Привет, картошка! - Пашнев Эдуард Иванович 5 стр.

— Идемте, идемте, — виновато заторопил своего спутника Петр Иванович.

— Да вы вроде и не хромаете.

— Ботинок немного жмет, — сказал Петр Иванович, поймав себя на том, что старается не хромать.

— Перепутала с кем, что ли? — еще раз обернулся директор.

— С Колькой Захаровым. Мы в один год уезжали. Он ногу лечить, а я учиться. Из Колыбелки я.

— Из Колыбелки? — повторил директор весело и присвистнул. Противная была привычка у этого молодого человека во всем видеть веселое. Но тут же посерьезнел: — А я из соседнего села. Из Ямного. Не любит Марфа Никитична уехавших. Почувствовали? Между прочим, редкостная бабка. Одна на всю область осталась. Мне в нашем райздраве сказали: «Береги, нужная бабка». Травами лечит.

— Я знаю, — буркнул Петр Иванович и надел шляпу.

1 Приказ министра просвещения о добровольном участии школьников в уборке урожая очень нравился Сереже. Он заучил его наизусть. И, конечно, Сережа ни за что бы не поехал в совхоз, если бы на него не завели в школе один неожиданный документ.

Не поехал бы и Валера Куманин, если бы не «Трудовой паспорт». Этот документ сам по себе ничего особенного не представлял, так, листочек бумажки, сложенный вдвое, на котором типографским способом напечатаны все графы и стихи. Но за этим паспортом вставало великое слово

А ее учителя собирались писать и с учетом нормы выработки, и с учетом трудодней. Не поехал убирать картошку, не получил хорошую характеристику — не поступил на мат. — мех. в Ленинградский университет, не приняли на мех. — мат. в Московский университет» Вот так!

Глава восьмая

Зинаида

Над небольшим павильончиком из стекла и бетона белела вывеска «Товары повседневного спроса». Сережа толкнул дверь и вошел. Все небольшое пространство внутри магазинчика было завалено и заставлено товарами. Около книг стоял мальчишка-семиклассник, уже известный Сереже «инженер» клубного оркестра. Он переставлял с мрачным видом книги с полки на полку, некоторые откладывал на прилавок.

Продавщица стояла в противоположном конце около игрушек. Сережа посмотрел на игрушки, встретился взглядом с синими глазами Зинаиды. Она с любопытством разглядывала нового покупателя. Сережа даже смутился.

— Покажите мне вон ту штучку, — попросил он.

Зинаида не шевельнулась. Он протягивал руку за «штучкой», которую хотел посмотреть, а она стояла и улыбалась:

— Ты чей же будешь?

— Советский, — ответил Сережа.

— Из этих, что ли, что приехали на картошку?

— Может быть.

— Что тебе показать, советский? — все еще не шевелясь и оставаясь в той же ленивой позе, спросила Зинаида. Спиной она подпирала полки, а сплетенными руками поддерживала высокую грудь. Верхняя пуговка белой полупрозрачной кофточки была не застегнута, выскользнула из петельки, и была видна гладкая загорелая шея до тесной, сдавливаемой руками ложбинки на груди.

— Бильбоке, — сказал Сережа и отвел глаза.

— Чего, чего? — опустила она руки и заинтересовалась: никакого бильбоке у нее вроде не было. — Клоуна, что ли?

Сережа зажал под мышкой коробку с игрушкой и перешел к прилавку, где копался мальчишка. Верхней в стопке лежала книга сказок.

— Мои книжки, — предупредил «инженер».

— Посмотреть-то можно?

Второй лежала детская повесть «Девочка и птицелет». Под ней «Деловая Америка».

— «Деловая Америка»? — удивился Сережа. — Еще есть?

— Нету! — вместо мальчишки ответила продавщица, переместившаяся вслед за Сережей к книгам. — Три было. Одну забрал директор совхоза, вторую… Кому же я отдала вторую? Да ты зайди сам посмотри, советский.

Сережа зашел за прилавок. «Инженер» ревниво покосился. Некоторое время они молча рылись на полках рядом, мешая друг другу.

— Слушай, — не выдержал Сережа, — зачем тебе «Деловая Америка»? Это серьезная книга по экономическим вопросам, статистика.

— Читать, — коротко ответил «инженер».

— Я понимаю, ты, конечно, читатель, — вздохнул Сережа.

«Инженер» на всякий случай пододвинул свою стопку поближе к себе. Сережа досадовал на этого упрямого деревенского мальчишку, он был уверен, что «Деловая Америка» ему не нужна. На всякий случай он все же решил не уходить раньше «инженера» из магазина. Сережа был уверен, что мальчишка понахватал слишком много книг и, когда надо будет платить, половина стопки окажется вновь на полках, может быть, и «Деловая Америка».

— «Слюни дьявола», — не веря своим глазам, прочитал Сережа. — Три экземпляра. Уму непостижимо.

Он засмеялся, прижал к себе книжку обеими руками и посмотрел на продавщицу и на «инженера» совершенно счастливыми глазами. На такую удачу Сережа просто не рассчитывал.

— Хорошая книжка? — спросил недоверчиво «инженер».

— Это же Хулио Кортасар. Хулио Кортасар, — повторил Сережа и засмеялся. — Такую книжку у нас в городе труднее купить, чем часы «Сейко» или транзистор «Сони», Это же Хулио Кортасар.

Он совершенно изменился, обнаружив редкую книгу. Он вошел строго и даже несколько заносчиво, а теперь смеялся, как мальчишка, у которого не было очков с цейсовскими затененными стеклами, за которыми так удобно прятать иронию. Сейчас ему было не до иронии. Около книг он стал на какую-то минуту доброжелательным, открытым.

— Возьму все три. Можно?

— Бери, бери, советский. Вот тут, в шкафчике, еще посмотри.

— А чем она интересная, эта книжка? — спросил «инженер».

— Ее написал аргентинец, живущий в Париже. Его весь мир читает. Антониони по нему фильм поставил, «Блоу-ап» называется. Новая проза. Рабле XX века. Понимаешь?

Сейчас Сережа готов был рассказать этому настырному мальчишке все, что знал про Хулио Кортасара. Но «инженер» не желал больше слушать. Он положил на место «Слюни дьявола» и отошел со своей стопкой к продавщице:

— Подсчитайте! Мама зайдет, заплатит.

— Разоришь ты, Колька, своих родителей, — сказала Зинаида, щелкая на счетах и перекладывая книги. — Все?

— И «Слюни дьявола», — не глядя на Сережу, сказал Колька. Так же не глядя, он подошел, забрал один из трех томиков Хулио Кортасара и добавил к стопке своих книг.

— Господи, что за имя? — удивилась продавщица и, повернув книгу тыльной стороной, прочла цену и добавила на счетах несколько костяшек. Закончив подсчет, она снова сложила руки корзиночкой и улыбчиво замерла.

— А вас как зовут? — спросил Сережа.

— Зинаидой кличут. А тебя как, советский?

— Сережей.

— Ну, заходи, Сережа, чего надо будет.

— Больше ничего не надо, — мотнул он головой.

— Так уж и ничего? — не поверила Зинаида и засмеялась. — Ты не зарекайся, заходи.

В ее словах и в улыбке появилось что-то такое, что смутило Сережу.

— Вот еще тут есть одна книжка, — быстро отошел он к книгам и принес «Иллюстрированную энциклопедию птиц», выпущенную чехословацким издательством «Артия». — Здесь птицы очень похожи на людей. Я ее тоже возьму.

Он раскрыл толстую книгу и показал Зинаиде иллюстрации. Она кивнула. «Иллюстрированная энциклопедия птиц» стоила одиннадцать рублей. Если бы Сережа не был так смущен, он ее не стал бы покупать. А теперь ему не хватало трех рублей. Мучительно покраснев, Сережа отложил в сторону один томик Хулио Кортасара и сказки.

Зинаида понимающе усмехнулась, взяла обе эти книги, с прихлопом опустила на стопку его книг и подержала сверху руки, пока ей не удалось заглянуть в глаза Сереже.

— Бери! Я поверю. Ты же не обманешь?

— Нет. Я попрошу, чтоб мне прислали денег из дома, и отдам.

— Попроси, попроси, — легла она грудью на прилавок.

Она смотрела на него снизу вверх и улыбалась. Сережа старался не встречаться с ней глазами. Собирая книги, он смотрел на прилавок, но краем глаза видел сквозь вырез кофточки глубокую таинственную ложбинку, которая странно его волновала.

— Может, упаковать? — положила Зинаида свои руки на его руки, лежащие на книгах.

— Не надо. Так донесу, — ответил Сережа.

Он вышел из магазина с мыслью, что не надо было брать в долг книги. Было в этом что-то нехорошее, неприличное. И в то же время он чувствовал, что ему не хочется уходить из магазина. Он вытащил из коробки фигурку клоуна с длинным носом и небольшим алюминиевым колечком, привязанным за шнурочек к фигурке. Коробку Сережа бросил на землю около магазина. Колечко он мотнул на веревочке вверх и поймал на размалеванный нос клоуна.

Город Н. Главпочтамт.

До востребования Антонову Н. В.

Здравствуй, мой дорогой Ник. Вас!

Все-таки дорогой. Но это неважно. Это письмо посылаю вдогонку за первым, чтобы не вводить в заблуждение тебя и завком, если ты вздумаешь там разговаривать. Дело в том, что бывшую барскую усадьбу помещика Чердынина, я имею в виду дом, нельзя приспособить под лагерь труда и отдыха. До недавнего времени в нем располагался детский дом им. Крупской. А теперь этот дом передают Обществу охраны памятников. Я не знаю точно, в чем тут дело, но вроде бы у помещика Чердынина останавливался Толстой проездом куда-то. Забавная подробность: здесь в Колыбелке полно дворняжек, которые произошли от чистокровных борзых собак помещика Чердынина. Бегают настоящие борзые, только очень грязные, как все помоечные собаки, и с отвисшими животами.

Или привезти отсюда и гулять с ней по городу в свободное от уроков время. Да боюсь встретить опять твоих голубоглазых. Они подбегут, станут гладить мою собаку, а я сяду и умру от разрыва сердца.

Ладно, не обращай внимания. Прости! Просто я очень люблю детей, в том числе и твоих девочек с васильковыми глазами. Ах, васильки, васильки!

Почему так трудно остановиться, когда написать уже нечего? Прощай! До свиданья! До встречи! До востребования! До какой-нибудь случайной встречи, если она будет.

Не твоя и все-таки еще немножко твоя! Но это ничего! Это пройдет!

Марина не Мнишек.

Глава девятая

Воспоминание о поле

Два девятых класса и два восьмых выстроились на краю картофельного поля. Армия получилась внушительная.

Из газика первым выбрался директор совхоза. Петр Иванович мельком с ним поздоровался и зашел с другой стороны машины, там сидела женщина в мужском пиджаке и в белом платочке, сползшем на плечи. Волосы Надежда Ивановна Голубева уложила на голове короной, вот платочек и не удержался. Петр Иванович распахнул дверцу и подал руку, чтобы женщина могла опереться. Но Надежда Ивановна вместо этого поймала его ладонь и встряхнула в крепком рукопожатии.

— Здравствуйте!

— Здравствуйте, — смутился Петр Иванович. — А почему же вы ордена не надели?

— В поле ехала, не в президиумах заседать, — ответила Надежда Ивановна и пошла к строю школьников впереди директора совхоза и Петра Ивановича.

— Застеснялась наша Надежда Ивановна, заскромничала, — подмигнул директор Петру Ивановичу.

Марьянна и Зоя Павловна посторонились, пропуская Голубеву к строю школьников. Ребята перестали разговаривать.

— Товарищи! — сказала Марьянна. — Сейчас Героиня Социалистического Труда Надежда Ивановна Голубева расскажет вам, как она добилась высокого урожая, а затем мы приступим к уборке. Пожалуйста, Надежда Ивановна.

— А чего тут говорить, — сдернула с плеч платок Надежда Ивановна, и он затрепетал в ее руке. — Вон оно какое солнышко веселое, ветерок. Погода хорошая. Вот поле, вот наши драгоценные земляные яблоки. Втыкайте свои флажки и приступайте.

Речь получилась короткой, ребята некоторое время стояли в недоумении, ждали продолжения. Затем строй весело рассыпался.

— Смотрите! — ахнула Оленька Петрушина. — Картошка-утка. И клюв есть, и голова, и лапки.

— Петрушка нашла картошку, — сострил Валера Куманин.

Ребята приступали к работе.

— Забыла тебе сказать, — присела на опрокинутую корзину Алена Давыдова, — сегодня во сне я видела Генри Киссинджера.

— Какого Генри? — испугалась Рая Русакова.

— Киссинджера. Государственного секретаря Соединенных Штатов Америки.

— Снится тебе всякая ерунда.

— Это не ерунда. Это политика. Я, наверное, выйду замуж за дипломата.

— Точно, сэси бонн, — сказал Валера.

— Что «сэси бонн»? — не поняла Алена.

— Ничего, — ухмыльнулся Валера, разглядывая с нарочитым вниманием грудь девочки, обтянутую синей маечкой. — В переводе с французского означает — «это хорошо».

— Дурак! — смутилась Алена и швырнула в него картофелиной.

Надежда Ивановна шла по кромке поля к машине.

Петр Иванович шел за ней, немножко поотстав.

— Вы меня совсем не помните? — спросил он.

— Я тебя помню, Петя, — ответила Голубева, не глядя на него. — Только целоваться нам с тобой вроде ни к чему. У меня двое детей. У тебя, я слышала, тоже?

— Две девки.

— Сюда не привез?

— Они уже взрослые. Светка в медицинском учится, Ирина готовится в технологический. А ты своих как назвала?

— Младший — Колька, старшая — Любаша.

Она подняла глаза и посмотрела ему прямо в лицо. Он ответил ей внимательным, чуточку виноватым взглядом.

— Знаменитой стала, героиней. Звездочку получила.

— Работала — вот и дали.

У машины Надежду Ивановну ждал директор совхоза. У небольшого брезентового навеса на краю поля, под которым были сложены мешки и корзины, Петра Ивановича ждали учительницы.

Трактор развернулся на том краю поля и потянул борозду в обратную сторону, выталкивая крупные картофелины на самый гребень. В окне мелькнуло сосредоточенное лицо Михаила Даньшина. Козырек кепки сдвинулся чуточку набочок, под носом — видимо, нечаянно мазанул отработанной смазкой — усики.

— Мишка Даньшин, младший, — сказала Надежда Ивановна. — Сам напросился сюда. Хочет показать городским класс. Все на силосовании, а он — сюда. На тебя чем-то похож. Фуражку ты так же заламывал.

Трактор развернулся рядом с ними. Парнишка, высунувшись из кабины, помахал рукой, приветствуя бригадира и гостя.

— А городским нельзя показать класс? — спросил озорно Петр Иванович. — Подожди, друг! Подожди! — замахал он трактористу и посмотрел на Голубеву, спрашивая взглядом разрешения.

Мишка Даньшин остановил трактор и, приоткрыв дверцу, высунулся из кабины.

— А могут городские? — улыбнулась Надежда Ивановна.

— Да уж как-нибудь.

Школьники не сразу заметили, что в кабине трактора сидит их учитель. Оленька Петрушина подняла голову, чтобы откинуть волосы, и зааплодировала.

Ребята выстроились вдоль борозды и хлопали в ладоши. Это было их одобрение учителю, что он умеет водить трактор. Они старались держать руки повыше, над головой, чтобы учитель видел их аплодисменты. Но Петр Иванович смотрел мимо ребят, в своё прошлое. Он жадно держался за подрагивающие рычаги, которые возвращали его к далеким годам юности.