарадовались. Однажды он рубил дрова в лесу. В это время мимо проходила Ёма — злая ведьма. Фома так заработался, что и не приметил ее, взмахнул топором, а сучок отлетел и попал ведьме в глаз. Разозлилась Ёма, дунула, плюнула и проговорила:
И что вы думали? Так оно и случилось. Не узнать Фому.
Разленился он и целые дни валяется на печке.
Как-то раз говорит Фоме мать-старушка:
— Чем без толку на печке валяться, пошел бы в чащу да вырыл лисью яму.
— Ладно, пойду, — отвечает Фома. — Только завтра, как встанешь, свари мне кашу.
Мать назавтра сварила кашу. Фома кашу съел, зевнул, побрел в лес и вырыл лисью яму. На другой день отправился он к яме, а там лиса сидит и говорит ему человечьим голосом:
— Фома, выпусти меня, я большое добро тебе сделаю.
Фома пожалел лису и выпустил ее. Вернулся домой и опять залез на печь.
А лиса пошла в темную чащу и легла на траву.
Увидал ее волк и спрашивает:
— Лисичка-сестричка, отчего ты валяешься на земле?
— Я, — говорит лиса, — у Фомы гостила, так наелась, пошевелиться не могу.
— Везет тебе, лисичка, все где-нибудь да гостишь. Хоть раз меня своди куда-нибудь.
— Свела бы, да что тебя одного вести? Собери стаю, тогда сведу.
Собрал он волчью стаю и привел ее к лисе.
Лиса и говорит:
— Ведь вы, волки, не умеете вести себя на пиру, так лучше молчите там.
Лиса впереди побежала, звери за ней. Привела лиса стаю к царскому дворцу и заговорила под окном человечьим голосом, которого волки не понимают:
— Царь-государь, тебе Фома гостинцы послал, вот ведь до чего он богатый!
Царь удивился.
— Какой такой Фома?
И приказал запереть волков в хлев. Потом лиса привела царю сотню зайцев и сотню горностаев. Все, дескать, это дары Фомы. А Фома лежит себе на печи, ничего не знает. Наконец, лиса приходит к царю и говорит:
— У Фомы очень много денег, и никак не можем сосчитать. Дай-ка нам пудовку[1].
Лиса взяла пудовку, отыскала на дороге две-три монеты и за бересту засунула. Потом и отнесла обратно царю.
Царь спрашивает:
— Сколько же оказалось золота у твоего господина?
— Не помню, что-то около ста пудовок, — отвечает лиса.
Царь приказал слугам:
— А ну, осмотрите пудовку, может, они и не меряли золото. Если меряли, то там что-нибудь должно остаться.
Осмотрели слуги пудовку и за берестой нашли монеты.
Царь удивляется: «Какой этот Фома богатый!»
А лиса опять явилась во дворец и говорит царю:
— Царь-государь, Фома просит выдать за него твою дочь.
Царь отвечает:
— Ладно, выдам. Как же не выдать за такого богача!
— Мы на барке[2] приплывем, — обещает лиса. — Ждите нас на берегу.
Побежала лиса на берег, связала из бревен плот и говорит Фоме:
— Вставай, я тебе царевну сосватала, идем пировать.
Обрадовался Фома, встал на плот, хоть и лень ему было. А лиса его догола раздела, вымыла чисто-начисто, зелеными ветками прикрыла. Поплыли они ко дворцу. А там уже ждут не дождутся жениха. От берега и до самого дворца постлано синее сукно. Только жених приплыл, царь выходит ему навстречу.
Лиса-сваха выскочила на берег и говорит:
— Ой, царь-государь, мы ведь еле доплыли. Барка наша затонула. Там было семьдесят слуг, все погибли до единого. Едва спасла жениха и на плот посадила. Смотри — он совсем голый, ветками прикрыт: одежда и обувь у него на дне реки. Теперь новую придется заказать.
Царь созвал портных и сапожников, те принесли узорчатые сапоги, сшили жениху новую одежду. Фома зевнул, обулся, оделся: одно плечо тронет рукой, другое тронет, — нравится ему одежда.
А царская дочь спрашивает у лисы:
— Жених лицом-то красивый, только не дурак ли он? Что так вертится?
А лиса отвечает:
— Ему одежда не нравится, не по нему сшита.
Царь велел принести кафтан лучше прежнего. Лиса одела жениха и в плечо иголку воткнула, чтоб не шевелился. Жених повернул голову, укололся и перестал вертеться.
— Вот, царевна, — говорит лиса, — красивый кафтан жениху по вкусу.
В тот же день лентяй Фома обвенчался с царской дочерью.
А лиса опять:
— Завтра, царь-государь, пожалуй к нам в гости.
А сама скорее в дорогу отправилась. Гостей пригласила, а куда им прийти?
Шла, шла лиса, добралась до зеленого луга. На опушке конский табун пасется. Лиса спрашивает пастухов:
— Чьих лошадей стережете?
— Ёминых, — отвечают пастухи.
— Здесь будет проезжать свадьба. Если спросят, чьи кони, скажите — Фомины, а не скажете, я волчью стаю сюда приведу.
Так же велела лиса говорить и тем, кто караулил коров и овец. И опять побежала. Бежала, бежала, добежала до дома Ёмы — злой ведьмы. Лиса зашла в дом. Там Ёма сидит, шерсть прядет.
Лиса как закричит:
— Беги, Ёма! Царь со слугами едет, хочет тебе голову срубить, а твой дом спалить! Беги, скорей спрячься в солому!
Ёма испугалась, забралась в соломенный сноп, а лиса подожгла солому, и ведьма сгорела.
Лиса в Ёмином доме пир устроила, царя и его слуг угостила.
Уехали гости, а Фома с женой — царской дочкой — стали в Ёмином доме жить-поживать.
Сгорела Ёма, кончился и ее приговор. Снова Фома стал трудолюбивым.
ЛИСА
Бежала по лесу лисица, глядь, навстречу старая лошадь. Лошадь рассказала, что ее выгнал хозяин. Потолковали лошадь с лисой и решили, что они вместе станут жить, вместе еду добывать, а коли не прокормятся, то бросят жребий, кого из них зарезать, чтобы другой сыт был.
Жили они, жили. Наконец, вся еда кончилась. Стали жребий метать, кого из них зарезать. Выпал жребий убить лошадь. А простым ножом ее нельзя зарезать. Пришлось у жреца Пама нож просить.
Побежала лисица к Паму, все ему рассказала:
— Ой, великий Пам, дай нож лошадь зарезать, меня, лису, накормить.
А Пам отвечает:
— Затупился мой нож. Надо к Ену[3] пойти, у него точильный брусок взять и мой нож наточить.
Лисица побежала к Ену и принялась молить:
— Ой, могучий Ен, дай брусок Памов нож наточить, лошадь зарезать, меня, лисицу, накормить.
Задумался Ен. Долго думал:
— Мой брусок очень тяжелый. Ступай на небо, заберись на ясный месяц, приведи оттуда черного быка. Он и стащит с неба на землю точильный брусок.
Побежала лиса на высокую гору, оттуда забралась на тучу, поднялась к ясному месяцу, просит:
— Месяц, месяц, отпусти своего быка, точильный брусок с неба стащить, Памов нож наточить, лошадь зарезать, меня, лису, до отвала накормить!
Отвечает месяц:
— Моего быка может с неба согнать только небесный пастух — сын солнца.
Побежала лисица к солнцу:
— Солнышко, солнышко, отпусти со мной своего сына-пастуха. Пусть он погонит лунного быка — брусок Ена стащить, Памов нож наточить, лошадь зарезать и кониной меня, лису, до отвала накормить.
Отвечает солнце:
— Не пойдет мой сын, пока не напьется заячьего молока.
Лисица на землю спустилась, в лес побежала, отыскала зайчиху и просит:
— Зайчиха, зайчиха, дай надоить твоего молока, солнцева сына напоить, он лунного быка пригонит, бык притащит брусок, Пам свой нож наточит, лошадь зарежет, меня, лисицу, накормит.
Отвечает зайчиха:
— Заячье молоко можно надоить только в осиновый подойник.
Побежала лисица к осине:
— Осина, осина, дай подойник, заячье молоко надоить, молоком солнцева сына напоить. Солнцев сын лунного быка пригонит, бык притащит брусок, Пам свой нож наточит, лошадь зарежет, меня, лису, накормит вкусным мясом.
Отвечает осина:
— Не дам я тебе осинового подойника, пока не добудешь острый зуб бобра.
Побежала лисица к бобру.
— Бобер, бобер, дай мне острый зуб, чтобы сделать осиновый подойник, заячьего молока надоить, солнцева сына напоить, лунного быка пригнать, брусок притащить, Памов нож наточить, лошадь зарезать, меня, лису, до отвала накормить.
Отвечает бобер:
— Мой зуб могут вырвать только клещи кузнеца.
Побежала лисица к старому кузнецу, горько плачет:
— Кузнец, кузнец, вырви зуб у бобра, чтобы сделать осиновый подойник, заячьего молока надоить, солнцева сына напоить, лунного быка пригнать, брусок Ена стащить, Памов нож наточить, лошадь зарезать, меня, лису, до отвала накормить.
Взял кузнец свои клещи, вырвал зуб у бобра. Отнесла лисица этот зуб осине, осина дала подойник. Лисица наполнила подойник молоком зайчихи и напоила солнцева сына. Солнцев сын-пастух пригнал лунного быка. Бык притащил Паму брусок Ена. Пам наточил свой нож, пошел лошадь резать. Положил ее голову на приступок, ударил ножом, да так неладно-нескладно, что воткнулся нож в приступок.
Испугалась лошадь и убежала без оглядки, и лисица ни с чем осталась.
ТРИ БРАТА И СЕСТРА
Жила-была в дремучем лесу девушка. У нее было три брата. Девушка эта была красивая и мудрая-премудрая.
Когда мать и отец умерли, дети схоронили матушку под печкой, отца под жерновом. И пошла сестра с братьями счастья искать… Шли они, шли, добрались до серебряной березы. Старший брат говорит:
— Я, милая сестра, залезу на березу. Наломаю серебряных веток.
— Не лезь, — отвечает девушка, — застрянешь.
Брат не послушался, забрался на березу, стал бросать сестре серебряные листья, да пожадничал — в карман много серебра положил. Как начал спускаться, застрял. Напрасно братья и сестра кричали-плакали, ничего не помогло, тут и оставили брата. Пошли дальше и добрались до золотой березы. Второй брат говорит:
— Я залезу, золотых веток наломаю, золотые листья тебе набросаю.
Сестра говорит:
— Не лезь, пропадешь!
— Не пропаду, — отвечает брат.