Ну как можно всерьез радоваться какой-то мелкой школьной победе? Кому она вообще нужна? От нее ни жарко ни холодно. А эти визжат, скачут с горящими глазами. А проиграли бы – в классе был бы траур. Как дети, в самом деле!
В класс влетел Олег Денисович. Он никогда не ходил по школе, он бегал. И вообще на учителя, а тем более на классного руководителя, не был похож. Ну, разве что на практиканта из пединститута.
Но тем не менее Олег Денисович Докучаев работал в школе учителем музыки, играл на аккордеоне, фортепьяно и гитаре, вел вокал и хореографию у младших классов, руководил драматическим кружком у старших, организовывал все мероприятия в школе и еще умудрялся подрабатывать на стороне. Говорили, что он ведет свадьбы, банкеты и корпоративы. Матвей недоумевал, когда он все успевает и зачем ему это нужно. Ехал бы себе в Москву и искал бы применение своим талантам там. А не мучил бы здесь своими дурацкими выдумками ни в чем не повинных людей.
Увидев обожаемого учителя, класс ринулся к нему и окружил плотным кольцом.
– Как мы их, а, Олег Денисыч? Вы видели, вы видели? – возбужденно закричали семиклассники, дергая его за руки. Каждый старался развернуть классного к себе. – Олег Денисыч, мы их просто порвали сегодня! Победа! Ура! Это вам подарок на День учителя!
– Отличный подарок, спасибо! Молодцы, девчонки! Так держать! Павел Анатольевич ставит пятерки по физкультуре всем, кто участвовал в матче, – стараясь их перекричать, провозгласил Олег Денисович. – А я что вам говорил?
Он рывком выбросил правую руку вверх и выкрикнул:
– Наш седьмой «Б»…
Двадцать пять рук взметнулись в едином порыве, и двадцать пять звонких голосов с готовностью проорали:
– Самый активный!
– Наш седьмой «Б»…
– Самый спортивный!
– Наш седьмой «Б»…
– Самый реактивный, инициативный и суперкреативный!
– И мегадефективный, – процедил сквозь зубы Матвей.
Выговорив четко и без запинки свою речевку-скороговорку, семиклассники радостно зааплодировали сами себе. Матвей в изнеможении закатил глаза к потолку: цирк!
– Ну что, финальную неделю открыли удачно, – сказал Олег Денисович. – Я надеюсь, что ваш боевой дух не угаснет. В четверг и в субботу мы покажем такие же отличные результаты. Я в вас верю!
Класс снова зааплодировал.
– А теперь объявление. Нам предложили билеты в Театр юного зрителя, в следующее воскресенье, восемнадцатого октября. Для особо внимательных, Быстров и Мамаева, повторяю: не в это воскресенье, а в следующее! Записываться у меня. Надеюсь, что желающих будет, как всегда, много, и мы с вами интересно и весело проведем выходной.
– А какой спектакль, Олег Денисыч? – выкрикнули из толпы.
– Это современная постановка нашего городского театра, премьера спектакля. А называется он «Тридцать три несчастья».
– А нам такой спектакль не нужен! – выкрикнул Чернышов. – У нас есть Ватрушкин!
Класс покатился со смеху. Олег Денисович нашел взглядом Веню.
– Да, кстати. Ватрушкин! Почему тебя сегодня не было?
– Олег Денисыч, не ругайте его, – кинулись на защиту Вени ребята. – Мы поэтому и победили. Надо его к «ашкам» в класс подсылать, болельщиком. Тогда мы постоянно выигрывать будем.
Олег Денисович за руку вытянул Веню из толпы и наклонился, разглядывая его лицо.
– Ватрушкин! Горе мое! Что с тобой опять приключилось?
Веня, смущенный всеобщим вниманием, еле слышно прошептал:
– Я это… стукнулся. Лоб разбил… Зашивать ездили…
– Обо что ж ты стукнулся? Обо что можно так стукнуться, чтобы пришлось ехать зашивать? – поинтересовался Олег Денисович.
Класс затих в ожидании ответа. Веня в полной тишине застенчиво проговорил:
– Об автобус…
Класс взорвался дружным хохотом. Олег Денисович, смеясь, обнял Веню за плечи:
– Ну, дружище ты мой! Это прогресс! Двери, окна, витрины – пройденный этап. Ты уже на автобусы перешел? Таранишь их головой?
Громко затрещал звонок на урок.
– Ну все, потом поговорим, – спохватился классный руководитель. – Быстро все по местам, и ныряем в геометрию. Попробуйте только троек нахватать за самостоятельную!
Семиклассники нехотя разбрелись по своим местам. Взгляд Олега Денисовича остановился на Матвее.
– Добровольский! – гаркнул учитель.
Матвей вздрогнул и поднял голову.
– Почему в классе в верхней одежде? По-моему, в школе уже тепло. Для чего у нас раздевалка?
– Не пойду я в раздевалку.
– Почему? Ты у нас особенный?
– Там вешалки рвут и одежду пачкают. А у меня куртка новая, дорогая, – с вызовом проговорил Матвей. – Я ее лучше в пакет уберу.
– Почему тебя снова не было на школьном мероприятии? – строго спросил Олег Денисович. Матвей упрямо промолчал, глядя в парту. Почему, почему? Да все потому же. Не хочет он. Не ходил и не будет ходить, хоть режьте, хоть к директору вызывайте, хоть двойки ставьте. А заставлять не имеете права.
– Знаешь что, Добровольский? Зайди ко мне после шестого урока, – сказал Олег Денисович. – Разговор созрел.
Он вышел из класса, столкнувшись в дверях с Алиной Васильевной, математичкой. Матвей нехотя встал с места и принялся стягивать куртку.
3
После уроков Матвей поднялся на третий этаж правого крыла и осторожно просунул голову в дверь кабинета музыки. Олег Денисович сидел за своим столом и что-то писал в журнал.
– Заходи, Добровольский, – позвал он, заметив ученика.
Хмурый Матвей вошел и остановился напротив стола, напряженно обхватив руками сумку.
– Садись, – предложил учитель.
Матвей остался стоять, всем своим видом выражая протест.
– Как зовут твоего лучшего друга? – неожиданно спросил Олег Денисович.
– Чего? Какого друга? – удивился Матвей. Он-то думал, что классный сейчас начнет ругать его за пропущенный баскетбольный матч.
– Ну как какого? Твоего друга, самого близкого.
– У меня их много.
– Лучших друзей не бывает много.
– Бывает. В сети их полным-полно.
– «В сети»? В смысле, виртуальные? Но это же не друзья, это тени, призраки. Иллюзия общения, мираж. Ты не видишь их глаз, не чувствуешь их тепла рядом с собой… Друг – это тот, кто рядом, кому ты можешь доверять, кого ты знаешь лично, а не по аватарке. Тот, кто тебя понимает, и поддерживает, и в опасную минуту бросится спасать тебя, а о себе и не вспомнит. Потому что в тот момент важнее всего будешь ты. Есть у тебя такой друг?
Матвей молчал, глядя в сторону. И чего, спрашивается, привязался? Он что, всерьез думает, что Матвею интересно его мнение?
Не дождавшись ответа, Олег Денисович сказал:
– То-то и оно, что нет. Несладко тебе живется, а?
– Да нормально мне живется! Лучше всех! – разозлился Матвей. – У меня есть все что нужно.
– Да? А что тебе нужно? Когда ты себя чувствуешь счастливым?
– Когда я в своей комнате, перед компом, и меня никто не трогает!
Олег Денисович задумчиво потер переносицу. Матвей исподлобья наблюдал за ним. И чего он, интересно, добивается этим разговором? Или он считает, что Матвей тут же проникнется учительскими нравоучениями и впереди всех понесется на классный час или концерт?
В коридоре нарастал шум голосов. Дверь распахнулась, показалась голова Белкина.
– Олег Денисыч, мой дневник не у вас?
Учитель поискал на столе.
– Вот он, забирай. Как же ты весь день без дневника?
– Да я бы его с удовольствием совсем потерял!
– Стас, что там за шум? Это наши горланят?
– Ну да. У нас тут сборный пункт. Ну вы же в курсе, что Юлия Павловна в больнице? Сейчас пойдем ее навещать, с Днем учителя поздравим.
Белкин схватил дневник со стола и побежал к двери.
– Ну отлично, молодцы. Подождите немного, я скоро Добровольского отпущу, – сказал Олег Денисович.
– А он нам не нужен! – крикнул на ходу Белкин и выскочил в коридор.
– Слышал? – учитель повернулся к Матвею. – Ты им не нужен.
– И что? – фыркнул Матвей. – Они мне тоже не нужны. Я не баран, чтобы стадом ходить.
– Понятно. Ты презираешь своих товарищей, с которыми учишься бок о бок уже седьмой год.
– Я не презираю. Мне они по барабану. Я в них не нуждаюсь.
– По барабану, значит… А если случится так, что тебе понадобится их помощь?
– Чья помощь? Этих, что ли? – Матвей мотнул головой в сторону двери. – Белкина и Чернышова? Или, может, Ватрушкина?
– Ты зря иронизируешь, – покачал головой Олег Денисович, – Ватрушкин добрый парень, отзывчивый. Просто немного рассеянный.
– Немного рассеянный?! Он сегодня облил меня чаем, опрокинул ведро уборщицы, уронил на химии пробирку с реактивом и наступил на свои очки. И все это за три часа. Просто человек-катастрофа!
– Мы говорим о тебе, Матвей, а не о нем. Проблемы у тебя.
– Нет у меня никаких проблем. Вам просто не нравится, что я не хожу на всякие там мероприятия.
– Дело не в мероприятиях, а в твоей жизни. Оглянись: вокруг тебя пустота. Нет ни интересных занятий, ни надежных друзей. Если убрать компьютер и интернет, у тебя вообще ничего не останется.
– Да хватит вам, Олег Денисович! Вы ничего про меня не знаете!
Олег Денисович пристально посмотрел Матвею в глаза. Тот ответил колючим взглядом исподлобья и хотел бросить еще что-нибудь резкое, но тут зазвонил лежащий на столе телефон. Учитель взял его в руки и встал из-за стола:
– Не уходи. Мы не договорили.
Он отошел в соседнюю комнатку, которая служила подсобкой и кладовкой, где учитель хранил весь свой реквизит. Дверь осталась приоткрытой, и Матвею было слышно все, что говорит Олег Денисович. Его невидимый собеседник с забавным именем Ратибор Гермогенович переносил банкет по случаю своего юбилея с пятницы на субботу и просил вставить в программу экзотический танец с удавом. А учитель отвечал, что именно в эту субботу и танцовщица, и удав трудятся совсем в другом месте и физически не смогут появиться в коттеджном поселке Дубрава, несмотря на предлагаемый им солидный гонорар.
«Ну вот есть же бизнес у человека, – с досадой подумал Матвей. – Наверно, зарабатывает хорошо. Зачем ему надо с детьми возиться? Оставил бы нас в покое».
Олег Денисович вернулся, положил перед собой ежедневник и набросал несколько слов на чистом листке.
– Мне тебя искренне жаль, – сказал он, аккуратно вырывая листок и складывая его вчетверо.
– Да почему?!
– Потому что ты глубоко несчастный человек, Матвей Добровольский. Несчастный и одинокий. И самое печальное, что ты этого не понимаешь.
Олег Денисович протянул сложенный листок Матвею.
– Отдай папе. Жду его завтра или в среду. В среду я с утра.
– Папа в командировке, за границей, – сквозь зубы процедил Матвей.
– Значит, маме. Надеюсь, хоть она меня поймет. Можешь идти.
Матвей мрачно взял листок и сунул в один из многочисленных карманов куртки. Олег Денисович вновь склонился над журналом. С трудом подавив в себе желание шарахнуть дверью, Матвей вышел из кабинета.
На улице уже почти стемнело, кое-где зажглись фонари. Матвей брел по улице, прислушиваясь, как трещат сухие листья под его кроссовками. Он даже попрыгал на одной ноге, потом на двух, чтобы из хруста получился ритм. Раз-два, раз-два, раз-два-три… Ритмичный хруст. Или хрустящий ритм?
Стараясь не сбиться с такта, Матвей допрыгал до арки, ведущей во двор, и не успел сделать и шага внутрь, как чья-то сильная рука резко ухватила его за куртку и со всего размаху припечатала к кирпичной стене. Вскрикнув от неожиданности, Матвей ударился лопаткой об острый выступ и каким-то дальним уголком сознания отметил, что почему-то не чувствует боли. Темная фигура нависла над ним, не давая пошевелиться.
– Трубу. Бабло. Быстро! – отрывисто проговорил хриплый голос. В нос ударило перегаром. Матвей вздрогнул от омерзения. Сердце колотилось где-то очень высоко, практически в горле. Из рук вырвали сумку, а его самого еще крепче прижали к стене, стиснув грудную клетку так, что трудно стало дышать.
– Чего залип? Не врубаешься, что ли? – угрожающе произнес тот же голос. – Пушкин, переведи ему.
Матвей ощутил сильный толчок в живот.
«Это же они, те самые отморозки, которые были во дворе утром, – пронеслось в его голове. – Вот я попал!»
– Мобилу гони! И бабосы, – «перевел» гнусавый голос, который, видимо, и принадлежал тому, кого назвали Пушкиным. Перевод оказался весьма условным, но Матвей все понял с первого раза. Трудно было не понять, чего требуют грабители в темной подворотне.
Он с трудом глотнул и проблеял срывающимся голосом:
– У меня нет… телефона…
Глаза его немного привыкли к темноте, и теперь он различал три силуэта.
– Не свисти, у всех есть, – отозвался третий, самый крупный, потроша неподалеку его сумку. Содержимое уже валялось на земле, и гопник рылся в куче учебников и тетрадей. Пушкин ощупал карманы куртки и джинсов Матвея, вытащил полтинник, посветил на него фонариком, ухмыльнулся. Хриплый проделал неуловимое движение, раздался тихий щелчок, и Матвей с ужасом ощутил у своей щеки острое лезвие. Он зажмурился.
– Ну, колись, малек, куда заныкал трубу? Все равно найдем. Лучше сам отдай. И сразу побежишь домой, к мамочке.
– Нету. Дома оставил. На зарядке.
Крупный отбросил сумку, подошел и тоже прохлопал накладные карманы куртки.
– Грек, по ходу, нет. Пустой.
– Вякнешь кому-нибудь – пожалеешь! – поигрывая ножом, предупредил хриплый, он же Грек. – Усек?
Матвей с готовностью кивнул. Тот отшвырнул его в сторону. Матвей едва не упал, споткнувшись о свою сумку. Он опустился на корточки и стал собирать учебники, не сводя настороженного взгляда с троих отморозков. Кровь пульсировала в висках, руки дрожали. Ему не верилось, что все так удачно закончилось. Даже телефон не нашли в потайном кармане. Мозгов не хватило похлопать по внутренней стороне рукава.
– Еще шкет идет! – громким шепотом объявил Пушкин. Двое других моментально прилипли к стенам арки и замерли, поджидая очередную жертву. Крупный обернулся к Матвею:
– Проваливай!
Матвей как попало запихнул вещи в сумку и помчался через арку во двор. Но, пробежав немного, притормозил, чтобы посмотреть, кто же попадет в лапы грабителей.
Из-за угла показался второклассник Гошка Тихонов с пятого этажа. И тут же исчез во тьме арки. Наверно, его так же пригвоздили к стене и принялись обшаривать карманы. Матвей сделал шаг назад, в арку. Замер в нерешительности. Что делать? Их трое, они старше, и у них нож. Матвей метнулся во двор. Как назло, никого. А может, обойдется? Не убьют же мелкого, в самом деле. Выгребут все, что есть, да и отпустят. Ну какой телефон может быть у восьмилетнего пацана? Наверняка дешевый. Небось, ему папа свою старую трубку отдал. Такой и не жалко совсем. Это же не навороченный смартфон Матвея, из-за которого стоило бы рисковать… Нет, пожалуй, не надо вмешиваться.
Но как оставить маленького Гошку в лапах у этих пьяных горилл?
Матвей замер посреди пустого двора, не в силах двинуться ни к дому, ни обратно, к арке. И вдруг… Вот удача! По какой-то невероятно счастливой случайности тишину прорезал вой полицейской сирены. Это сработала сигнализация у припаркованного на газоне джипа. Она уже несколько раз орала и вчера, и сегодня ночью, надоела всем жильцам. А хозяин джипа, видимо, не слишком беспокоился: его окна выходили на другую сторону. Но сейчас истошный вой был как нельзя кстати.
Спрятавшись за углом, Матвей завопил что было силы:
– Они там, там! Скорее, все сюда! Хватайте их!
В арке послышался удаляющийся топот. Матвей выглянул из своего укрытия. Темно, ничего не видно. Если они удрали, где же Гошка? А вдруг удрали не все?
Сигнализация продолжала выть. Матвей бросил сумку и, умирая от страха, ступил в темноту. Он сделал глубокий вдох и побежал через арку.
Гошка стоял там, где его оставили, в каком-то ступоре. Матвей подобрал Гошкин рюкзак, схватил второклассника за руку и потащил за собой. Тот бежал, спотыкаясь и неуклюже переставляя ноги. Сигнализация смолкла. В наступившей тишине раздался гнусавый голос Пушкина: