И заскреб медведь пятерней в затылке: не хотелось ему отдавать мышку Еноту, но и обидчиком прослыть не хотелось. Отдал.
Увидел Енот — несет Заяц его мышку. Удивился:
— Как это он отдал ее тебе?
— Так я же тебе сказал: есть у меня ключик от сердца.
— Так оно же у него медвежье.
— А у меня и от медвежьего имеется. Словом зовут его, ключик мой. К каждому сердцу его подобрать можно. Сказали тебе его, а ты и задумался. И отмягчело твое сердце, отомкнулось. Ну, беги, ешь свою мышку. Да впредь расторопнее будь, не попадайся на глаза медведю.
САМ СЕБЯ БЕЛЬЧОНОК ВЫДАЛ
Собралась Белка в кедровник, приказала сыну:
— Ты, сынок, из дому никуда не ходи. Жди меня. Да смотри, орешек не ешь: он у нас последний.
— Ладно, — сказал Бельчонок.
Но одно дело — сказать, а другое — вытерпеть, не съесть, когда съесть очень хочется.
, Не вытерпел, съел Бельчонок орешек. Пока ел, ничего, а съел и стыдно стало: что он теперь матери скажет? И решил Бельчонок правду не говорить.
— В лесу не я один живу, — говорит, — разве некому орешек унести?
Возвратилась Белка домой. Бросился Бельчонок к ней навстречу. Говорит:
— А у нас, мама, кто-то орешек унес. То был, был, а то, смотрю, а его нет уже.
— Совсем нет?
— Совсем. Лежал он себе, а я думаю: пусть лежит. А потом смотрю, а уж его нет.
А глазенки круглые, чистые, как две бусинки.
Улыбнулась Белка. Достала шишку кедровую. Спрашивает:
— А еще орешек хочешь?
— Хочу, — подпрыгнул Бельчонок, — одним разве наешься.
Белка засмеялась, а Бельчонок глядел на нее и удивлялся, чего она смеется, ведь одним орешком и правда не наешься.
КРАСНОЕ ЯБЛОКО
Проезжал дедушка Василий по мосту, вез яблоки из колхозного сада. И уронил одно в речку. Подхватила его речка и понесла, приглядываясь, кому бы его подарить. Увидела — Енот у бережка ладошки полощет, подкатила ему:
— Угощайся.
Обрадовался Енот красному яблоку. Ест, думает: «Это, наверное, речка за то мне подарила его, что я ее проведать пришел. Что ж, я и завтра приду».
На другой день Енот пораньше встал, чтобы кто не опередил его и не пришел первым к речке. Прибежал, встал у берега, ждет, когда речка ему красное яблоко на песок выкатит.
Ждет-пождет, не несет речка ему яблока. Почему бы это? Подумал Енот и догадался: не знала речка, что придет он, потому и не приготовила для него яблоко.
Откашлялся Енот и сказал громко, чтобы слышно было:
— Завтра я опять приду тебя проведать, речка.
Пришел. Встал у берега, ждет. Нет яблока. Почему
бы это?
И догадался Енот — думает теперь о нем речка: подарила ему яблоко, а он уж и за вторым идет. Охочий на даровое.
Стыдно Еноту стало. Ушел он в лес и с месяц не показывался у речки, выдержку самому себе дал. А через месяц пошел. Шел, думал: «Теперь-то уж обязательно речка меня яблоком встретит — вон сколько не был».
Но речка и на этот раз не принесла ему яблока.
Удивился Енот — почему бы это? Подумал и догадался: обиделась речка. Дескать, не дала ему еще одно яблоко, он и дружить перестал, целый месяц не был.
И чтобы доказать речке, что он, Енот, не такой, как она о нем думает, что он не яблоками дружбу мерит, стал Енот каждый день приходить к речке. Придет, встанет на бережке, скажет:
— Пришел я.
Постоит. Водички похлебает. Скажет, вздохнет будто:
— Завтра опять приду.
И приходит. Стоит на бережке, на воду смотрит. Уверен Енот, увидит когда-нибудь речка, что он просто так к ней приходит, и прикатит к его ногам еще одно красное яблоко.
КАК ПРОХОЖИЙ ДРУГОМ СТАЛ
Ходил Суслик на поле за колосками. Устал. Чуть плелся домой. Увидел домик Хомяка. «Дай, — думает,— посижу возле него на камушке, отдохну».
— Разреши, Хомяк, посидеть на твоем камушке. Устал я.
— Посиди, — разрешил Хомяк.
Сидел Суслик, отдыхал, а Хомяк глядел на него и думал — прохожий;
Дня через два опять случилось Суслику мимо домика Хомяка идти. И опять он притомился, отдохнуть ему захотелось. Остановился он, попросил :
— Разреши, Хомяк, посидеть на твоем камушке. Устал я.
— Посиди, — разрешил Хомяк.
Сидел Суслик, отдыхал, а Хомяк глядел на него и думал — знакомый.
Дня через два опять случилось Суслику мимо домика Хомяка идти. Увидел его Хомяк, окликнул :
— Что мимо идешь, Суслик? Сверни на минутку.
— Да я не устал сегодня, — отвечает Суслик.
— А ты просто так сверни. Посидим, словечком- другим перекинемся. О себе расскажи. Где живешь, есть ли дети?
Сидел Суслик на камушке возле Хомяка, рассказывал ему о себе, а Хомяк глядел на него и думал — приятель.
С неделю после этого не видел Хомяк Суслика. До этого столько не видел и — ничего, а тут неделю не показывался Суслик и затосковал Хомяк.
Сказал жене:
— Что-то Суслика давно не видно. Уж не заболел ли он? Пойду проведаю.
Вышел ко двору, а Суслик — вот он, сам к нему бежит.
— Что пропадал долго? — спросил его Хомяк.
— Да жена прихворнула, — ответил Суслик — ухаживал за нею, пшеничку жевал ей.
— Ну и как?
— Да теперь ничего. На поправку пошла.
Сидел Суслик на камушке, рассказывал о своей
жене, а Хомяк глядел на него и думал — друг.
Теперь их часто видят соседи вместе, и от Суслика к домику Хомяку проторена даже дорожка.
КРАЙ, ГДЕ ВСЕ САМОЕ ЛУЧШЕЕ
Лето Голубь провел у Лысой горы в дупле осокоря над речкой, а на зиму к Черному морю улетел, среди Крымских гор поселился. С Крымским Голубем познакомился. Летает с ним, Крымский край нахваливает :
— Хорошо у тебя как: и море под боком и горы в рядом. У нас тоже гора есть, Лысой мы зовем ее. Но
разве ее можно с твоими горами сравнить?
— Низкая?
— Да и низкая и вообще не такая... И речка у нас есть, Чагрой мы зовем ее. Но разве ее с твоей можно сравнить? Твоя вон как по камням скачет.
— А у вас что — тихая?
— Да и тихая и вообще не такая... И озеро у нас есть, на разве сравнишь его с твоим озером? Оно вон у тебя на горах, под самыми облаками' лежит.
— А ваше что, в долине?
— В долине, да и вообще оно совсем не такое, как у тебя.
И сказал тогда Крымский Голубь:
— Если тебе нравится так край мой, оставайся здесь навсегда. Будем жить рядом.
— Что ж, останусь, — сказал ему наш Голубь и всю зиму летал над Крымскими горами и все нахваливал их. А как стало время к весне близиться, томиться начал, задумываться.
Спросил его как-то Крымский Голубь:
— О чем это ты все думаешь?
— О горе, — говорит, — о Лысой. Поглядеть бы теперь, какая она. Вершина-то ее отошла, поди, обесснежила.
— Так что ж о ней думать? Ты же сам говорил, что вашу гору с нашими не сравнить.
— Я и сейчас говорю: разве ее можно с вашими сравнить. Такой горы нет больше нигде. Ты бы посмотрел, какие овраги прорезают ее! Они уж, наверное, водой набрались, заревут, гляди, скоро.
На другой день смотрит Крымский Голубь: опять о чем-то думает товарищ его. Спросил:
— О чем же ты теперь думаешь?
— Об озере нашем, — ответил наш Голубь, — теперь уже в нем, гляди, лягушки оттаяли, голоса свои пробуют.
— Да что же о нем думать, — сказал Крымский Голубь. —Ты же сам говорил, что его не сравнить с нашим озером.
— Я и сейчас говорю: разве его можно сравнить с вашим озером? Да такого озера, как у нас, нигде не найти .больше. Ты бы посмотрел, какие над ним ивы плакучие свешиваются, а какие кувшинки бывают летом! Эх...
А через день смотрит Крымский Голубь, а товарищ его опять о чем-то думает.
— Ну, а теперь-то ты о чем думаешь? — спросил он его.
И услышал в ответ:
— О речке нашей. Теперь, гляди, по ней льдины плывут. Вышла речка из берегов и разлилась по огородам. А по вечерам у ее воды ребята костры жгут, поют песни нашего края.
И удивился Крымский Голубь:
— Да что же о пустом думать? Ты же сам говорил, что вашу речку с нашей не сравнить.
— Я и сейчас говорю: куда вашей речке до нашей. Наша вся черемухой заросла. Расцветет — белая, белая. А какие осокори стоят по ее берегам — до самого неба. На одном из них родился я и вырос. Разве можно нашу речку с вашей сравнить?
И добавил, расправляй крылья:
— Полечу. К себе полечу. Пока доберусь, пора уж будет гнездо строить.
Негоже от своего Слова отказываться.
— Как?! Ты же сказал, что у нас навсегда останешся
— Уж лучше от своего слова отказаться, чем от Родины, — сказал наш Голубь и поднялся в небо, полетел в край, где и гора самая лучшая, и речка самая красивая, и осокори такой высоты, каких нигде больше нет.
II
НЕ СМЕШНО
ХИТРАЯ КУКУШКА
Есть в Гореловской роще птица — Кукушка. Гнезда у нее своего нет, семьи тоже. Разнесет яйца по чужим гнездам и летает довольная: будут птицы своих птенцов выводить и ее птенца заодно выведут. Уж такая она, Кукушка, птица-бездомница. Но только она об этом не говорит никому. Делает вид, что и у нее гнездо есть, , что и она тоже птица занятая, не бездельная. По утрам просыпается рано-рано и начинает куковать :
— Ку-ку! Ку-ку!
А рассвет только еще думает в рощу войти.
— Ку-ку! Ку-ку!
Да погромче старается куковать, чтобы все слышали, что она не спит уже, кукует. И говорят о ней в роще птицы:
— Как рано встает Кукушка. Эта зорю не проспит. Старательная птица.
И тоже стараются по утрам пораньше песни запеть. Попоют немного, порадуются новому Дню и за дело берутся: гнезда строят, птенцов выводят — трудятся. А Кукушке делать нечего, гнезда у нее своего нет, птенцов ее другие выводят. Что ей делать? Куковать? Но она не такая уж глупая, чтобы куковать среди белого дня: услышат птицы, кукует она, и скажут:
— Видно, ей делать нечего.
Еще захотят посмотреть, есть ли у нее гнездо. Захотят узнать — выводит ли она птенцов. Нет, днем лучше помалкивать. И поэтому откукует Кукушка зорю и ложится спать. Выспится за день, а солнце к закату — она на березу или на другое какое дерево. Сядет и кукует:
— Ку-ку! Ку-ку!
Другие птицы тоже солнце песнями провожают. Проводят и сами на покой отправляются, за день-то устали, отдохнуть птицам хочется. А она кукует:
—- Ку-ку! Ку-ку!
Уж и заря отгорела, ночь рощу вычернила, а она все кукует. Да погромче старается, чтобы все слышали. И говорят о ней птицы:
— Кукушечка-то наша все кукует. Утром раньше всех поднялась и вон все еще не ложится. И днем ее не слышно было — трудилась. На все у нее. сил хватает: и на труд, и на песню.
И одного только птицы понять не могут: откуда в их гнездах берутся кукушиные яйца;
ОБМАНЩИКИ
Стоял в лесу на полянке Колокольчик, смотрел на все голубым глазком, и все ему казалось голубым: и небо голубое, и земля голубая, и из-за голубой березы высунулся голубой Медведь с облезлыми голубыми боками.
Качнулся Колокольчик, спросил:
— Отчего ты, Медведь, худо выглядишь?
— Зима уж больно долгая была, бока подвела,
—ответил Медведь и пошел в чащу.
А на полянку Лось вышел. Сам весь голубой, и рога на голове голубые.
Качнулся Колокольчик, спросил:
— Отчего ты, Лось, на ногу хром?
— Зима уж больно лютая была, гололедицей замучила. Все ноги изрезал, — сказал Лось и стал о Дуб чесаться.
Смотрел Колокольчик на Дуб голубым глазком, и казался ему голубым Дуб, Кора на нам лопнула, голубой сок по стволу течет.
Качнулся Колокольчик, спросил:
— Отчего это, Дуб, у тебя на стволе щель глубокая такая?
Зима на память свой след оставила. Сдавила морозами и не выдержала кора моя, лопнула, — сказал Дуб. — А Колокольчик глядел на него и думал:
«Ну зачем они меня обманывают? Я не в первый раз поднимаюсь на этой полянке, знаю: никакой зимы на земле нет. Одни весны. А что медведь худ, так это от лени — есть, значит, плохо старался. А что Лось хром, так это от ротозейства. Загляделся, поди, на кого-нибудь и споткнулся, подломил ногу. А что у Дуба кора такая, так это от старости. Стар Дуб, вот и морщинится у него кора, лопается...»
Так подумал Колокольчик, а вслух сказал:
— Придумали зиму и валят на нее свои слабости, а зимы-то никакой нет и никогда не было. Весна вокруг... Вся земля в голубом цвету, и сама она голубая- голубая...
ОТЧЕГО ТАК?
Возвратился Соболь с охоты в свое дупло, устал. Ему бы поспать, отдохнуть, а поспать негде: все вокруг костями разными завалено, перьями замусорено. Как спать среди такого ералаша?
И решил Соболь:
— Надо другое себе дупло поискать.
Поискал, нашел. Разорил у Мышки гнездо, забрал
из него мок, к себе перенес, чтобы помягче сдать было.
А пока устраивался на новом месте, есть захотел.
Сбегал, поймал куропатку, принес, съел. Поспал, за сусликом сбегал. Принес, съел. И так каждый день: приносит что нибудь к себе и ест.
А однажды прибегает с охоты, смотрит, а уж в дупле не то что прилечь, присесть негде: все костями разными завалено, перьями замусорено. Как жить в таком беспорядке?
И сказал самому себе Соболь:
— Надо другое дупло поискать.
Поискал, нашел: чистенькое, уютное — живи да радуйся. Да только недолго радовался Соболь. Пожил немного, смотрит: опять спать негде — кости да перья, да мусор всякий. Другое дупло искать надо.
Поискал, нашел. Дупел в лесу много, выбирай любое и живи. Пожил Соболь, глядит — опять грязно у него, ступить некуда.
— И что это, — говорит Соболь, — за напасть такая: ищи и ищи. И вот ведь как получается: найдешь— чисто, поживешь, приглядишься — грязно. Отчего так?
Подумал. Все продумал. Сказал:
— Наверное, оттого, что приглядишься.
И пошел искать себе новое дупло.
У КОГО РЫЖИК ТРУСОСТИ УЧИЛСЯ
. Под крылечком у Шумки родился щенок. Назвал его дед Назар Рыжиком. Когда стал подрастать он, начала его учить Шумка,
- Будь, Рыжик, смелым. Никого не бойся.. И лай громче, чтобы все слышали, что ты, лаешь.
— Хорошо, — сказал Рыжик.
А в это время пришла к дедушке Назару бабушка Агафья. Шумка залаяла на нее, а бабушка показала ей костыль :
— А это ты видела?
Шумка упряталась под крыльцо и забилась в дальний угол. И туда же, в дальний угол, приполз и спрятался Рыжик;
Прошла бабушка Агафья, облаяла ее Шумка вслед и стала опять учить Рыжика:
— Запомни, Рыжик, собака без смелости — волк без зубов: глаза горят а укусить нечем. Тебя для
чего у дома посадили? Чтобы ты караулил его.
И вдруг пришел гость непрошеный, а ты спрятался, струсил. Разве это хорошо?
— Нехорошо, — сказал Рыжик.
А в это время дедушка Григорий мимо шел. Хотела было залаять на него Шумка, а он как цыкнул на нее, так она и забилась под крыльцо сразу, в самый дальний угол. И Рыжик к ней туда приполз, тоже спрятался.