Да! Мне не терпелось увидеть лицо Фрэнк, когда я ей об этом расскажу.
– Буду стараться, – пообещал я. – Когда мне приступить?
– В Подходящее Время, – ответила миссис Линд. – Ты сам узнаешь, когда оно наступит.
3
Такое не случается в фильмах или книгах, но бывает в реальной жизни: в самое Неподходящее Время ты вдруг понимаешь, что хочешь в туалет. Особенно, если съел остатки брокколи и жареные бобы.
– Вверх по лестнице. Поверни направо, далее – по коридору, – ответила миссис Линд, когда я спросил, где находится туалет. – Вторая дверь налево. Мне пора выйти и покормить уток. Им не нравится, когда их заставляют ждать, – обсасывая во рту мятный леденец, она поправила шляпу и подхватила корзину. – Иди скорее.
Оставив сэра Криспина привязанным к перилам, я поднялся на второй этаж по простой деревянной лестнице.
Наверху смотреть было особо не на что – все двери в коридоре оказались заперты. Я нашел ванную комнату и закрылся тяжелым железным ключом. На стене висела картина с изображением недовольной пожилой леди в черном платье. Я узнал ее из уроков истории – королева Виктория. Она умерла очень давно, более сотни лет назад. Видимо, в этой комнате с тех пор ничего не изменилось. Ванная на ножках с оцарапанным днищем была наполнена мутной зеленой водой. Туалет выглядел как музейный экспонат – чтобы смыть, нужно было поднять руку и потянуть за цепь. Рядом с унитазом, на низком столике, стояла стеклянная емкость с маленькими рыбками, которые плавали туда-сюда сквозь отверстия, напоминающие глазницы человеческого черепа.
Я сел и спустил джинсы к щиколоткам. Королева Виктория не сводила с меня глаз, и это немного смущало. Повернувшись, я стал смотреть на черных, серебристых и золотых рыбок, которые то появлялись, то исчезали в пустых глазницах черепа. Интересно, каково это, когда рыбки виляют хвостиками там, где должны быть твои глаза? Вдруг я почувствовал, как по голой коже поползло что-то холодное и влажное… Оно было прямо подо мной! Я замер, сердце бешено заколотилось. На чем, на чем, на ЧЕМ я сидел?
Из-под колена, как змейка, вынырнула длинная скользкая щупальца, потом еще одна. Они направлялись к моей…
Я спрыгнул с унитаза со скоростью вылетающей из бутылки пробки. Бесполезно звать на помощь в запертой комнате, когда ключ есть только у тебя. Одной рукой я пытался натянуть джинсы, другой – нащупывал замок, как вдруг прямо над головой раздался глухой стук, будто что-то упало или приземлилось на крышу.
Я перебрал в голове все возможные варианты. Метеорит из космоса? Космический корабль инопланетян? Или голубь? Папа любил рассказывать историю о том, как однажды на вечеринке мертвый голубь упал с неба прямо в барбекю.
Затем кто-то громко и грубо выругался, чего папины голуби точно не делали. Окно было открыто, и на улице послышался шорох ветвей. Затем появился мальчик.
Он сел на подоконник. Мальчик был ровесником Фрэнк: голубоглазый, стройный, с угрюмым выражением лица, с ветками во взъерошенных черных волосах и крылатым черепом на футболке. День выдался теплым, но он был одет в тяжелую куртку с капюшоном на несколько размеров больше нужного. Под мышкой незнакомец держал статую кошки в полный рост, с этикеткой вокруг шеи.
Похоже, увидев как я дергаю за дверную ручку и пытаюсь одновременно застегнуть молнию на джинсах, он совсем не удивился.
– У тебя есть ручка? – спросил он.
Потеряв дар речи, я лишь покачал головой. Мальчик нахмурился. Порывшись в карманах, он достал обглоданный карандаш и нацарапал им что-то на этикетке.
– Улица Рододендронов, тридцать два. По крайней мере, именно там я его и нашел. Кто знает, откуда он пришел? С кошками никогда не угадаешь.
Свесив ноги с подоконника, мальчик поставил кошку и посмотрел на меня. Его голубые глаза странно светились, и я заметил, что он не моргает.
– Что с тобой? – спросил он.
Мне с трудом удалось застегнуть джинсы, но руки до сих пор дрожали.
– Там! – я указал на туалет. – Там что-то есть! У него… – я вытянул руки, покачивая ими вверх-вниз. Вряд ли я правдоподобно изобразил осьминога, но мальчик меня понял.
– Ах это, – сказал он. – Оно живет в ванной комнате и все время вылезает наружу. Нужно быть с ним построже, – он взял туалетный ершик. – Хватит тут лазить, – приказал он. – Ты уже наигрался. Теперь возвращайся на место.
Опустив ершик в унитаз, мальчик стал крутить его, наматывая щупальца, как спагетти. Он поднял ершик, но существо отказывалось уходить. Присосавшись свободными щупальцами к стенкам унитаза, оно держалось изо всех сил, плотно закрыв глаза.
– Глупый головоногий! – пробормотал мальчик.
Зажав в одной руке туалетный ершик, другой рукой он потянулся к емкости с рыбками. Не успел я и глазом моргнуть, как он выхватил оттуда рыбку и, держа ее за хвост, стал размахивать ею над унитазом.
Затем мальчик коротко и резко свистнул. Существо раскрыло бледные глаза с нависшими веками и сфокусировало взгляд на рыбке.
– Ну же, – он поднял рыбку выше, – чего же ты ждешь?
Существо сдалось. Выбравшись из туалета, оно обернулось вокруг ершика. Мальчик вытянул его из унитаза и перекинул в ванну, оно шлепнулось в воду, как сгусток серого студня. Он бросил осьминогу рыбку, тот поймал ее одним щупальцем и положил в рот-клювик, после чего с обиженным видом отодвинулся под кран.
– Что это? – спросил я. Тело существа размером и формой напоминало большое манго. Я пересчитал щупальца – восемь. Вспомнив их прикосновение к голой коже, я вздрогнул. – Это осьминог?
– Морское чудовище, или кракен. Он всего лишь малыш, но скоро уже не будет помещаться в ванну. Ровно через год он станет больше садового сарая. Разумеется, это не предел, и кракен будет еще расти. Ближайшие сто лет.
– Сто лет? – я смотрел на чудище, вытаращив глаза, а оно смотрело на меня. – Каким же он тогда станет?
– Ты когда-нибудь бывал на острове Уайт?
– Однажды, – кивнул я. – На каникулах.
– Ну вот, примерно таким он и станет, – прислонившись к раковине и опустив руки в карманы, мальчик внимательно смотрел на меня. – А кто ты такой?
– Я? Я… гм-м… я пришел по объявлению о работе.
– О работе Недотепы? – мальчик поднял одну бровь. – Бьюсь об заклад, ты будешь на высоте, верно?
– Да, – решительно заявил я. Если кто-то по имени Недотепа справился с этой работой, то и я справлюсь, какой бы эта работа ни оказалась. – Миссис Линд сказала, что я Подходящий Человек.
Мальчик пожал плечами:
– В таком случае… Порой миссис Линд кажется глупой, но она себе на уме, и спорить с ней бесполезно. Вряд ли ты окажешься хуже Недотепы. Я видел жуков, у которых было больше мозгов, чем у него. Он путал февраль и букварь и не умел считать до девятнадцати. При этом используя все пальцы на руках и ногах.
– Разве там не двадцать получается?
– Только не у Недотепы, – ответил мальчик. – Но он неплохо читал поэзию викингов на кухонном столе в пижаме. – Ты это умеешь?
– Гм-м, вряд ли.
– Что ж, ладно, – мальчик пожал плечами. – Зимними вечерами это помогало скоротать время. Ты умеешь варить кашу из сосновой хвои?
– Из сосновой хвои?.. Нет.
– Суп из сосновой хвои?
Я покачал головой. Возможно, я все-таки не был Подходящим Человеком.
– Оладьи из сосновой хвои?
– Я научусь…
– Нет! – воскликнул мальчик. – Они омерзительны. Весь дом вонял, как сгоревшая рождественская елка. Миссис Линд делала вид, что они ей нравятся, потому что не хотела его обидеть, но если хочешь знать мое мнение…
Он замолчал. С первого этажа донесся разъяренный крик.
– Тупая птица-клуша снова застряла в кошачьей двери. Одни перья и никаких мозгов, – с этими словами мальчик достал из емкости еще одну рыбку и бросил ее в ванну.
– Бедная рыбка! – воскликнул я, глядя на то, как ее схватил кракен.
Мальчик развернулся и посмотрел на меня. Его глаза яростно сверкали.
– Слушай, – прошипел он. – Здесь у нас много ртов, которые нужно кормить. И все они любят, чтобы еда была свежей. Если ты станешь пищать и пускать сопли каждый раз, когда кого-то съедают, тогда ты совершенно точно не Подходящий Человек для этой работы…
– Не буду, – поспешно выпалил я. – Я не буду пищать… и пускать сопли. Я – Подходящий Человек, обещаю. Я хочу получить эту работу! Правда!
– Что это, черт возьми, такое? – спросил мальчик, заметив у подножия лестницы сэра Криспина. – Он что, так и должен выглядеть?
– Это мопс миссис Покер-Пигрим, – я отвязал поводок от перил, и сэр Криспин залаял. Одинокое перышко, блестящее и черно-синее, как крыло сороки, лежало на плитке в коридоре, покачиваясь от малейшего дуновения ветерка.
– Глупый пес! – я дернул за поводок.
Мальчик подобрал перо и положил его в карман, странно подернув плечами.
– Она не так глупа, как ты думаешь, эта свинка миссис Покер-Пигрим.
– Это не свинка, а мопс.
Мальчик пожал плечами:
– Какая разница.
При звуке его голоса за запертой дверью послышалась новая волна яростных воплей. Мне хотелось посмотреть, что за птица застряла в кошачьей дверце, но мальчик просто пнул дверь.
– Заткни свой клюв, перья вместо мозгов! – приказал он. – Или я подойду сзади и протолкну тебя сквозь эту кошачью дверцу вилкой. Я не шучу… Я голоден!
Наступила тишина, а затем послышалось раздраженное пруп-прууууп, но уже не так громко.
– Она чувствует себя в безопасности, потому что слишком жирная и не поместится в духовку, – мрачно объяснил мальчик. – Но у нас острые ножи и очень большая сковородка. Знаешь ли, существует множество способов приготовить птицу.
На улице у конюшен сэр Криспин прятался за мои ноги и тоскливо скулил.
– Он это чует, – сказал мальчик.
– Чует что? – Я потянул носом воздух.
Дым.
Тоненькие затейливые завитки дыма просачивались сквозь щель из дверей конюшни. Постепенно завитки становились все темнее и плотнее. Внезапно я услышал треск… Огонь.
– Там кто-то есть! – торопливо сказал я. – Телевизор был включен – я его слышал.
– Только Гриссель. – Мальчик совсем не выглядел обеспокоенным. – Она делает это, чтобы привлечь внимание. Или когда хочет, чтобы переключили канал.
– Кто такая Гриссель? – спросил я.
– Гриссель… это просто Гриссель, – он посмотрел на небо.
– Но… разве мы не должны что-то предпринять? Позвонить 999?
– Зачем? К тому же, телефона у нас нет.
– Нет телефона? – Что это за дом такой, в котором нет телефона? – Я могу отправиться за помощью. Я быстро бегаю. Где ближайший дом? У них будет телефон, и…
– Я сказал, что телефона нет. – Его глаза были все еще устремлены в небо. – И людей нет. Я с этим разберусь. Тебе лучше уйти.
Я посмотрел на огнетушители на крыльце:
– Я мог бы помочь…
– Нет, не мог бы. Ты только мешаешься. Уходи.
Он не попрощался и даже на меня не взглянул. Задрав голову, мальчик, казалось, сосредоточился на том, чего я не мог видеть, будто производил в уме очень сложный расчет. Зайдя за угол дома, я остановился и оглянулся. Он по-прежнему напряженно всматривался в облака. На землю упали первые дождевые капли, и он плотнее завернулся в куртку.
Облака? Дождь?
Пять минут назад над нами было ясное голубое небо. Теперь оно потемнело, набежали тучи и заслонили солнце. Мальчик не шевелился. Я тоже. Футболка насквозь промокла, с волос капала вода, но я не обращал на это внимание. Дождь полил на дымящиеся конюшни, спираль дыма стала тоньше и прозрачнее и наконец полностью исчезла.
Все закончилось так же неожиданно, как и началось. Мальчик встряхнулся, как мокрый пес, и повернулся, чтобы пойти обратно в дом. Когда он закрыл за собой дверь, на небе снова светило солнце.
Если Сквермингтонский Змей и прятался в лесу, когда я возвращался домой, я бы точно его не заметил, даже если бы об него споткнулся. Все мои мысли были заняты фермой Вормстолл. Мне не терпелось скорее попасть домой и поискать в интернете кое-какую информацию: о кракенах, ранних млекопитающих и о том, существуют ли люди, способные управлять погодой… Маме и девчонкам я ничего не скажу. Они только посмеются надо мной и станут шутить насчет Слишком Живого Воображения. Пусть продолжают думать, что Вормстолл – самая обыкновенная ферма.
4
Неделя началась плохо. У мисс Триппс случился один из Капризных Понедельников. Еще не завершилась перекличка, как она уже начала ныть.
– Мне плохо, и я устала от вас, мальчишек, потому что вы сидите сзади и все время болтаете, – заявила она. – Я вас рассажу. Джошуа, иди и сядь рядом с Ясмин. Пруденс, можешь сесть рядом с Джорджем.
Пруденс была новенькая. Я знал лишь то, что у нее красные волосы, да и это заметил лишь потому, что Натан дразнил ее на площадке. Не рыжие, нет – красные, как кровь. Еще у нее были свирепые темные брови, которые она часто хмурила – возможно, из-за Натана. У Натана три с половиной мозговые клетки. Его любимое занятие – доводить людей до слез: новых учеников, малышей, странных детей, учителей на замене – всех подряд. У него это отлично получалось, но с Пруденс не прокатывало. Пока.
Пруденс села рядом со мной. Я не смотрел на нее, а она не смотрела на меня.
Мисс Триппс с громким шлепком захлопнула журнал.
– Поскольку это первый день Пруденс, – сказала учительница, – думаю, будет очень мило, если она представится классу. А мы попрактикуемся в умении слушать вежливо, Натан, пока она будет рассказывать о себе.
Я искоса взглянул на Пруденс. Вид у девочки был такой, будто она желала оказаться где угодно, только не здесь.
– Встань, Пруденс, – сказала мисс Триппс, – чтобы мы могли тебя видеть.
Медленно, очень медленно, Пруденс отодвинула стул и встала.
Мы все смотрели на нее и ждали.
Ничего.
– Ну? – сказала мисс Триппс.
Пруденс пожала плечами. Улыбка мисс Триппс стала увядать.
– Почему бы тебе не начать с семьи, дорогая? У тебя есть братья или сестры? А какие у тебя родители?
– У меня мамины волосы, – наконец начала Пруденс. – И ее глаза. Так все говорят. Мне от нее ничего не осталось. Она умерла. Как и отец. Он был убит. Гиппопотамом.
По классу пробежал заинтересованный шепот. По лицу мисс Триппс было видно, что она засомневалась, правильно ли поступила.
– Гиппопотамы очень опасные звери, – подхватила она. – Это случилось в Африке, дорогая?
Пруденс покачала головой:
– Кромвелл-Роуд, Южный Кенсингтон, Лондон.
Мисс Триппс выглядела слегка обескураженной. Прежде чем она успела что-либо сказать, Лакшми высоко поднял руку.
– Если у тебя нет мамы и папы, с кем же ты живешь?
– С мачехой, – это слово Пруденс произнесла так же просто, как я бы произнес «брюссельская капуста». Ее носик наморщился, будто она уловила неприятный запах. – Даймонд Пай. Она таксидермист.
– Водитель такси? – спросила мисс Триппс. – Очень полезная профессия. Мне тоже однажды пришлось поехать на такси, и я…
– Не водитель такси, – прервала ее Пруденс, – а таксидермист. Она изготавливает чучела. Птиц, животных и… вещей.
– Фу-у-у! – протянули некоторые девчонки и скорчили гримасы.
– Они мертвые? – спросил Дин. – Те звери, из которых она делает чучела?
Пруденс кивнула.
И только я услышал, как она добавила:
– К тому времени, как она закончит – да.
На игровой площадке во время перемены Натан предпринял еще одну попытку довести Пруденс до слез.
Она стояла, облокотившись о шведскую стенку, и читала книгу. Он врезался в нее, и книга полетела на землю.
– БА-А-ААА! – взревел он, широко раскрыв рот. – Я тебя съем! И твоего папу. Я гиппопотам!
Если честно, он был очень похож на гиппопотама. Пруденс подняла книгу.
– Гиппопотамы – травоядные, – сказала она. – Они не едят мясо. Все это знают. И еще, – добавила она, – на свете не бывает таких уродливых гиппопотамов, как ты.