– Знак. Послание. Сигнал к действию.
– Я бы прямо написал. Чего мозги пудрить?
– Тоже правильно, – она повертела книгу в руках: – Ни имени автора, ни издательства. Только текст.
– Нет. На обложке, смотри, выдавлены какие-то загогулины.
Норд наклонила книгу к свету:
– Вензеля что ли?
– Нет. Это штуковина какая-то: видишь, сверху накручено, напутано, а вниз тоненькая линия и крючок какой-то.
– Нам-то от этого? – вновь сказала она.
Затем загнула листы и стала выпускать из-под пальца так, чтоб они мелькали.
– Думаешь, как в мультике забегают волки и зайцы?
Она пристально следила за страницами.
– Кажется, что-то мелькнуло.
– Что? Здесь даже рисунков нет. Что тут мелькнет? Только заголовки.
– Вот!
Я молча смотрел на нее. Мне не ясно было что – «вот»?
– В этой книге, можно спрятать послание в заголовках. Остальное маловероятно. Читай все подряд.
Я с сомнением покачал головой, но все же взял книгу, а Норд достала лист бумаги и карандаш:
– Читай.
– Книга синих сказок.
– Заголовки читай.
– «Море и остров», «Обитель Изольды Шебузье»…
Всего пятьдесят названий. Я читал то медленно, с выражением, то скороговоркой, надеясь, что буквы сольются, и зазвучит новый текст, который откроет: кто ночами стремится напиться моей крови, и кто сегодня лежал – один в один я только разговаривал с Вурдалачкой? Кто заморочил моих родителей или занял их место и для чего?
Но, увы, кроме названий сказок мы ничего не слышали.
– Хоть до посинения их читай, – зло сказал я, – ничего не поймешь. Поэтому, наверное, они и «синие».
– Ты есть хочешь? – неожиданно спросила Норд.
– В два часа ночи?
– Да.
– Конечно.
Она улыбнулась, по своему обыкновению – майской улыбкой, и я решил, что расшибусь в лепешку, но открою тайну сине-коричневой книги.
6. Морвоказ!
Норд ушла, а я принялся рассуждать логически. Это мне редко когда удается, но тут такое накатило, так мне захотелось к приходу голубоглазой девочки сказать небрежно: «Вот!» и опять, прижавшись плечом к плечу, склониться над желтоватыми страницами с крупными, вытянутыми, как готические замки буквами… так захотелось, что в глазах померкло. Я перестал видеть все, что было вокруг. Только заголовки. Я стал читать первые буквы, потом последние, потом – из середины в стороны… Через десять минут, когда голова Норд показалась в люке, ведущем на чердачок, и она, подняв руку с пакетом, сказала: «Вот», я ответил тем же:
– Вот!
Она сразу все поняла. По моему сумрачному сиянию. Я его хотел скрыть, мрачно сдвигал брови, но… оно прорывалось. Лицо было темным от пережитого и от недостатка света в комнате, но светилось радостью победы.
Узнал я немного, и пока ничего к лучшему в моей жизни не менялось, но я сумел отгадать загадку! А уж кто ее загадал… это мы узнаем позже. Теперь я верил в свои силы.
– Морвоказ!
Норд опустилась на диван и восхищенно посмотрела на меня, прижав к груди пакет:
– Заклятье? Ты расшифровал заклятье?
– Нет. Но кое-что расшифровал. Как мы сразу не заметили? Смотри: названия сказок вначале состоят из пяти слов. Потом из четырех, и так – до одного. Я подумал, что это не случайно. И стал по группам читать их так и этак. Ничего! Кроме одной группы – той, где названия из двух слов. Меня еще удивило, что каждое слово с заглавной буквы, я их составил, и получилось: морвоказ! Видишь: «Море и Остров», «Решительный Витязь», «Обреченный Караван», «Алый Закат». Видишь!
– Вижу…
Норд была несколько огорчена. Но я смотрел на нее именинником, и она поняла, что еще не все сказано. Морвоказом дело не обойдется.
– Морвоказ – что-нибудь значит?
– А ты сама посмотри?.. Я ведь тоже, когда прочел – подумал, что ерунда. Но не мог успокоиться: почему простые слова с заглавной буквы?
– Здесь все названия такие.
– Вот это и странно. Я, правда, там ничего не понял. Может, шифр слишком сложный, а здесь…
Я не выдержал и ткнул пальцем в последнюю букву:
– Все просто. Как для маленьких детей!
Норд какое-то мгновение смотрела на мой палец, потом повела голову влево, глаза ее вдруг блеснули, и кулак ударил в ладонь звонко и радостно:
– За ковром!
– Конечно! Морвоказ – наоборот: за ковром.
А потом мы ели. И я с огромным аппетитом уплетал черный хлеб, толстокожие сладкие помидоры с майонезом и косые ломти колбасы, блестящие и полупрозрачные, как копченый лосось. Вначале я был так возбужден, что ел механически, но потом такая вкуснотища образовалась во рту, что я даже говорить перестал и только наслаждался, отхватывая зубами здоровые куски хлеба, разевал рот пошире и толкал следом за хлебом половинки малиновых помидоров, на которые выдавливал горки густого майонеза…
Норд тоже не щадила себя, и тяжелая пища среди ночи ей доставляла не меньшее удовольствие, чем мне.
– Но что же там – за ковром? – спросила она, когда на столе почти ничего не осталось.
Вопрос был задан вообще. Она скорее себя спрашивала, чем меня, но я тоже думал об этом же и потому сказал:
– Ничего. Я же говорил, что уже поднимал его, искал дверь.
– А ее там и быть не может. Вы давно живете в этом доме, не раз делали ремонт… Неужели не заметили бы?
– Она могла появиться недавно.
– Откуда?
– Я думаю, что это не простая дверь. Наверное, у меня в комнате образовалась аномальная зона. Ты что не слышала, что бывает, когда образуются аномальные зоны? Там все на уши встает.
Норд кивнула. Я не понял, что она этим хотела сказать: соглашалась с тем, что в аномальных зонах все на уши встает, или подтверждала то, что слышала о таких зонах.
– Давно у вас этот ковер? – спросила она.
Я задумался. Сколько я себя помнил, столько и ковер висел на стене.
– Давно. Это старинный ковер. Отец купил его когда-то на базаре в Самарканде. На него даже пыль не садится.
– Как это?
– Отец говорит, что раньше люди тоже знали разные тайны и уж тайну антистатика – точно. Обработали чем-то, вот пыль и отталкивается. Обычное электричество.
– Обычное?
Меня вдруг осенило:
– А что если… Что если меня разыгрывают?
– Кто?
– Кто. Предки. Воспитывают.
И не дав ей возразить, стал развивать мысль:
– Прикинулись, что не видят меня и не слышат… мать частенько говорит: «Он нас не слышит». Вот и мне решили устроить…
– А тетка-Вурдалачка?
– Мать переоделась. Она в юности мечтала в театре играть. Вот и попрактиковалась.
– Нет, – подумав, сказала Норд. – Они бы так не сделали. А если бы у тебя шифер с крыши понесло с перепугу? Онемел бы или заикаться стал? То не слышишь их, а тут бы еще и сказать ничего не мог. Смотрел бы как собака и хвостом вилял.
Но я хотел, чтобы все это было только розыгрышем, и гнул свое:
– Вот пойдем сейчас и прямо спросим. Или концерт какой-нибудь закатим… Я стану из себя припадочного изображать, а ты скажешь: «Довели?»
Норд отмахнулась от моей идеи. И добавила:
– А книгой ты себя во время припадка по голове бить будешь?
Книга!
– Ну и что, что книга? Шифровка-то – для детей. Нет, они это замутили. Точно. Родители называются… Родитель, значит – терпи. Воспитывай.
– Они и воспитывают.
Я подумал, что Норд согласилась с моей теорией. Но ничуть не бывало.
– Только ты не забывай, что они как-то очень уж ловки в этом деле. Не успела я заикнуться про «Книгу синих сказок», а она уже и под рукой у них. Вместе с этим ребусом.
– А если?..
Что «если» – я не знал. Какое тут «если»? Морвоказ и точка!
– Значит, все продолжается, – сказал я без особого энтузиазма. – Тогда нужно что-то делать. В милицию идти…
Уверенность вновь стала меня покидать. Норд не обращала на это внимания, наверное, привыкла к тому, что я падаю духом каждые полчаса. Стыдно вообще-то.
– Да что мы, в самом деле! – воскликнул я, поняв, что веду себя постыдно. – Пойдем, оторвем этот ковер и посмотрим, что за ним? Если нужно: расплетем по ниточке…
– Конечно, без ковра не обойтись, – согласилась Норд. – Только как мы его заберем. Ночью?
– Можно подождать до утра… А лучше прямо сейчас. Еще раз позвонишь и…
– Спрошу еще одну книгу для реферата? Или уж сразу – ковер?
– Тогда полезем через окно.
Она ухмыльнулась и достала из заднего кармана плоский медный ключ:
– Узнаешь? Сцапала у вас с подзеркальника. Этот? Держи.
Я в глубине души надеялся, что как-нибудь да разыграли меня. Но как?.. Норд! Если она с ними заодно, тогда все ясно. У меня даже губы затряслись от обиды. Такого коварства и предательства от нее я не мог перенести.
– Идем, – сказал я чужим голосом.
Она кивнула и спросила:
– Диман, а тебе не кажется, что, когда мы в первый раз смотрели в книгу…
– То видели лишь фигу? – угрюмо заключил я. Внутри у меня все клокотало. Ну что ж, воспитывайте!
Норд посмотрела на меня чуть пристальнее обычного, но никак не отреагировала на мою реплику и закончила свою мысль:
– Когда мы ее смотрели, то никаких заглавных букв, кроме обычных, в заголовке не было? Или мне только кажется?
О, женщины! А я то дурак…
– Показалось, – сказал я вставая. – Все там было, но мы не видели. Это уж я потом смотрел, смотрел… В глазах позеленело, страницы пожелтели, а эти буквы вдруг так и выпрыгнули из мрака.
А ведь так и было! И у самого у меня было такое чувство, что не только букв заглавных не было, но и даже заголовков таких. Теперь-то ясно: внушение. Чуть не попался. И на это, и на все остальное.
Что ж, получите сполна. Посмотрим, кто кого больше заморочит. В глазах у меня позеленело, и буквы выскочили навстречу только потому, что я до того напряг голову, что звон пошел. И красная тушь полилась из черноты ночи в комнату. Как тогда, когда я видел Вурдалачку.
Норд-Норд… Все знала и ни словом. Наоборот. А я так старался для нее… Эх!
7. День рождения
Ключ прострекотал зубчиками и легко вошел в замок.
– Ты там поосторожнее, – сказала Норд из темноты.
Наверное, еще какую-то гадость приготовили!
– Снимай ковер и выноси его из дома. Посмотрим, что из этого выйдет.
– Пойдем со мной.
– Неудобно. Поздно уже.
Ха! Есть со мной среди ночи колбасу в укромном месте – удобно, а зайти в дом – этикет не позволяет!
– Ну, а вдруг на меня кто-нибудь накинется, а я отбиться не смогу?
Наверное, я не сумел скрыть издевки в голосе.
– Ты что?
Я понял, что Норд пристально смотрит на меня. Но видно этого не было.
– Боюсь – вот что. Давай вдвоем. Я сейчас молоток достану, будет, чем отбиться.
– Ты что! Мы же ни в чем еще не разобрались. Пока нужно только собирать информацию и пытаться сделать верные выводы.
Ну! Я уж собрал и сделал. И вы скоро убедитесь в этом всей компанией. Не исключено, что и Жоржа нарядили в микроупыря, чтоб уж сполна мне выдать. Вот шайка-лейка…
Так я уверился в своем подозрении, что ни о чем другом уже и думать не мог. Все, все сходилось! Ладноть, как говорит Матрена Киевна. Хм… неужели и старушка здесь. Сейчас все выскочат с именинным тортом из темноты. Ха! Вот это номер. У меня же день рождения завтра. Сегодня уже. Ну, все… Тогда придется простить. Я сразу посветлел лицом, и в душе потеплело, и злость на Норд отступила так же быстро, как навалилась. Хотя… А что «хотя»? Она же для меня старается.
Ничего себе, устроили мне праздник! Ой, как хорошо сделалось, когда все встало на место! Нет, к ненормальности – никогда не привыкнуть. Это я тогда поспешил с выводами.
– Так ты идешь? – спросил я.
– Да. Только молоток не бери. Еще врежешь – кому не следует.
– Бабе Моте, например.
– Что?
Нет, решил я. Самое большое в заговоре трое: мама, папа и Норд.
– У тебя когда день рождения? – спросил я. – В октябре?
– Как и у Бунина.
Бунин – ее любимый писатель. Она серьезная девочка. Но вот – поди ж ты… И, кажется, что-то заподозрила:
– Ладно, бери молоток. Только не спеши, если что.
Улыбки моей она, кончено, не видела в темноте. А мне петь хотелось – до того радостно. Так и подмывало с порога что-нибудь такое брякнуть, чтоб все со смеху покатились.
Но никого не видно. В доме темно. Даже часы стучат как-то редко-редко. Спят.
Мы пробрались в мою комнату, и первым делом я шагнул к кровати: кто же на ней лежал, когда я смотрел в окно? Прыти у меня что-то опять поубавилось. Так странно светилось окно… Потом эти морозные веточки-молнии на стекле…
Кровать заправлена.
– Снимай, – шепнула Норд мне в самое ухо.
– Нужно свет включить.
– Лампу, – вновь шепотом сказала она.
– Лампа перегорела… А чего мы шепчем?
И вдруг я ощутил спиной быстрое движение. Показалось, что меня хотят схватить. Я дернулся вперед вместе со своим молотком, но… поздно. Тонкие крепкие руки схватили меня и не отпускали. Пальцы скользнули к лицу.
«К горлу!» – само собой мелькнуло в голове.
8. Приколы заканчиваются
Но рука искала не мое горло, а мой рот. Ладонь припечатала губы к зубам и я, обижавшийся пятнадцать минут назад на Норд, считавшей ее вначале предательницей, потом – затейницей, пустившейся в розыгрыш, вновь ощутил ее особый придуманный мною запах – запах северных волн. Он шел от пальцев, зажимавших мне рот.
– Ми-тя! Ми-тя?
Я так и похолодел. Но это не Норд. Кто-то другой изводил меня.
Как появилась эта белая тень в комнате? Откуда взялась?
Если это мама, то она могла прятаться за спинкой кровати и, по уговору, когда услышала нашу возню, воспользовавшись тем, что я отвлекся, незаметно выскользнула из укрытия и завела своего «Ми-тю». Это уже слишком. Так и, правда, можно стать заикой и более того.
Норд прижалась ко мне, и я чувствовал, как она очень натурально дрожит. И меня стало потряхивать. Я закачал головой, пытаясь высвободить рот, но пальцы не разжимались. А как же дышать? Вновь я остался без воздуха.
Нос! У меня же есть нос. Им и нужно дышать. Я засопел. Пальцы мгновенно разжались и защемили мне нос! Глаза у меня выкатились, как у окуня и я зашипел:
– Дышать-то мне как?
И тут же понял – так же, как говорить. Ртом. Он теперь свободен.
Все это извилистой черной молнией, ослепившей меня новым приступом жути, проскользнуло под рубашкой за спиною и угасло. Теперь я вновь стал железнеть. А Норд все тряслась, тело ее не поддавалось отвердению. Удивительно крепкая и смелая девочка. Ничего ее не берет.
– Ми-тя!
Опять! Черт бы побрал эту тетку-приведение. Молотком в нее запустить что ли? А вдруг это мама?
– Не двигайся, – выдохнула Норд, точно угадав мое намерение. – Она нас не видит.
Я согласно кивнул головой. И на всякий случай попытался изобразить скептическую улыбку на лице: если вдруг сейчас вспыхнет свет, и появится торт. Чтобы не выглядеть напуганным идиотом.
Зря мы шипели. Вурдалачка остановилась и повернулась в нашу сторону. Какая мама!? Стоячие белые глаза были видны даже в темноте и были жутки сверх всякой нормы. Уж лучше никакой мамы, чем такую!
– К нам идет… В глаза ей не смотри!
Это снова Норд. Я дернулся в немом вопле: «Молчи!» Но тетка-то все равно шла прямо на нас.
– Ми-тя…
Но смотрела насквозь. Не видела.
Не знаю, как Норд, а я уже ничего не соображал и стоял только потому, наверное, что сделался тверже гранитного памятника. Или потому, что Норд поддерживала меня сзади.
И как он тут взвоет! Гадский Мурзик. Пришел домой на побывку. И заорал под окном. Наверное, пообшарпался весь и хавать хочет, директорская Милка его, видать, жратвой не баловала.
Я, кажется, не орал. Я только вырвался и швырнул молотком в белую тень. И даже попал. Норд потом говорила, что ничего толком из-за меня не видела, но то, что видел я вообще никак объяснить невозможно. Если тетка приведение, то почему молоток ударился об нее и отлетел, стукнув об пол? (А вот стукнул ли он об нее? Кажется, нет. Просто отскочил.) Если же она что-то иное, нежели летучее приведение, что-то твердое – от чего отлетают молотки, – то, как она могла мгновенно исчезнуть? Да еще с таким жутким шиком: завертелась на месте, взвихрилась, вытянулась белой лентой и ударилась в нижний угол ковра.