Морозное утро, и над трубами деревянных домиков вьётся дымок.
Картины такие красивые, что мне хочется их нарисовать.
Особенно одну, мою самую любимую.
Там маленький сад, залитый солнцем. В нём растёт сливовое дерево. На дереве сидит черноволосый мальчишка. Он рвёт спелые сливы и с наслаждением отправляет их в рот.
Разукрасить город яркими зонтами
Дорогой дождь,
ты так давно не заходил, что я успела по тебе соскучиться.
Я знаю, всему виной эти дурацкие прогнозы погоды. Всё должно быть по расписанию, скрипучими голосами говорят они. Но мы же с тобой знаем, как хороши сюрпризы! И как здорово явиться вдруг, нежданно-негаданно.
Отчего-то я была уверена, что ты придёшь сегодня.
В разгар дня небо укрылось тучами, и мне уже чудился твой запах. Я думала, ещё миг, и ты взмахнёшь кисточкой и начнёшь рисовать на асфальте свой любимый узор. Пригласишь прохожих поиграть с тобой в «догоняшки». Разукрасишь город яркими зонтами. А потом я заварю тебе ромашковый чай, и мы тихонько помолчим у окна.
Но… Ты так и не пришёл.
Передо мною лист бумаги с одним лишь словом.
Завтра?
Я запечатываю конверт, рисую на нём капельку и отдаю письмо ветру. Он-то знает, где тебя искать.
Поэт и бабочка
Осень выдалась ненастной и капризной. За окном целыми днями плакал унылый дождик. О том, чтобы выйти на улицу, не могло быть и речи.
А Алексу так хотелось прогуляться по лесу! Он любил эти одинокие вылазки в Витую Рощу. Там можно было затеряться среди вековечных деревьев и позволить петляющим тропинкам закружить тебя до беспамятства. В такие мгновения он ощущал себя вне времени и мог мечтать. А возможность помечтать – самое дорогое в жизни поэта.
Алекс был настоящим поэтом. Его дом стал пристанищем сотен пыльных книг, где на каждой странице порхало чьё-то вдохновение. Алекс любил перебирать пальцами пожелтевшие листы бумаги и вдыхать давно забытые чувства.
Горьковатый запах несбывшейся любви.
Неувядающий аромат стремлений.
Еле ощутимое дуновение разочарований.
Старые поэты давно умерли, но их чувства продолжали жить в душе Алекса.
Однако сейчас, под однообразный шум дождя, его охватило отчаянье. Он встал из-за стола, заваленного исчирканными листами, и подошёл к окну. Если бы не дождь…
Алекс обернулся. Обстановка комнаты удушала его. Ему казалось, что стены придвигаются всё ближе.
На подоконнике увядшие розы.
Пустая чашка на столе.
И всюду бездыханные стихи, словно опавшие крылья бабочек.
Алекс подошёл к книжным полкам. Сейчас книги показались ему немыми усыпальницами, запрятавшими вглубь себя целые жизни.
Он взял одну из книг, раскрыл наугад. Прочёл несколько строк, но смысла не понял. Буквы больше не были проводниками к душам поэтов. Утратив волшебную силу, они беспомощно чернели поверх страниц.
Алекс опустился на пол. Книга глухо ударилась о деревянные доски. Юноша закрыл глаза и растворился в дожде.
Алекс проснулся, услышав лёгкий стук в дверь. Он всё ещё сидел на полу, рядом в темноте чернела книга. Сколько времени прошло? Он не знал. Кажется, была глубокая ночь.
Юноша заставил себя подняться и подойти к двери. Кто мог придти к нему так поздно? Друзья? Нет, маловероятно. Все давно привыкли к тому, что он любит уединение. Тогда кто же?
Дождь стучал в окно с новой силой, комнату освещали вспышки молний. А может, его разбудил не стук, а гром?
Алекс постоял у двери. Вдруг стук повторится?
В конце концов юноша решил выглянуть наружу. Приоткрыв дверь, он тут же отпрянул назад: свет уличного фонаря ударил ему в глаза. В комнату впорхнуло что-то яркое, лёгкое, быстрое. Алекс не успел даже понять, что это была девушка. Она остановилась посреди комнаты и отбросила назад длинные золотистые волосы, окатив всё вокруг фонтаном брызг. Алекс наблюдал за девушкой, чувствуя, что не может пошевелиться.
– Закройте же дверь, – сказала она, одарив его быстрым взглядом тёмных глаз: – Холодно.
Алекс повиновался. Дверь захлопнулась, и они остались в полной темноте.
– Я зажгу свечу, – засуетился юноша.
Девушка ничего не ответила.
Пока Алекс шарил руками по столу в поисках свечи и спичек, незнакомка не издала ни звука. Невозможно было различить даже её дыхания. Юноше стало страшно: а вдруг он просто выдумал её? Он давно привык к игре своего воображения.
Огонёк свечи осветил комнату, и Алекс вздохнул с облегчением. Поджав под себя босые ноги, девушка сидела в кресле и перебирала пальцами бахрому на накидке. Только сейчас Алекс заметил, что её лёгкое красное платье промокло насквозь. Он смутился и поспешно сдёрнул с кушетки шерстяной плед.
– Вот, возьмите, он тёплый, – пролепетал юноша, стараясь не глядеть на незнакомку.
– Укройте меня, – услышал он её мягкий голос.
Алекс неловко накинул плед девушке на плечи, и она тут же закуталась в него вся.
– Хорошо, – довольно заметила она.
– Хотите горячего какао? – спросил Алекс.
Она покачала головой.
– Лучше почитайте мне ваши стихи. Вы ведь поэт?
Алекс замялся. Он отошёл к столу и переложил несколько листов бумаги.
– Да, поэт… – задумчиво молвил он и с горькой усмешкой добавил: – Но стихи мои до того плохи, что лучше назвать меня бездельником, возомнившим себя поэтом.
Он чуть обернулся, чтобы краешком глаза проследить её реакцию, боясь, что она начнёт убеждать его в обратном, и в то же время надеясь на это. Однако девушка молча рассматривала узоры на пледе. Пауза затянулась, и Алексу стало совсем неловко.
– Тогда просто расскажите мне что-нибудь, – нарушила молчание незнакомка, – я хочу слышать ваш голос.
Просьба показалась ему странной, но Алекс не мог отказать. Он присел на кушетку и на миг задумался.
– Скорее, – поторопила его девушка. – У меня совсем мало времени.
Алекс бросил на неё быстрый взгляд. На её волосах, похожих на невесомый золотистый водопад, дрожали блики от свечи.
– Что-нибудь, – прошептала девушка. В её глазах сквозили кротость и капелька печали.
Алекс не мог противиться. Он глубоко вдохнул и начал. Он не помнил, что говорил, но слова шли к нему охотно, словно давно ждали этого. Каждое из них знало свой черёд, и они плавно текли по воздуху, словно воды невидимой реки.
Никогда ещё мысли Алекса не были в таком порядке, как в тот вечер. Он всё говорил и говорил, а незнакомка внимала ему, опустив глаза. Иногда длинные золотистые ресницы девушки вздрагивали. Алекс погружался в тёмное тепло её глаз, и это придавало ему сил. Он летел по небу, а вместо облаков мимо проплывали слова.
Когда свеча догорела, слова отпустили Алекса, и сон увлёк его за собой.
Ему чудилось невесомое прикосновение светлых волос. Кто-то заботливо накрыл его пледом. Он услышал лёгкий вздох и проснулся.
Комната была залита лазоревым светом. По полу блуждали солнечные лучи. Они так давно не были здесь и теперь знакомились с обстановкой заново.
Алекс вдруг почувствовал, что он счастлив. Он лежал на кушетке, укрытый узорчатым пледом, а над ним роились слова.
Вдруг в памяти возник образ длинноволосой девушки. Как же он мог забыть! Алекс вскочил с дивана и чуть не упал, споткнувшись о книгу. Он оглядел комнату, но девушки нигде не было.
На спинке кресла шевельнулось что-то ярко-красное. Алекс подошёл ближе.
Всего лишь бабочка. Она вспорхнула с кресла и доверчиво села ему на ладонь. Алекс подошёл к окну и распахнул его. Бабочка слетела с его руки и исчезла в саду.
Алекс ещё немного постоял у раскрытого окна, а потом сел за стол. Достав из ящика чистый лист бумаги, он заточил карандаш и принялся писать.
Тайна с шуршащей корочкой
Вот мы и остались с ней наедине. Дни тянулись и бежали вприпрыжку, и пока опадали листья, мы стали привыкать друг к другу.
Мы садились рядышком и давали волю откровениям за чашкой чая. Мы разбросали по дому тёплые клетчатые пледы и напекли гору тыквенных оладушек.
Мы сблизились. И тогда я решилась задать ей вопросы, которые томились в бумажной клетке блокнота.
Где ты берёшь эти безупречные краски? Как тебе удалось подобрать ключи к моему сердцу? Кто нашептал тебе рецепт хрупкого счастья, которое вот-вот вспорхнёт с ладошек, оставив лишь тонкую корочку льда?
Она надолго задумалась. И не ответила ни на один.
Потом зашуршала ворохом листьев под метлой дворника и выдохнула единственное слово.
Тайна.
На следующий день она послала мне листопад.
– Твори свою душу, пока я стою на страже, – шепнул он.
Я села за стол и открыла чистую тетрадь.
Осень, написала я.
Между мной и тобой всего одно слово – тайна.
Беззвучная звёздная. Морозная по утрам. Греющая в полдень. Манящая тёплыми лавочками в парках. Зовущая нетронутой голубизной неба. С шуршащей корочкой.
А утром под дверью я нашла записку:
«Давай встретимся под фонарями и будем весь вечер бродить по городу. Твоя осень».
Мотылёк
Однажды ночью ко мне залетел мотылёк. Он долго порхал вокруг оранжевого торшера, под которым я читала.
Наконец я не выдержала и закрыла книгу.
– Чего ты хочешь? Выкладывай, я жду.
– Потанцуй со мной, – ответил он, глядя на меня своим яснооким взором.
– Ты же знаешь, что я не умею, – вздохнула я.
– Ты научишься, – заверил меня мотылёк. – Нужно лишь немного усилий и капельку терпения.
– Тебе просто говорить, – проворчала я. – Ты такой лёгкий. А у меня ноги словно в тюремных оковах, и мне никак не освободиться.
– Всё дело в воображении, – сказал мотылёк. – Если представишь, что ты невесомая, как пёрышко, то сама собой окажешься в воздухе.
– И тогда мы сможем хоть недолго побыть вместе? – спросила я с надеждой.
– Да, – кивнул мотылёк. – И нам будет весело.
Я отложила книгу. А что, если и правда попробовать?
Я крепко зажмурилась и…
– А что будет потом? – спросила я, открывая глаза.
– Когда потом? – не понял мотылёк.
– Когда моё воображение устанет, – пояснила я.
Мотылёк задумчиво колыхнул рыжую бахрому абажура краешком крыла.
– Я упаду? – представила я самое страшное.
– Ты слишком много сомневаешься.
– Я должна знать, – настаивала я.
– А зачем? – удивился мотылёк. – Зачем знать, что будет потом?
– Чтобы не было больно, – прошептала я.
Мотылёк ничего не ответил. Он сел на верхний краешек абажура и осторожно заглянул внутрь.
– Мгновение прекрасно, – молвил он наконец. – А ты его не замечаешь, размышляя о том, что будет потом.
В моём сознании мелькнул ночной город. Я скольжу по ветру, раскинув руки. Миллионы огней проплывают подо мной, словно по течению невидимой реки.
Вздохнув, я снова взяла в руки книгу.
– Кажется, нам с тобой не по пути, – сказала я, пытаясь напустить на себя равнодушный вид.
Мотылёк нетерпеливо сел на страницу.
– Раньше ты не была такой скучной, – сказал он. – Помнишь, как мы порхали над сонными крышами и ловили зазевавшиеся звёздочки в ладошки?
– Ты меня с кем-то спутал, – пробурчала я, уткнувшись в книжку.
– Ты держишь её вверх ногами, – подсказал мотылёк.
– Слушай, – возмутилась я, – ты чего ко мне пристал? Мне и без твоих полуночных танцев неплохо живётся.
Мотылёк только хмыкнул, вспорхнув со странички.
– Может быть, тебе и воображение больше не нужно?
– Я давно им не пользуюсь.
– А книжку читаешь…
– Это задачник по математике, – буркнула я, захлопывая книгу.
Тонкие крылышки мотылька дрогнули.
– Может, ты и меня не хочешь видеть? – спросил он.
– Может быть, – буркнула я, отвернувшись к стене.
Стало очень тихо, лишь старые часы с трудом передвигали тяжёлые стрелки. Когда я повернулась, мотылька в комнате уже не было. Я бросилась к распахнутому окну, уронив книгу на пол. Темнота равнодушно смотрела мне в глаза.
Я почти не спала всю эту долгую ночь. Одеяло накрыло меня свинцовой тяжестью, и я всё металась под ним, не в силах освободиться из его пут.
Утром на меня напала апатия. Я сидела в кресле, держа в руках книгу, но читать не могла. Лишь губы продолжали беззвучно твердить одну и ту же фразу: «Он больше не вернётся».
Так продолжалось несколько дней.
То утро было похоже на предыдущие. Туманная мгла за окном. Плотный аромат сирени в стакане. Неподвижность времени на часах. Сидя в кресле, я невидящим взором смотрела прямо перед собой.
И вдруг что-то неуловимо изменилось. Два пятна, ослепительно-белое и угольно-чёрное, проникли в моё сознание. Контраст цветов так настойчиво звал меня на поверхность, что оцепенение спало.
Я открыла глаза. Передо мной лежали чистый лист бумаги и карандаш.
Тогда я решила попробовать ещё раз.
Я решила разыскать своё воображение. Оно не могло уйти далеко, покинуть меня насовсем.
И я не ошиблась. Я нашла его, совсем слабое, где-то в потаённом уголке души. С тех пор забота о нём стала смыслом моего существования.
Сначала у меня получалось представлять только самые простые вещи.
Конец ознакомительного фрагмента.