Турника мы лишились после того, как одна девочка, Кристин Хиггинс, забралась на самый верх, а потом испугалась и не захотела спускаться.
Учителям запрещено дотрагиваться до детей, поэтому им пришлось позвонить родителям Кристин, чтобы они приехали и сняли её.
В итоге у нас осталось одно только бревно, и мне казалось, что ЭТА штука никому не может причинить вреда. Но, хотите верьте, хотите нет, вчера какой-то идиот не посмотрел, куда идёт, – поэтому оно тоже исчезло.
Теперь, когда приспособлений для игр не осталось, нам совсем нечего делать. Но учителя не разрешают нам даже присесть: они говорят, что мы должны «двигаться».
Игрушки и видеоигры, чтобы было чем себя занять, нам тоже не разрешают приносить. Если на детской площадке тебя застукают с игрушкой, её тут же конфискуют. На прошлой неделе кто-то нашёл в опилках крошечную машинку, которая, судя по её виду, пролежала в них не один год.
У машинки не было трёх колес, но народу так хотелось развлечений, что ребята выстроились в очередь, чтобы с ней поиграть, и, пока одни играли, другие стояли на стрёме.
Теперь в нашей школе появился чёрный рынок игрушек.
Вчера Кристофер Стэнджел принёс из дома целую кучу наборов Лего, и, как я слышал, за одну детальку приходится выложить пятьдесят центов.
Учителя запретили ещё и множество игр, в которые мы играли раньше. На прошлой неделе несколько мальчиков играли в салки, и один из них пострадал, когда его толкнули сзади.
Поэтому теперь нам не разрешают не только друг до друга дотрагиваться, но и БЕГАТЬ. Сегодня мы играли в салки «без рук», используя технику спортивной ходьбы, – с нормальными салками, конечно, не сравнить.
Если хотите знать моё мнение, взрослые чересчур увлеклись безопасностью. Я ходил на мини-футбол к Мэнни, и все малыши там были в велосипедных шлемах.
В том, что приспособления для игр исчезли, я вижу только один плюс: у меня наконец появился шанс успевать в школе. Я один из тех, кому очень трудно сосредоточиться, когда говорит учитель.
А когда другой класс гуляет в это время под окнами, слушать учителя внимательно практически невозможно.
Среда
Ладно, беру свои слова назад: я уже не рад тому, что у нас не осталось приспособлений для игр.
Теперь детям на переменке нечем заняться, и они глазеют в окна. А это здорово отвлекает, когда пытаешься решить задачку.
К тому же я не тот человек, кто умеет быстро решать задачки, – это тоже надо учитывать. В третьем классе у нас была учительница, миссис Синклер. Она учила нас всяким хитростям, помогающим запоминать таблицу умножения. Правда, меня они здорово тормозили.
В начале этого года математику у нас вёл мистер Спаркс.
Он имел привычку вставать на стул, когда хотел, чтобы мы запомнили что-нибудь важное.
Но однажды, когда мистер Спаркс пытался вдолбить нам какое-то арифметическое правило, у стула отломилась ножка, и мистер Спаркс упал.
Мистер Спаркс сломал ключицу и, как я слышал, судится из-за этого со школой. Я не запомнил правило, которое он пытался объяснить нам в тот день, зато твёрдо запомнил, что на предметы мебели вставать не следует.
Сегодня на переменке нам всем не терпелось побыстрее вернуться в школу, но тут Роули встал и начал прыгать по детской площадке.
Некоторые дети начали его подбадривать и хлопать.
Они, наверное, решили, что Роули протестует против новых правил, прыгая, а не бегая, но всё дело в том, что Роули просто любит прыгать.
Когда Роули прыгает, это отчего-то действует мне на нервы. Поэтому, наблюдая, как он скачет по детской площадке, я страшно злился. Прыганье у нас – больная тема. Роули говорит, что я ему завидую, потому что не умею прыгать, а я считаю, что это просто по-дурацки выглядит.
Прыгать, честно вам скажу, я так и не научился.
В первом классе я был единственным ребёнком, кто этого не умел.
Я боялся, что меня будут оставлять на второй год до тех пор, пока я не научусь прыгать, но меня, слава богу, перевели во второй класс. Я, правда, до сих пор опасаюсь, что мне это ещё может аукнуться.
Иногда я спрашиваю себя, как так получилось, что мы с Роули стали друзьями, – ведь мы с ним такие разные.
Но на данном этапе мы с ним, похоже, неразлейвода, поэтому я стараюсь не обращать внимание на те его выходки, которые меня раздражают.
Четверг
Скаут Санты следит за каждым моим движением, и это скверно, поскольку я не могу проделывать то, что обычно проделываю во время праздников.
Несколько лет назад мама с папой положили под ёлку подарки за неделю до Рождества, и я просто с ума сходил – так мне хотелось узнать, что это за подарки.
На одном из подарков было моё имя, и я был уверен, что это видеоигра. Я проделал в обёрточной бумаге крохотную дырочку, чтобы посмотреть, что там внутри, – ну, конечно, это была видеоигра, которую я просил.
Я не мог смириться с тем, что игра, которую мне хотелось, лежит под ёлкой, а я не могу в неё играть.
Поэтому я пошёл ещё дальше, сделал надрез и извлёк диск.
Я открыл пластиковую коробочку, вынул игру, а потом завернул коробочку обратно в обёрточную бумагу и аккуратно заклеил.
Но тут меня начала преследовать мысль, что мама может взять подарок и заметить, что он стал легче. Поэтому я снова его распаковал и положил в коробочку один из дисков Родрика с хэви-металл, чтобы подарок стал весить столько, сколько раньше.
Каждый вечер, когда мама с папой ложились спать, я играл в видеоигру и в итоге выиграл.
Но я забыл положить игру обратно в коробочку, и на Рождество, когда я развернул перед мамой и папой свой подарок, диск Родрика выпал и покатился по полу.
На следующий день мама отнесла диск в «Мир игр» и отчитала продавца за то, что он продал ей товар, «не рекомендованный для детей».
Мне не нравится, что я не знаю, какие подарки мне подарят на Рождество, и иногда мне бывает трудно с этим смириться. В прошлом году я вошёл в мамину электронную почту и написал всем своим родственникам письмо, чтобы выяснить, что они собираются мне подарить.
Но добраться до маминой электронной почты можно с компьютера, который стоит на кухне, и сделать это, когда Скаут Санты не сводит с тебя глаз, не так-то просто.
Сегодня вечером я пытался решить, что внести в свой рождественский список желаний в этом году. Когда я составляю свой список, то стараюсь формулировать как можно точнее, поскольку каждый раз, когда я позволяю маме и папе выбирать мне подарки, получаю что-нибудь дурацкое.
Несколько лет назад я забыл составить список желаний и поплатился за это. Мама ждала Мэнни и хотела, чтобы я подготовился к появлению братика.
Поэтому на Рождество мама подарила мне ПУПСА.
Сначала я не хотел иметь с ним ничего общего.
Но потом сообразил, что пупс, которого можно КОРМИТЬ, мне очень кстати. После того, как у меня появился мой Умелый Друг, я на месяц забыл, какой у овощей вкус.
Но я использовал пупса не только для этого.
Я понял, что он может служить очень удобной подставкой для комиксов.
Должен вам признаться: через пару месяцев я крепко привязался к этому пупсу.
Поскольку у меня не было питомца, я был рад иметь что-то, о чём можно заботиться.
Но однажды я пришёл из школы домой и НЕ НАШЁЛ своего Умелого Друга. Я обыскал весь дом, но он бесследно исчез. Я смог придумать лишь одно объяснение: я, наверное, выронил моего Умелого Друга по дороге и каким-то образом этого не заметил.
Я очень горевал, потеряв своего пупса, но ЕЩЁ БОЛЬШЕ переживал из-за того, что мама может решить, что мне нельзя доверить новорождённого братика.
Поэтому я взял из холодильника грейпфрут и нарисовал на нём маркером рожицу.
После этого я завернул грейпфрут в кухонное полотенце и три месяца нянчился с ним, как с пупсом.
Мама с папой вроде бы ничего не заметили.
Но я с ужасом думал о том, что НАСТОЯЩИЙ Умелый Друг может найти дорогу домой и отомстить мне за то, что я от него отказался, променяв его на фрукт.
Мне это до сих пор не даёт покоя. Именно поэтому, прежде чем лечь спать, я всегда проверяю, закрыто ли в моей спальне окно.
Мне неловко это говорить, но к ГРЕЙПФРУТУ я тоже привязался. Правда, через некоторое время он начал гнить, и неприятный запах привёл папу к моему лжепупсу.
Мама, похоже, не слишком расстроилась из-за того, что я потерял своего пупса, но, должен вам сказать, она ни разу не оставляла меня одного в доме с Мэнни больше чем на пятнадцать минут.
Как я уже говорил, иметь что-то, о чём можно заботиться, было здорово, и мне этого не хватало. Поэтому я стал много играть в игру «Виртуальные питомцы».
Вообще-то я играю в неё всё своё свободное время.
Смысл игры в том, что вы должны кормить своего питомца и делать его счастливым. Если твой питомец счастлив, ты получаешь жетоны и можешь покупать ему одежду, мебель и всё такое.
Я играл так много, что у моего питомца, чихуахуа, появился особняк с бассейном, кегельбан и примерно 150 разных нарядов.
Единственное, что меня не радует, – это его ИМЯ.
Аккаунт мне завела мама, и я никак не могу сообразить, как изменить имя, под которым она его зарегистрировала.
Мама говорит, что о своём виртуальном питомце я забочусь лучше, чем о СЕБЕ, и с этим не поспоришь.
В выходные я играл шестнадцать часов подряд и даже не сделал перерыв, чтобы сходить в туалет.
Но, если вы не покупаете своему питомцу чего-нибудь новенького, он становится несчастным, и это меня страшно огорчает.
Проблема в том, что ты можешь заработать только определённое количество жетонов, а потом должен покупать их на настоящие деньги. Своей кредитной карточки у меня, увы, нет, а это значит, что мне приходится упрашивать маму и папу, чтобы они разрешили мне пользоваться ИХ кредитными карточками.
А убедить папу расстаться с деньгами, чтобы я смог купить своему виртуальному питомцу какой-нибудь сногсшибательный наряд, не так-то просто.
В этом году я намерен попросить на Рождество пачку виртуальных наличных. Насчёт ОСТАЛЬНЫХ желаний я пока не решил. Их у меня ХОТЬ ОТБАВЛЯЙ, поскольку пару недель назад, когда я остался на ночь в больнице, где мне удаляли гланды, Мэнни распродал половину моего имущества.
Я не уверен, что в этом году стоит просить нормальный подарок – типа игрушку или видеоигру. Я понял одну простую вещь: каждый раз, когда на день рождения или на Рождество тебе дарят что-нибудь клёвое, тебя потом всю неделю этим шантажируют.