– Лиам! Я же из-за него к тебе и пришла! Он завтра уезжает.
– Завтра? Но куда?!
– Особенно никуда, – ответила Элла. – Хочет странствовать по белу свету или что-то в этом роде. Он считает, что злоупотребляет здешним гостеприимством.
– Отцовским – возможно, но моим – точно нет! – воскликнул Фредерик. – Мне нужно поделиться с ним тем, что я узнал о маме. Вдруг это поможет ему понять, почему отец так себя ведет?
– Пошли! – кивнула Элла, схватила Фредерика за руку, и они побежали к балкону, где Элла оставила Лиама.
«Может, Густав пустит меня пожить к себе в комнату… – размышлял Лиам, стоя на балконе и глядя на тускло-серебряную луну в небе. – Тьфу, да что я, в самом деле? Он же мне все плащи изрежет, пока я сплю!»
Тут что-то звякнуло и отвлекло его от размышлений. Он посмотрел налево – на балконных перилах что-то поблескивало. Приглядевшись, он обнаружил, что это металлический абордажный крюк.
– Это еще что такое?!
Лиам поглядел вниз. К крюку была привязана веревка, и она свисала в раскинувшийся под балконом сад, однако на ней никого не было. Лиам схватился за рукоять меча, но не успел его выхватить, как его ударили по голове короткой тяжелой дубинкой.
Элла с Фредериком выскочили на балкон – и как раз успели заметить, как некто в капюшоне карабкается по веревке на крышу дворца, крытую терракотовой черепицей. На плечах незваный гость тащил бесчувственного Лиама.
– Лиам! – вскрикнула Элла. Она вскочила на перила, схватилась за веревку и стала яростно дергать. – А ну брось его!
– Прекрати, – простонал незнакомец: его сапоги скользили по стене. На миг он повис в воздухе, но тут же сумел снова опереться о кладку. И свирепо поглядел на Эллу сверху вниз: – Думай головой! Ты что, хочешь, чтобы я уронил твоего приятеля с такой высоты?
Миг – и он перевалил за карниз и скрылся из виду.
– Фредерик, подержи веревку! – скомандовала Элла. – Я за ним!
– Надо позвать стражу! – возразил Фредерик, но все же вцепился в веревку. Элла успела взобраться до середины, но тут похититель столкнул абордажный крюк с карниза. Элла вместе с крюком и веревкой рухнула сверху на Фредерика.
– Вот скотина, – пробормотала Элла. – Перехватим его с той стороны!
Она вскочила на ноги и обнажила рапиру. И тут же застыла на месте при виде короля Уилберфорса и четверых стражников.
– Так я и знал! Забавы с мечом! – проговорил король. – Когда я услышал шум, то сразу подумал: «Они снова за свое!» Так я и знал, что вы нарушите мой запрет – однако, откровенно говоря, рассчитывал, что вы сумеете продержаться дольше двадцати минут.
– Ваше величество, это никакие не забавы! – горячо возразила Элла. – Тут все по-настоящему! Лиама только что похитили!
Король Уилберфорс хохотнул:
– Откровенно говоря, сомневаюсь. В стенах королевского дворца Гармонии не совершают преступлений.
– Мы своими глазами видели! – не отступал Фредерик. – Человек в капюшоне схватил Лиама и убежал по крыше!
– Ого, так это был летающий похититель? – с ехидной улыбкой спросил король.
– Пока вы тут разговоры разговариваете, он сбежит! – крикнула Элла.
– Нет, правда, папа, пошли к воротам стражников! – взмолился Фредерик. – Может быть, удастся схватить преступника прежде, чем он окажется за пределами дворцовых садов!
Уилберфорс испустил долгий тяжкий вздох:
– Если он тебе так дорог, пожалуйста. – Он повернулся к стражникам. – Двое – выйти из дворца и поискать следы волшебного крылатого буки-бяки.
Двое охранников с поклоном удалились.
– А мы тогда пойдем туда! – И Элла бросилась в противоположном направлении.
– Остановить ее, – проговорил Уилберфорс, и оставшиеся двое стражников преградили Элле путь.
– Папа, что ты делаешь? – оторопел Фредерик.
– Если происходит что-то опасное, мои люди разберутся, – пообещал король. – А вы в этом участвовать не будете. Для надежности я помещаю вас под домашний арест в ваши спальни до утра. Стража, проводите их в комнаты и не отходите от дверей до рассвета.
Элла прикинула, не сумеет ли она одолеть этих солдат, однако сразу поняла, что этим только навредит делу. Она с неохотой убрала клинок в ножны, а стражники повели их с Фредериком прочь.
– Он был в плаще, – сказала Элла.
– Кто? – спросил Фредерик.
– Похититель. Злодей в плаще. Видишь? Я была права.
– На самом деле у него был капюшон, – уточнил Фредерик. – Так что, строго говоря, фасон не такой, как у Лиама.
Элла вздохнула.
Король Уилберфорс глядел им вслед, пока они не скрылись за углом. После чего закрыл и запер балконные двери.
«Очень удачное стечение обстоятельств, – подумал он. – Итак, от эринтийца нас избавили. Было две проблемы, осталась одна».
Фредерик, обмякнув, сидел на краю кровати. Папа снова победил.
«Почему стоит этому человеку поднять голос, как я превращаюсь в беспомощного младенца? – думал принц. – Как это у него получается?»
Тут он вздрогнул: скрипнула створка окна.
– Идешь? – В окно засунулась Элла.
Фредерик вскочил и бросился к ней.
– На чем ты стоишь? – спросил он.
– На карнизе.
– Он же совсем узенький!
– Фредерик, не притворяйся, будто никогда не слышал, как стоят на цыпочках! Я видела, как ты прячешься за гобелены каждый раз, когда Лиам предлагает пойти на пробежку! Ну, идешь?
– Куда?
– Искать Лиама. Я поняла, кто его похитил.
– Подозреваю, за этим стоит мой отец.
– Нет, это Шиповничек! – выпалила Элла. Заморгала огромными глазами и затараторила. Вид у нее был такой взвинченный, будто она только что залпом осушила целый горшок двойного карпагийского пробуждающего зелья. – Я знаю, кто этот похититель, я соотнесла все улики. Капюшон, седая бородка, манера ныть, как будто кто-то только что придушил его щеночка, – именно так Лила описывала Руффиана Синего, наемного убийцу и похитителя! А на кого работает Руффиан Синий?
– На Ши… – начал было Фредерик.
– На Шиповничек! Вот именно! – воскликнула Элла (и тут же зажала себе рот ладонью). – Шиповничек до сих пор спит и видит, как бы выйти замуж за Лиама, а теперь хочет добиться этого силой. Мы с тобой должны отправиться в Авонделл и прекратить это безобразие! Ну, идешь?
– Прямо сейчас? – испугался Фредерик. – Может быть, подождем до утра и уедем через главные ворота?
– Ты правда думаешь, что твой отец нас отпустит?
– Нет, конечно, ты права. – Фредерик глубоко вздохнул. – Ладно, договорились. По-моему, я готов.
Тут Элла обратила внимание на наряд Фредерика: канареечно-желтый костюм с широким темно-синим поясом и эполетами на плечах.
– Ты переоделся в парадный костюм? – поразилась она. – Когда тебя заперли на всю ночь в комнате?!
– Мне так легче расслабиться.
– Ну, красавчик… – проговорила Элла.
– Спасибо, – кивнул Фредерик.
– За что?
– Ты же сказала мне компли… впрочем, не важно.
– Ладно, пошли, – сказала Элла. – Только, по-моему, стоит прихватить меч.
Фредерик заколебался:
– Видишь ли, как я уже говорил, боец из меня неважный…
– Бери меч! – повторила Элла.
Фредерик прицепил к поясу ножны, а также набитый монетами кошелек и небольшой пенал с письменными принадлежностями, а затем вылез в окно и встал на карниз рядом с Эллой. Взглянув на залитые светом фонарей аллеи тремя этажами ниже, он пошатнулся:
– И верхолаз я тоже неважный.
Элла взяла его за подбородок и взглянула в глаза:
– Фредерик, ты мой герой. У тебя все получится.
– Конечно получится, – пожал плечами Фредерик. – У меня очень узкие ступни.
Они двинулись бочком вдоль карниза, и тут до Фредерика дошло, что он наконец-то делает именно то, чего с самого начала хотела от него Элла: отправляется вместе с ней на поиски приключений.
«К тому же она сама меня пригласила, – подумал он. – А не убежала искать Лиама самостоятельно. Она хочет, чтобы я был рядом. Может быть, у нас все же есть будущее».
Элла и Фредерик скользнули за угол и забрались на балкон, откуда похитили Лиама. Как и рассчитывала Элла, там валялась брошенная наемником веревка с абордажным крюком. Элла закинула зазубренный крюк на крышу, так, чтобы веревка зацепилась за трубу.
– Полезли?
Они забрались на крышу, пробежали по бастионам, спустились в сад за дворцом и перелезли через ворота – и все это заняло гораздо больше времени, чем рассчитывала Элла, поскольку Фредерик передвигался со скоростью и уверенностью годовалого младенца, обутого в первые в жизни ботиночки. Когда они оказались за оградой дворцового сада, уже занимался рассвет.
– Как я устал! – И Фредерик рухнул на траву.
– Ладно. – Элла присела рядом. – Все равно нам надо передохнуть и выработать план.
– План у меня уже есть, – сказал Фредерик. И достал из пенала два листка пергамента и перо. Наскоро набросав два письма, он свернул их и поднялся. – Отправимся в город и наймем гонца. Пора снова собирать Лигу Принцев.
2. Настоящий герой ест мясо
Обычными словами истинного героя не одолеть. Разве что это слова какого-нибудь «заклятия мгновенной смерти». Колдовства и испугаться можно.
За полгода до того, когда похитили Лиама, принц Густав взорвался. Нет, не в прямом смысле. Хотя шуму тоже было много. Дело в том, что музыкальные пристрастия Густава сильно отличались от вкусов шестнадцати его старших братьев. Например, старшие принцы обожали балладу «Шестнадцать героев-принцев Штурмхагена». В этой балладе было все – и злая колдунья, и пять похищенных бардов, и шестнадцать юных героев-силачей. Не было там только Густава, семнадцатого и самого младшего штурмхагенского принца, и очень некстати, поскольку из всей этой компании только Густав и участвовал в спасении бардов. Так что Густаву баллада, мягко говоря, не нравилась. Не был он и большим поклонником баллады «Как Лига Принцев оказалась в дурацком положении» – мотив, которым заслушивались его старшие братцы. Раньше они целый год издевались над Густавом из-за того, что он не сумел спасти Рапунцель, а теперь были счастливы, что у них появился новый повод его дразнить.
Дразнили они его без устали. Они не давали Густаву забыть, что Разбойничий Король – который, как теперь было известно всему свету, оказался всегонавсего десятилетним мальчишкой – умудрился ограбить его на глазах у тысячи свидетелей. Принц Зигфрид (№ 7) брызгал на Густава протертой кашкой для младенцев. Освальд (№ 9) пугал его воплями «Только не смотри вниз! За тобой ползет грудничок!». А Альвар (№ 3) даже приколол ему к спине табличку с надписью «Собственность Разбойничьего Короля, нашедшему просьба вернуть в коробку для игрушек». И каждый раз Густав скрипел зубами, шипел что-то неразборчивое и уходил, топая ногами, – и для него это было просто неимоверное самообладание. Хотя рост Густава достигал отметки в шесть футов пять дюймов, а бицепсы были размером с арбуз, в семье он был самым субтильным. Старшие братья глумились над ним чуть ли не с рождения, и раньше на их выходки Густав отвечал ударами кулаков, швырянием мебели, а иногда старой доброй атакой лоб в лоб (в прямом смысле). Однако за прошлый год он стал другим человеком. Он повзрослел. И дал себе зарок, что никогда не позволит братьям разозлить его.
Однако он сам себя обманывал. Раз и навсегда отказаться от припадков ярости Густав не мог – как вулкан не может дать честное слово, что больше никогда не будет извергаться. В конце концов Густав утратил присутствие духа – и случилось это в день рождения братьев (который все шестнадцать праздновали в один день, поскольку родились двумя восьмернями с разницей ровно в год).
Праздник устроили на огромной, мощенной булыжником площади у самых стен Штурмхагенского замка, и туда явилось все королевство. Повсюду висели транспаранты с надписью «С днем рождения!», играли менестрели, уличные торговцы продавали индюшачьи ножки и страусиные яйца – и толпы штурмхагенцев весело отплясывали в кожаных костюмах и платьях на меху. Все именинники – от Хенрика (№ 1) до Виктора (№ 16) – расселись за длинным-предлинным почетным столом на помосте посередине. А Густав сидел один-одинешенек за крошечным круглым столиком, который поставили ему на самом краешке площади. За спинами толпы. Рядом с протекающей водосточной трубой. Рядом с вонючей бочкой, на которой было написано «Для костей и прочих несъедобных отходов».
Густав угрюмо наблюдал, как его родители – король Олаф и королева Бертильда – ведут на помост процессию пекарей. Пекари несли прямоугольный торт размером восемь футов на четыре и весом в семьдесят фунтов, украшенный марципановыми фигурками всех шестнадцати принцев. Исполинский десерт водрузили у всех на виду на краю помоста, чтобы толпа полюбовалась им.
Затем объявили выступление Лейфа Лирика, штурмхагенского придворного барда. Кругленький бард выскочил на сцену в своем обычном наряде – зеленые лосины, просторная золотая блуза и мягкая шляпа с перьями. Он гордо раскланялся и под бурные аплодисменты провозгласил, что исполнит в честь именинников свой хит «Шестнадцать героев-принцев Штурмхагена».
Когда Лейф ударил по струнам своей лютни и запел («Услышьте, о боги, сладчайшую песнь о том, что шестнадцать есть девять плюс семь»), Густав решил, что сыт по горло пренебрежением. Он встал, пнул бочку с неразгрызаемыми отходами – она сшибла с ног ни в чем не повинную троицу поклонников Лейфа, которые самозабвенно раскачивались в такт музыке, – и, решительно раскидав толпу, пробился к помосту. Залез на него, встал лицом к лицу с бардом (точнее, пупком к лицу, поскольку ростом Лейф не вышел). На площади повисла напряженная тишина.
– Слушай, перьеголовый, эту песню никто больше слушать не хочет, – объявил Густав. – Валяйка пой про меня.
Тяжелые доспехи с меховой оторочкой, косая сажень в плечах, длинные светлые космы свисают на лицо – словом, Густав представлял собой, бесспорно, впечатляющее зрелище. Однако кругленький Лейф и бровью не повел.
– А, «Балладу о Рапунцель»? Это где тебя победила дряхлая старушенция, а Рапунцель пришлось тебя спасать? – ехидно уточнил он. И обратился к публике: – Эй, кто тут хочет послушать «Рапунцель»?
Толпа дружно подняла руки и заулюлюкала.
– Сам знаешь, какую балладу я имею в виду! – зарычал Густав. – Ту, где я герой!
– А, ты про ту песню, где ты играешь роль Золушкиного мальчика на побегушках? – Лейф театрально скорчил хмурую рожу. – К сожалению, эту песенку заказывают редко. Наверное, дело в том, что она какая-то неправдоподобная.
Братья Густава покатились со смеху. Большинство зрителей тоже.
– А гори все огнем, – ругнулся Густав вполголоса.
Раз не удается заставить себя полюбить, пусть хотя бы ненавидят. Все лучше, чем быть всеобщим посмешищем.
Густав резко выбросил руки вперед, схватил мягкую шляпу Лейфа за широкие поля и дернул вниз, до самых бардовских плеч. Тулья треснула, голова Лейфа пробила блестящую ткань. Тогда Густав схватил барда за лосины пониже спины и одной рукой поднял в воздух. Другой он потянулся вниз, загреб горсть крема с богато украшенного торта и сначала растер его по всему изумленному лицу Лейфа, а потом разжал пальцы, и песнопевец шлепнулся на мягкое брюхо.
Со всех сторон послышалось испуганное оханье и насмешливые возгласы, а Густав улыбнулся и вытер руки.
– Может, теперь вы научитесь уважать могучего принца Густава.
Он повернулся, чтобы уйти, поскользнулся на комке крема и рухнул в гигантский торт лицом вниз. Когда Густав медленно выпрямился, покрытый масляным кремом с огромных стальных сапог до спутанной шевелюры, по всей площади раздался громовой хохот.