Святослав Владимирович Сахарнов
Морские сказки
КАК КРАБ КИТА ИЗ БЕДЫ ВЫРУЧИЛ
Охотился кит за рыбьей мелочью.
Рыбья мелюзга в океане тучами ходит. Кит набежит, пасть разинет ап! — и полон рот. Пасть захлопнет, воду сквозь усы процедит. Всю мелюзгу — в глотку. Глотка-то у него маленькая.
Рыбёшка, как увидит кита, — сразу к берегу. Кит за ней.
Разбежался — рраз! — и вымахал на берег.
Хорошо, что кит — зверь, а не рыба: без воды не помрёт.
Лежит на песке, как чёрная скала, — ни туда, ни сюда. Тяжко вздыхает: жди теперь, когда вода придёт!
Тут по берегу волки.
Голодные.
Рыщут, чем бы поживиться. Видят — гора мяса. Едва шевелится.
Подбежали. «С какого бока начинать?» — прикидывают.
Увидел это из воды краб.
«Конец киту! — думает. — Свой морской зверь — надо выручать».
Вылез на берег.
— Стойте! — кричит волкам. — И я с вами. Кита на всех хватит. Вот дождёмся — все и примемся.
Волки остановились.
— Чего ждать-то?
— Как — чего? Не знаете разве: кита только при луне едят. Чем луна выше, тем китятина вкуснее!
Удивились волки, но спорить не стали. Краб в океане живёт, с китом. Ему, пучеглазому, видней.
Расселись на берегу вокруг кита, морды кверху задрали.
Уж вечер — недолго ждать луны-то!
Кит лежит, вздыхает.
Вот из-за горы луна выглянула и поползла вверх по небу.
Волки сидят, молчат, на кита смотрят. Не замечают, что в океане вода поднимается. С голоду зубами щёлкают. На краба поглядывают: не пора ли за кита приниматься?
Краб сидит себе, клешнями бока поглаживает.
Вдруг чуют волки — сидеть мокро стало.
Отбежали к горе и с кита глаз не спускают.
Стала луна у волков над головами.
Почуял и кит под собой воду. Вздохнул, набрал полную грудь воздуха да как даст хвостом! Брызги во все стороны.
Волки врассыпную.
Кит воду хвостом пенит, на волков волну гонит. Волки — на гору.
Кит развернулся головой к морю, забурлил хвостищем и пошёл, пошёл! Выплыл на глубину, набрал воздуха — и пропал. Только его хвост и видели.
И краб потихоньку — боком, боком — за ним.
Опомнились волки — ни кита, ни краба! Долго на берегу сидели. То вверх, на луну, поглядят, то вниз, на воду.
Ничего не понимают — народ сухопутный. Откуда им знать, что на море-океане отливы бывают и приливы!
И чем луна выше, тем приливы сильнее.
КОРАБЕЛЬНАЯ МУХА И БРЫЗГУН
Жила на корабле муха.
Больше всего на свете любила она давать советы.
Тянут матросы канат — муха тут как тут!
— Ж-ж-живей! Раз-з-зом, раз-з-зом!
Гудит, пока не прогонят.
Залетела муха на корабельную кухню — камбуз. Там повар — кок, весь в белом, — компот варит.
Села муха на полку, где стояла соль, и зазвенела:
— Из-з-зюм з-з-забыл, из-ззюм! З-з-зря, з-з-зря!
У повара изюм давно положен. Терпел он, терпел — да как хлопнет полотенцем. По мухе не попал, а соль в компот — бух!
Муха вон из кухни.
Видит: на палубе корабельный пёс свой хвост ловит. Она к нему:
— С-з-зади, раз-з-зиня, с-з-зади! З-з-зубами, з-з-зубами!
Пёс — на муху. Промахнулся — да за борт бултых! Еле спасли.
А муха уже в щели сидит.
Как от неё, липучей, избавиться?..
Пришёл корабль в жаркую страну. Остановился. Вылезла муха из щели.
— Ж-ж-жарко! З-з-зной!
Села на борт в тени. Сидит, в воду смотрит.
Глядь — всплывает из глубины короткая, широкая рыба. Спина серо-зелёная, на боках четыре полосы.
Хотела муха дать рыбе совет, как лучше в воде плавать. Не успела. Набрала рыба воды в рот — да как брызнет в муху!
Сбила её с борта. Полетела муха кувырком в воду! Пока летела, успела прожужжать:
— Ж-жуть!
А что жуть — неизвестно. Брызгун-рыба её — хоп! — проглотила.
ЧИЛИМ И ТРИ ПОЛЗУНА
Плавал чилим между камней, мшанку-зелень щипал.
Чилим — рачишка маленький, креветка усатая — как рыба, плавает, как блоха, скачет. Щёлк хвостом, — и пропал.
Плавает, а в голове у самого: «Как бы отлив не прозевать!»
Посмотрел кругом — всё спокойно.
Бычок глазастый поверх ила лежит, добычу высматривает. Рачок-балянус в домике спит, усы выставил. Хороший у него домик: известковая бутылочка с крышечкой. Другой рак — отшельник — по дну бредёт, дом на себе тащит. Дом-то у него краденый — улиткина раковина.
Никто уходить не торопится — верно, отлив не скоро…
Вдруг видит чилим: на дне три коричневых шара. Что-то знакомое, а что — никак не вспомнит. Он к ним.
Только подплыл — сразу у шаров иголки торчком встали. Чилим назад прыг!
А шары зашевелились и поползли по дну.
Забавно ползут! Выпускают между иголок жёлтенькие ножки-присосочки. Вытянется ножка, присосётся к камешку и потянет шар вперёд. За ней другая.
Ба! Да это же морские ежи! Как он их раньше не узнал?
Развеселился чилим. Хвостом щёлкает, вокруг ежей прыгает.
«Только бы до отлива в море уйти!»
Подумал — и снова забыл.
А ежи по камням ползут, позади себя три дорожки оставляют. Зелень с камней съели, как ножом сняли.
Влезли на большую глыбу, на самой макушке возятся.
Присмотрелся чилим.
— Ай, ай, ай! — даже подскочил от ужаса. — Ежи камень грызут!
Один приподнялся, стало видно: снизу у ежа рот, во рту пять белых зубиков. Молчат колючие, скоблят зубами камень. Выскоблил себе каждый ямку, лёг, иглы растопырил и давай кружиться, камень сверлить.
«Сумасшедшие! — решил чилим. — Делать им нечего».
Уходят ползуны потихоньку в камень, будто тонут. Камень мягкий ракушечник. Стенки между дырами развалили — получилась общая яма на троих.
«Столько колючек, а в камень прячутся. Глупые!» — подумал чилим.
Хватился — нет вокруг воды. Проглядел отлив! Затрепыхался, забился. С камня на камень скачет, задыхается.
«Вот и пропал!»
Из последних сил подпрыгнул, перевернулся да в яму с водой — шлёп! Отдышался, видит — рядом иглы торчат. Так это он к ежам угодил! Ну до чего хитрые: яму-то не зря рыли! Им теперь отлив не страшен.
«А как другие морские жители! — вспомнил чилим. Высунул из ямы голову. — Поди, все погибли?»
Как бы не так!
Бычок в мокрый ил закопался. Один хвост торчит. Балянус в свой домик-бутылочку спрятался, крышечку захлопнул. Рак-отшельник в раковину залез, вход клешнёй, как пробкой, заткнул.
У каждого свой запас воды:
у бычка — в иле,
у балянуса — в бутылочке,
у отшельника — в раковине.
Все устроились, все прилива ждут.
МОРСКОЙ ПЕТУХ-ТРИГЛА
Прошёл по морю слух, что появилась в нём новая рыба.
Собрались морские жители, потолковали и решили послать к ней ласкиря.
Пускай, мол, всё узнает, расскажет. Если рыба стоящая — все пойдём смотреть, а нет — так и времени терять нечего.
Ласкирь на подъём скор. Один плавник здесь, другой — там. Живо к новенькой слетал, вернулся и рассказывает:
— Нашёл. У песчаной косы стоит. Своими глазами видел. Ух и рыба! Спина бурая, брюхо жёлтое. Плавники как крылья, синие с золотом! А глаза… знаете какие?
— Чёрные?
— Ну да! Ни за что не угадаете. Голубые!
Ласкирь от удовольствия на месте крутится. Вот это новость принёс!
— Голубые? Это ты, брат, того!.. — усомнился морской конёк.
— Отсохни у меня хвост, если вру! — клянётся ласкирь. — Стойте здесь — ещё сбегаю.
Убежал… Возвращается, язык на боку.
— Чудеса! — говорит. — Хотите — верьте, хотите — нет. Только я приплыл, опустилась рыба на дно. Выпустила из-под головы шесть кривых шипов, упёрлась ими в дно и пошла как на ходулях. Идёт, шипами песок щупает. Найдёт червя — и в рот…
Рассердились морские жители на ласкиря. Где это видано, чтобы рыба пешком по дну ходила?
— В последний раз, — говорят ему, — посылаем. Беги и всё заново доложи. Чуть соврёшь — пеняй на себя!
Умчался ласкирь.
Ждут его, ждут. Нет вертлявого.
Собрались было сами идти, глядят — плывёт. Растрёпанный, весь в песке! Рот раскрыл — до того ему говорить не терпится.
— Слушайте, слушайте! — кричит.
Отдышался и начал.
— Приплыл я, — рассказывает, — к рыбе. Пошла она по дну — я сзади. Вдруг навстречу сеть. Громадная, как стена. Захватили нас рыбаки сетью и вытащили на берег. Ну, думаю, конец пришёл. А рыбаки на меня и не смотрят. Увидали новую рыбу — и к ней. Только хотели её схватить, а она шаром раздулась, плавники встопорщила да жаберными крышками как заскрипит: «Зз-грры! Зз-грры!» Испугались рыбаки — и бежать. Рыба хвостом стук по песку — и в воду. Я за ней… Вот было так было!
Поразились рыбы.
— А что, — спрашивают, — у неё за хвост?
— Обыкновенный, — отвечает ласкирь, — лопаточкой.
Видит — не убедил.
— Ах, да, — говорит, — чёрное пятнышко посередине!
Ну, раз даже пятнышко заметил, значит, видел!
Отправились все к незнакомой рыбе.
Нашли. Назвалась она морским петухом — триглой.
Смотрят — верно: спина у неё бурая, брюхо жёлтое, плавники синие с золотом, глаза голубые.
Правду говорил ласкирь.
А шипы? Есть шипы. Прошлась тригла на них.
И это правда.
А голос?
И голос есть. Заскрипела, заверещала так, что все отскочили.
И тут ласкирь прав.
Вон и хвост такой, как он говорил, — обыкновенный, лопаточкой… Э-э, а чёрного пятнышка-то нет!
Обрадовались рыбы, крабы. Схватили ласкиря и учинили ему трёпку. Не ври! Не ври!
И зачем он сгоряча это пятнышко выдумал?..
Много ли нужно добавить к правде, чтобы получилась ложь?
Не много — одно пятнышко.
ЛЮБОПЫТНЫЕ НАВАГИ
Говорят, на суше любопытному нос прищемили. А в море с любопытными вот что было.
Жили в море четыре наваги. Бока белые, спинки зелёные. Рыбы как рыбы, только любопытные-прелюбопытные.
Подерутся где-нибудь крабы, поссорятся рыбы — наваги тут как тут. Одна за другой приплывут и смотрят: кто кому ногу обломит? Кто кого переругает?
Так вот. Плывёт как-то одна из наваг, видит: ползёт по дну морская звезда. Лиловая с жёлтыми пятнышками, спина горбом, пять лучей во все стороны раскинуты.
Цепляется за дно ножками-присосочками и ползёт. Через камни, по песку — никуда не сворачивает.
«Куда бы это она?» — подумала навага.
Смотрит: три её подружки одна за другой плывут. Собрались вчетвером, стали за звездой подсматривать.
А та заползла за большущий камень, нашла там полкамбалы и остановилась.
— Знаю! — шепчет первая навага. — Эта камбала здесь второй день лежит. Восемь крабов вчера её ели, половину оставили.
— Ишь ты! — отозвалась вторая. — Восемь ели — не доели, а она одна хочет.
— Какая жадная! — подхватила третья.
— И что она только думает? — спросила четвёртая. — Рот-то у неё вон какой маленький.
— Подавится или лопнет! — решили наваги.
Пока они толковали, звезда боком к рыбине примостилась.
Рот у звезды снизу, как раз посередине живота. Как же она есть будет?
Примостилась, раскрыла рот и стала из него какой-то оранжевый пузырь выпучивать.
Язык?
Не может быть: нет у звезды языка.
Что же это?
А пузырь всё больше и больше, словно вся звезда наизнанку выворачивается.
Накрыла она камбалу пузырём, обернула со всех сторон и замерла.
Лежит молча. Страшно.
И вдруг поняли наваги, что оранжевый пузырь — это желудок звезды, что это она так, на свой манер, проглотила камбалу и ест.
Засуетились.
— До чего она страшная! — говорит первая навага.
— В рот не брала, а проглотила! — удивляется вторая.
— Да с каким фокусом — шиворот-навыворот! — поражается третья.
— Бр-р! — вздрагивает четвёртая.
Плыла мимо горбуша — толстая спина, острый зуб. Слышит — шумят рыбы.
Она туда.
Налетела, пасть раскрыла да всех четверых и проглотила. Попросту, без фокусов.
И ушла…
С тех пор рыбы в море без дела кучей не собираются, не галдят, на диковинки не глазеют.
Любопытным в море головы не сносить.
КАК ЛАСКИРЬ УЧИЛСЯ ХВОСТОМ ВПЕРЕД ПЛАВАТЬ
У ласкиря, морского карася, врагов в море — не сосчитать. Вечно он носится взад-вперёд, от чьих-нибудь зубов спасается.
И вот вздумалось ласкирю научиться хвостом вперёд плавать.
«Научусь, — думает, — и тогда дудки — никому меня не поймать! Поворачивать не нужно — от любого удеру. Только где такую рыбу найти, которая бы научила?»
Прослышал ласкирь, что неподалёку живёт морской конёк и что он не как все рыбы плавает.
Кинулся его искать. Видит — торчит из травы маленькая лошадиная голова. Грива лохматая, нос трубочкой.
— Эй, — кричит ласкирь, — выходи, лошадиная голова! Потолковать надо.
Качнулась трава, выплыла из неё рыбка. Плывёт стоймя, грудь вперёд, хвост колечком закручен.
— Зачем, — говорит, — звал?
Рассказал ласкирь.
— Нет, — говорит рыбка. — Я только головой вверх плавать умею. Поди-ка ты к камбале: она, говорят, тоже как-то по-своему плавает. Уж не хвостом ли вперёд?
Начал ласкирь камбалу искать.
Забрёл на песчаную отмель. Плывёт, на оранжевый песок смотрит. Перед самым его носом крабчонок-плавунец вертится.
Вдруг из песка какая-то рыбина как выскочит! Схватила плавунца и обратно на дно пошла.
Плывёт рыбина на боку, всем телом, как тряпка, колышется.
Ласкирь за ней.
— Уж не ты ли камбала будешь? — спрашивает.
— Я, — отвечает. Легла на дно и давай закапываться, плавниками песок на себя набрасывать.
Закопалась, одни глаза торчат.
— Ловко ты плаваешь! — говорит ласкирь. — А хвостом вперёд умеешь?
— Нет, — отвечает, — не умею. Но слышала я: далеко на юге, в тёплых реках, рыба-лист и синодонт-рыба живут. Те, говорят, по-всякому умеют.
Делать нечего. Отправился ласкирь за тридевять морей искать реки с диковинными рыбами.