— И толку-то. А как костер развести в лесу, без спичек, твои книги не пишут.
— А твои компасы пишут?
Видя, что дело пахнет жареным, Вовка встал между ребятами.
— Вы еще подеритесь! — сказал он. — Прямо здесь, в землянке.
— Да. На улицу выйдем? — озорно воскликнул Артем, хотя было видно, что весь его гнев улетучился. Артем вообще не умел злиться на людей. Также как и Толик.
— Давайте, чтобы вы не спорили, мы завтра будем снимать фильм о землянке, а потом поищем могилу неизвестного солдата. — предложил Вовка, подумав. — Пойдет?
— И устроим конкурс! Проигравший будет кукарекать под столом! — вставил Серега, покатываясь со смеху. — Найдем могилу — Толику кукарекать. Не найдем — Артемка полезет.
— Вот еще. — насупился Артем, скрестив руки.
— Испугался? — улыбнулся Толик.
— Ничего я не испугался. Глупая шутка, вот и все. Не стану я кукарекать. Мне пять лет что ли?
— Ну, десять. Не велика разница.
— Разница есть! В пять лет я ни читать, ни писать не умел. А сейчас уже умею! Вот! И из Краснодара к бабушке сам приезжаю! Не то, что некоторые.
— То есть, ты сомневаешься, что мы найдем могилу? — озорно подковырнул Серега.
Артема грех было не подначивать, он часто покупался на самые безобидные шутки и розыгрыши.
— Я не сомневаюсь! И кукарекать будет Толик!
Артем вытянул пухлую шею насколько мог и изобразил кукарекающего петуха. Теперь уже засмеялись все.
И как только землянка наполнилась задорным детским смехом, она сразу стала какой-то родной, близкой и совсем не страшной. Будто только этого землянке и не хватало — хорошего человеческого настроения, будто она много лет томилась в ожидании, в одиночестве и пустоте, трепетно удерживая воспоминания о тех людях, которые приходили сюда раньше, жгли внутри нее свечи, спали на лавочках, вели неторопливые беседы в полутьме и шепотом. Будто землянка, потеряв связь с людьми, перестав слышать их голоса, ощущать их прикосновение, дыхание, утратила какую-то часть себя, превратилась в тихого, одинокого калеку. И, тоскуя в одиночестве, землянка позволила паукам затянуть паутиной ее окошко, потолок и углы, позволила траве пустить корни на ее крыше, а лягушкам петь ворчливые серенады в лужах скопившейся на полу воды. Может быть, землянка так бы и умерла, не увидев больше ни одного человека, если бы не четверо ребят, забравшихся в нее одним летним днем.
И впитав их голоса, их смех, их эмоции, землянка отозвалась гулким, раскатистым эхом.
Когда ехали домой, уставшие и переполненные странным чувством удовлетворения, какое присуще путешественникам, открывшим новые земли, Артем спросил:
— А вы тоже слышали, как землянка ухнула, будто вздохнула, да?
— Это эхо было. — отозвался Толик, внимательно вглядываясь в компас. — Там же земля, вот эхо и возникло.
— А разве эхо от земли происходит?
Толик пожал плечами.
Вовка тоже слышал, как от их дружного смеха по землянке прошел странный глухой звук, словно действительно вздохнул кто-то… кто-то большой, могучий, величавый. И хотя в тот момент не было для Вовки ничего уютнее и роднее этой самой землянки, на короткий миг почувствовал он легкий испуг, да и волосы на затылке встали торчком. Но он, как и Толик, убеждал себя, что это всего лишь эхо их голосов. Или еще что-то в таком же духе. Не верить же в вампиров, в самом деле…
Вовка размышлял о странном глухом звуке, когда приехал домой. И за ужином вспоминал пару раз, но вкусный борщ и соленая редиска вышибли из головы дурные мысли. А проснувшись следующим утром, он и вовсе позабыл о страхах, потому что любой девятилетний мальчик живет сегодняшним днем и тем, что ждет его впереди.
А впереди его ждали друзья, видеокамера и съемки фильма.
Глава третья
По дороге к Толику Вовка встретился с Лизкой.
Дело случилось так: Вовка набрал скорость на пустынной дороге, взвинтил педали с такой силой, что велосипедная цепь зазвенела, будто ужаленная, потом свернул налево (там быстрее, мимо магазина и по гравию), потом съехал с гравия на тропинку, и вдруг увидел Лизку.
Лизка шла с зонтиком в одной руке и книжкой в другой. Поскольку тропинка была не очень широкая, а Лизка, к тому же, разглядывала цветущую вокруг сирень, столкновение было неизбежным. Вовка выкрутил руль, нажал на тормоза и зажмурился. Велосипед занесло. Лизка тихо ойкнула. Вовка почувствовал удар, потом неведомые силы подхватили его и бросили кувырком в траву.
— Вовка!
Кажется, Лизке не сильно-то и досталось.
Вовка сел в траве, подтянув ноги, обхватил руками колени. Голова слегка кружилась. Рядышком валялся велосипед, поскрипывая вращающимся передним колесом.
— Принесла нелегкая. — проскрипел сквозь зубы Вовка.
С Лизкой у него были связаны не самые приятные воспоминания. Как и всякий мальчик в его возрасте, Вовка питал к девочкам необъяснимое влечение. Хотелось легонько стукнуть одну из них портфелем по голове, или ущипнуть за шею, или потаскать за косичку. Разговаривать с девчонками обычно было не о чем, да и какой с ними разговор — они же девчонки! У них на уме только мультики про волшебниц, сережки всякие, бусы, колечки, украшения на портфели и пеналы, танцы и пение.
С Лизкой дело обстояло иначе. С Лизкой Вовка хотел общаться, и не хотел дергать ее за косичку или бить, пусть даже легонько, чем-нибудь по голове. Вот только она не отвечала взаимностью…
Познакомились они в прошлом году, в середине лета. Вовкина бабушка наварила огромную кастрюлю кукурузы и понесла ее продавать. Вовка увязался следом (куда подевалась троица его друзей, он уже не помнил) и провел полдня, исследуя лабиринты огромного станичного базара. У базара была особая, непередаваемая атмосфера. Здесь смешались сотни, а то и тысячи запахов. Пахло рыбой, мясом, кофе, мылом, шампунем, остро — духами и терпко — туалетной водой. Вился легкий запашок стирального порошка, растворялся под натиском пышного аромата цветов, а чуть дальше атаковали запахи свежих фруктов. Бабушкина вареная кукуруза тоже пахла по своему. От обилия запахов у Вовки начинала кружиться голова.
А и люди на базаре были интересные и необычные. Двое пожилых людей, с огромными животами, с сединой на висках, продающие один морскую рыбу, а второй разнообразную икру, сидели за прилавком и сосредоточенно проводили партию в шахматы, причем, судя по возгласам, партия длилась у них уже не один день, но никто не хотел уступать. Пожилая женщина, близкая бабушкина подруга, с редкими усиками над верхней губой, нацепив большие очки, читала вслух вопросы из кроссворда и, получив ответ, сначала комментировала, а потом вписывала. Неподалеку же щуплый паренек лет двадцати продавал сотовые телефоны, ковырялся в батарейках, подбирал людям нужные наушники и торговался по любой мелочи. Кто-то увлеченно рассказывал о том, как хорошо жить в Европе, кто-то делился новостями, кто-то пересказывал последнюю серию любимого сериала. И посреди всего этого стоял Вовка и помогал бабушке продавать кукурузу.
Торговля в тот день шла бойко. Бабушка не успевала наполнять пластиковый стаканчик рассыпной солью. Вовка выдергивал горячий кочан, дул в него, солил и, улыбаясь, протягивал покупателю. Продавать ему нравилось.
И вот в какой-то момент Вовка увидел Лизку. Вернее, сначала он увидел ее бабушку: это была высокая и чрезвычайно худая женщина, в длинном белом платье и в соломенной шляпе, закрывающей глаза. Еще женщина держала над головой зонт, в надежде спрятаться от солнца. Немудрено, что кожа у Лизкиной бабушки была белой, как снег. Сама Лизка обнаружилась неподалеку. Судя по виду, ей вообще не хотелось идти ни на какой базар. Лизка стояла в толпе людей, не обращая внимания на толкотню вокруг, и сосредоточенно читала книгу. Яркие буквы на обложке гласили: "Как совершить путешествие за 5 дней". Но Вовка, если честно, смотрел не на книжку. Он разглядывал Лизку. Она была… ну, скажем, симпатичная. В меру курносая, с робкими веснушками на щечках, рыженькая, с опущенными на лоб изогнутой челкой, а на плечи — двумя косичками. Глаза у нее тоже были рыжие, то есть, темно-оранжевые, почти коричневые.
Не сказать, чтобы Вовка влюбился окончательно и бесповоротно (а он уже знал, что такое любовь и с чем ее едят), но какое-то время не мог отвести глаз, и даже промахнулся кочаном мимо солонки.
Потом Лизкина бабушка подошла ближе и завела с бабушкой Вовки длинный разговор, из которого выходило, что бабушки знают друг друга уже давно, что они часто встречались на работе, до того, как обе ушли на пенсию, и, что, вот, непутевые родители привезли Лизку на лето сюда, а сами смотались куда-то на Дальний Восток, якобы зарабатывать денег.
— Знаем мы их Дальний Восток. — говорила Лизкина бабушка. — Почем кукуруза-то?..
Пока бабушки общались, Вовка набирался храбрости.
Случилось так, что Лизку кто-то нечаянно зацепил плечом, она отвлеклась от чтения и растерянно, задумчиво, огляделась по сторонам. Тогда-то Вовка и сделал решительный шаг.
— Привет! — сказал он, выныривая из-за прилавка. — А ты ведь Лиза, да? Наши бабушки, оказывается, знакомы. Вот ведь смех!
— Ага. — сказала Лизка, щурясь от яркого солнца. — Смешно. А тебя как зовут?
— Меня? Вовка.
Лизка захлопнула книжку, так стремительно, будто собиралась тут же ее выбросить куда-нибудь подальше.
— У тебя кукуруза есть?
— Да. Горячая.
— Дашь кочан?
— С солью?
— Еще бы.
Вовка торопливо выудил горячую кукурузу, растер солью и протянул Лизке. Почему-то Вовке казалось, что вот сейчас, в эту самую секунду, они начнут долго и о многом разговаривать, до самого вечера. И это предчувствие наполняло Вовку чем-то воздушным… Но Лизка взяла кукурузу, сказала: "Спасибочки" и, залившись детским задорным смехом, пошла прочь от прилавка.
Вовка растерянно проводил ее взглядом. Не ожидал он такого подвоха. Лизкина бабушка, тем временем, купила кукурузы, завернула кочаны в прозрачный пакет и, потрепав Вовку по голове ("Хороший у вас внук растет, Раиса Филлиповна") пошла следом за исчезнувшей в толпе Лизкой.
Вот тебе и раз. У Вовки на весь день испортилось настроение. А следующим утром он выбрался на улицу на велосипеде и исколесил всю станицу, разыскивая новую случайную знакомую. Лизка нашлась на скамейке в парке. Она ела мороженое и читала все ту же книгу.
— Привет! — Вовка спрыгнул с велосипеда и присел рядом. — А ты чего вчера убежала?
— Я не убежала. — отозвалась Лизка, и было не понятно, издевается она или говорит серьезно. — Я, вообще-то, просто попросила кукурузы. Ты дал, а я пошла по делам. Разве еще что-то надо было?
— Ну, не знаю. — Вовка растерянно пожал плечами. Раньше он как-то не задумывался над тем, чтобы болтать с девчонками. — Я поговорить хотел, пообщаться.
— Ну, давай сейчас пообщаемся. — Лизка захлопнула книгу. — Я до обеда все равно ничего не делаю. Ты обиделся что ли на вчерашнее?
— Нет, не обиделся. Просто ты это… за кукурузу-то не заплатила! — сказал это, а от стыда стремительно запылали уши. Что за глупости говорит? — Но и не надо платить. Я и хотел сказать, что я тебе ее подарил. Вот… а что за книжку читаешь?
— Про путешествия. Обожаю читать про разные страны. Там так здорово! Скалы, океаны, киты, обезьяны, животные разные. Мечтаю стать путешественницей!
— Я тоже, — сказал Вовка.
— Что? Любишь путешествовать?
— Книжки читать люблю, вот.
— А я, когда вырасту, буду сама писать книжки, вроде этой, про дальние страны. Буду путешествовать и писать. Я уже в "Одноклассниках" написала первую заметку. Про то, как ездила на море.
— Я тебя добавлю и почитаю. — сказал Вовка. — Обязательно. Ты, наверное, здорово пишешь.
— Может быть. — Лизка внезапно рассмеялась. — Ты странный!
— Я из Мурманска. Там все такие. А ты откуда?
— Из Владимира. Тут недалеко, чуть больше суток на поезде ехать.
— Первый раз здесь?
— Ага. К бабушке, вот, приехала.
— Хочешь, покажу тебе станицу? Тут много разных интересных мест… — хотел еще добавить и про друзей, но осекся. Не хотел он именно сейчас знакомить Лизку с друзьями. Может быть, попозже.
— А, давай. — сказала Лизка.
И они пошли по станице. Вовка катил велосипед, Лизка несла книгу и маленький розовый зонт "от солнца". Впервые в жизни Вовка искал подходящие слова для разговора, но не находил их… в самом деле, не расскажешь же Лизке мальчишеские новости о футболе, о шрамах, о новом фильме, об игре на приставку или о свежем выпуске комикса про Росомаху? Вот так и бродили, молча по станице. Вовка провел Лизку к площади, где находился Дом Культуры и памятник неизвестному солдату. Потом показал озеро, а чуть дальше — речку, в которой можно было ловить рыбу едва ли не голыми руками. Следом за речкой прошли по узким станичным улочкам, купающимся в летнем солнечном свете, к железной дороге и гаражам, где всегда было интересно играть в прятки, особенно по вечерам. Еще Вовка показал единственный в станице книжный магазин — в нем помимо книг продавали еще одежду, парфюмерию и канцелярские товары. Честно говоря, книг там было даже меньше, чем одежды. После магазина прошли в крохотный парк, возле местной школы, который казался заросшим и заброшенным. Отыскав чистую скамейку, Вовка предложил поесть мороженного, и умчался в киоск. Там-то он и встретился с Артемом и Серегой.
— Ну-ка, вводи нас в курс дела! — потребовал Серега с озорной улыбкой на лице. — За спиной друзей, значит, свадьбу решил устроить?
— Ничего не свадьбу. Просто девочка новенькая, вот, решил показать, что у нас тут и как.
— И как?
— Хорошо.
— Познакомишь?
— Ну. — смутился Вовка. — Познакомлю!
Но, когда Вовка с друзьями вернулся к лавочке, Лизки там уже не было. Остался только Вовкин велосипед, аккуратно пристегнутый к стволу молоденького дерева.
Так и пошло дальше: Вовка томился мыслями и переживаниями, а Лизка оставалась равнодушной, не отказывалась от совместных прогулок, но и не задерживаясь с Вовкой надолго.
Когда он встречал ее на улице и, обрадованный, предлагал прокатиться до озера и искупаться, Лизка соглашалась, купалась, загорала на солнышке, но потом быстро собиралась и уходила, бросая на прощанье короткое и почти безразличное: "Ну, пока". Когда Вовка предлагал ей заглянуть в пиццерию и поболтать, Лизка убирала книгу подмышку и шла следом, но, поев пиццы, бросала: "Ой, мне пора", и убегала, ни разу не обернувшись.
Друзья же, видя подобное, незлобно потешались над Вовкой, называя его горе-казановой, предлагали послать Лизку на пять крепких букв и пойти с ними по грибы. Вовка соглашался, даже внутренне готовился к последней встрече с Лизкой, на которой высказал бы ей накипевшее, и решил бы раз и навсегда завершить их односторонние отношения, но стоило увидеть Лизку, с книжкой в одной руке и с зонтиком в другой, как разумные слова вышибало из головы напрочь. И Вовка не находил ничего лучшего, как звать Лизку с собой по грибы, или еще раз искупаться, или поиграть в прятки с друзьями.
Толик, Артем и Серега в присутствии Лизки вели себя хуже некуда, и их шутки над Вовкой принимали определенные едкие очертания, но Лизка как будто ничего не замечала, продолжала относиться к Вовке так же приятельски равнодушно, как и раньше.
Однажды Толик философски заметил: "Вот так и проходит жизнь. Ты бежишь за счастьем, а счастью все равно".
И Вовка решился.
Он встретил Лизку, сидящую на лавочке в парке, с все той же неизменной книжной в руках, притормозил возле нее и нарочито отстраненным голосом произнес:
— Поговорить надо.
— Ладно. — легко согласилась Лизка, водя тонким пальчиком по строчкам в книге. — О чем?
— Я больше не буду с тобой… ну, дружить. Общаться…
— Хорошо. — Лизка на мгновение оторвала взгляд от книжки. — Не хочешь — не надо.
— Ага. — все внутри Вовки дрожало и ухало. Очень хотелось сорваться с места и умчаться на велосипеде, куда глаза глядят. Подальше отсюда, подальше от лавочки и от Лизки, и из парка и вообще из этого мира. — И это все, что ты хочешь мне сказать?