— Подожди. Фонетические навыки — ты имеешь в виду, что я смогу разговаривать на инопланетных языках?!!
— Вроде того, — Алан усмехнулся. — Ты будешь думать на своем языке, и, тебе будет казаться, что говоришь, ты тоже по-русски. Но это будет не совсем так. Переводчик будет заставлять тебя произносить слова на местном диалекте, а сам ты этого даже не заметишь.
— То есть, с местными жителями мы станет говорить на их языке?
— Да, совершенно верно.
— Слушай, но это ведь не правильно, так вторгаться в жизнь человека. Воздействовать на него и менять мозг.
— Никто ничего не меняет, — поморщился Алан. — Небольшая стимуляция — ты бы и сам смог все это изучить, только потребовались бы на это сотни лет непрерывной зубрежки. Ты умеешь говорить на всех этих языках, просто твой мозг не может этого понять. Слишком большой объем информации был тобой сразу же получен. Она, лежит у тебя в голове, но самостоятельно ты ее использовать не можешь, вот переводчик слегка и помогает. Что тебя смущает? Почему тебя это так пугает?
— Как это почему? Переводчик, фактически, управляет мной, произнося вместо меня другие слова. Кто может поручиться, что завтра этот же переводчик не заставит меня, скажем, ограбить банк, выпрыгнуть из окна, или тебя убить?
— Ой, как все запущено. У тебя, дружище, мания преследования в столь юном возрасте.
— Не ерничай, а?
— Хорошо. Ты сгущаешь краски. Для того чтобы сделать из человека зомби, требуется нечто большее, чем маленькое стимулирование мозга. Требуется лаборатория и операции, которые ты бы точно заметил. Кроме всего, такие эксперименты строжайшим образом запрещены и преследуются законом! — Алан зевнул, прикрыв рот ладонью. — Вживление переводчиков же было одобрено всеми развитыми мирами. Они совершенно безвредны, поверь. От этого переводчика, ты, если захочешь, сможешь избавиться очень просто. Тебе нужно лишь будет сделать определенный запрос на Станции, прежде чем возвращаться домой и все. Процедура столь же быстра и безболезненна, как и процесс, вживления.
Может быть, Алан прав и все дело в моей мнительности. Только вот не так просто было принять то, что в голове у меня находится какая-то штуковина, которая, так или иначе, влияет на мои действия. На Земле, правительство ни за что не упустило бы шанса, воспользоваться таким замечательным приспособлением, для формирования благоприятного общественного мнения, или для получения нужного результата на выборах.
Алан же и, по его словам, все остальные жители других миров, не ожидали от этих переводчиков никакого подвоха. Тут, видно, все дело в ином воспитании и системе ценностей. Для него такое доверие было нормой жизни, для меня очередной причиной для удивления. Очень интересно стало побывать в других мирах, например в том, из которого Алан был родом, чтобы посмотреть, как там живут люди. Наверное, это не самый плохой мир, где люди все еще верят на слово. Почему же тогда Алан сбежал из него?
— Ал, как ты стал путешественником?
— Молча, — буркнул он в ответ.
— Нет, я серьезно. Почему ты ушел из своего дома, и отправился странствовать по другим мирам? Как к этому отнеслись твои родители?
— Они умерли, — ровно произнес он в ответ. После чего поднялся, и ушел в палатку.
Хотел сказать ему что-то вслед. Крикнуть извинения, но так и не сделал этого. Тут ведь такая ситуация, в которой словами не поможешь. Да и что можно сказать? Совершенно не представляю себя на его месте. Если бы что-то случилось с моими родителями, я бы с ума сошел от горя.
Или сбежал в другой мир, чтобы забыться.
До чего же неудобно получилось. Но откуда мне было знать? У сироты же на лбу не написано, что он сирота! Так бы я, конечно, проявил деликатность, и вообще не стал бы затрагивать эту скользкую тему. Но все получилось так, как получилось.
Еще с полчаса я посидел возле костра, ожидая, когда погаснут последние угли. На самом деле, выжидал время, чтобы Алан уснул. Понимал, что буду чувствовать себя неловко в его присутствии. Да и он, скорее всего, на меня злиться.
Чувствуя, что начинаю слегка замерзать, да и глаза совсем закрываются, я затоптал остатки костра и полез в палатку.
Глава 7.
Магия в действии
Проснувшись, я долго не мог понять, где очутился. Первая мысль — я дома, в собственной постели. Путешествие на Станцию и в другой мир, казалось лишь необыкновенно ярким и правдоподобным сном, наполненным деталями. С минуты на минуту прозвенит будильник, в комнату ко мне зайдет мама и скажет, что пора собираться в школу. Я встану, умоюсь, и мы вместе с ней, будем пить чай с пряниками.
К сожалению, все было не так радужно — это был никакой не сон. Постель подо мной была узкой и непривычной. В комнате душно, и висят совершенно незнакомые запахи.
Открыв глаза, я увидел, то, чего ожидал — это была совсем не моя комната. Не было стола со стоящим на нем компьютером, не было переполненных книжных полок, стенного шкафа, и постеров любимых фильмов. Помещение, в котором я оказался, больше всего напоминало комнату в каком-нибудь сельском доме, каковыми их показывают в художественных фильмах. По крайней мере, именно так я себе представлял сельский антураж — маленькая, с одиноким окошком, всей мебелью в которой были деревянный стол, пару, тоже деревянных стульев, да небольшой сундучок, обитый железными полосами возле окна. Скудно, но все добротное, сделанное если и не на века, то на многие десятилетия верной службы.
Я приподнялся на постели и потянулся. В комнате никого кроме меня не было. Я отметил, что чувствую себя отдохнувшим и полным сил. Ни следа от усталости и головной боли, мучавших меня с утра, и в помине не осталось. Не зря же говорят, что сон — это лучший лекарь. Пускай даже столь непродолжительный. К городу мы подходили ближе к вечеру, а за окном сейчас лишь опускались первые, зыбкие сумерки…
…Утром, после ночевки в палатке под деревом, я проснулся, когда солнце было уже в зените. Меня это страшно удивило, потому что, всегда считал, что настоящие путешественники встают ранним утром.
Алан выглядел бодрым и энергичным, и совсем не обиженным на меня за вчерашний разговор. Он уже успел пожарить мясо и терпеливо дожидался, когда я проснусь.
Есть мне не хотелось, но позавтракать стоило обязательно, поэтому я запихал в себя предложенное угощение. Именно "запихал", потому что, хоть шашлык и был таким же вкусным как вчера, полуденная изнуряющая жара, отбила аппетит. Хотелось попить чего-нибудь холодного, и съесть мороженного или окрошку. И это мы еще находились под тенью дерева — какая духовка сейчас под открытым солнцем, было страшно даже представлять. И ведь по такой погоде нам еще предстояло идти в город!..
После скорого завтрака, Алан сунул мне в руки тюбик с зубной пастой, и пока я чистил зубы, он складывал наши вещи в свой рюкзак.
У меня начинала ужасно болеть голова. Наверное, это было связано, с резким перепадом погоды. На Земле, был март, и температура была около нуля. А здесь сразу за тридцать.
В путь мы выдвинулись сразу же, как были собраны все вещи и погашен костер. Я, было, заикнулся, чтобы пойти в путь вечером, а еще лучше ночью, день же провести здесь в теньке. В ответ Алан лишь скептически посмотрел на меня и осуждающе покачал головой.
Алан сразу стянул майку и обмотал ей голову, соорудив подобие тюрбана. Я хотел, было, поступить так же, но застеснялся. Слишком бледным, худым и нескладным я казался на его фоне. Алан же был загорелый и раскаченный — даже странно, когда у парня в таком возрасте настолько развитая мускулатура. На спине и животе тянулись длинные белые полоски шрамов. Хотел у него поинтересоваться их происхождением, но не стал — про родителей уже вчера спросил.
Уже минут через пять пути, футболка начала липнуть к телу, а в кроссовках начало хлюпать. В горле образовалась выжженная пустыня, но и попить было нечего — сока во фляжке осталось на донышке и его следовало экономить. Пот застилал глаза, болела голова, мне было очень плохо, поэтому было совершенно не до любования, расстилавшейся вокруг совершенно изумительной природой.
Стало еще хуже, стоило мне только вспомнить про дом и родителей. Они ведь без меня сейчас места себя не находят. Волнуются, бесятся, мама плачет, папа сдержано ругается и звонит дяде Игорю, майору милиции. Наверняка меня уже милиционеры ищут! Родители все нервы себе истрепали, а все из-за моего любопытства. А я плетусь по чужому миру, сам не зная куда, ем жареное мясо и веду разговоры на совершенно фантастические темы. Ну и кто я после этого?
Наверняка, все именно так и обстоит. Значит уже и в классе могут знать о моем исчезновении. Сашка непременно посчитает, что я пал жертвой маньяка. Теперь сидит и корит себя за то, что в последние дни был со мной так не справедлив. Все допытывался, и свой нос в мою личную жизнь совал. Так ему и надо, пускай мучается! Да и Синичкина себе места не находит. Все думает, где я, что со мной случилось? И заранее плачет, ожидая худшего, закрывшись с подружками в школьном туалете.
Мысли так и крутились вокруг всего этого. Раз за разом она наталкивались друг на друга, и передо мной неизменно вырисовывались картины того, что происходит дома, с каждым разом становившиеся печальней. От этого мне становилось все хуже, и из глаз начинали литься слезы. Даже хорошо, что я так сильно потею — их не сможет увидеть Алан…
Конечный отрезок пути совершенно не отпечатался в памяти. Последнее, что я помнил — показавшиеся впереди крыши домов. Не исключено, что я вовсе потерял сознание и Алан тащил меня на себе, потому что, вместо воспоминаний о том, как мы дошли до города, и как я оказался в этой комнате, на этой кровати, зияла черная дыра.
Матрац подо мной, судя по ощущениям, был набит какой-то травой. Может быть, поэтому лежать на нем было не очень удобно. Не привычно как-то.
Я легко вскочил с кровати и сделал пару обычных упражнений, чтобы размять мышцы.
На столе я увидел небольшой, запотевший глиняный кувшинчик. Наверняка Алан обо мне позаботился, посчитав, что после пробуждения захочется пить. Мне, честно говоря, еще и жутко есть хотелось — с завтрака так больше ничего не кушал — на обед мы решили не останавливаться. Еды, к сожалению, на столе не нашел, поэтому пришлось довольствоваться малым.
Я подошел к столу и взял кувшинчик в руку, поднес его к носу. Принюхался. Мама всегда смеялась над этой моей привычкой. Я, в обязательном порядке, прежде чем что-либо съесть или выпить, непременно обнюхивал предложенное угощение. В этот раз бзик меня спас — я вовремя понял, какая жидкость содержится в кувшине, и отставил его в сторону. Нет, пить мне, конечно, хотелось и еще как, но не настолько, чтобы я начал пить молоко! Я его с детства терпеть не могу, просто ненавижу. Был бы в кувшине такой же ледяной квас или на худой конец вода — выпил бы без вопросов и еще добавки попросил. Только ни в коем случае не молоко. Я еще не настолько сошел с ума!
Поставив кувшин на стол, я увидел, что мои руки покрывает какая-то мазь. Практически невидимая, и без запаха. После не большего осмотра себя любимого, я обнаружил, что этой же самой мазью, покрыты шея и лицо. Кожа под ней слегка зудела, зато боль от солнечных ожогов, которые я заработал, прогуливаясь, целый день под палящим солнцем, улеглась. Кто-то заботливо обработал открытые участки кожи лечебной мазью. Все же хорошо, что майку так и не снял, а то бы вообще был весь вымазан этим средством.
Моя одежда была аккуратно развешена на спинке кровати. Я быстро влез в джинсы, но футболку надеть так и не решился. Она была мятой, и от нее за милю, наверное, разило потом! Появляться на людях в ней, а сейчас мы вероятней всего прибывали в местной гостинице, стало бы не самой удачной идеей. Поэтому свой выбор я остановил на толстовке. Конечно, для лета она была не самой удачной одеждой, но, к вечеру становилось прохладно, да и комары в этом мире были просто огромными. Если бы вчера Алан не обрызгал нас специальным репеллентом, то утром в нас и крови бы не осталось. Взопреть я в ней не должен успеть, и комары ее не прокусят.
Вышел из комнаты, тщательно притворив за собой дверь. Я попал в узкий коридор прилично освещенный, светильниками на стенах. Под ногами ковровая дорожка, самого не презентабельного вида. Моя догадка о том, что находимся в гостинице, подтверждалась. По обе стороны коридора, через равные расстояния, были расположены комнаты, с небольшими номерками на дверях. Цифры в этом мире были непривычными на вид, но переводчик справился и с ними. Маленькая табличка с номером на двери немного расплывалась, и напротив нее появлялось еще одно изображение — цифра "12", только написанная привычными арабскими цифрами. Самое интересное, что надписи эти появлялись не автоматически. Для того чтобы увидеть перевод, мне было нужно на несколько секунд сфокусировать взгляд на номере.
Пройдя коридор, и так никого не встретив по дороге, я оказался возле лестницы, по которой спустился вниз, на первый этаж.
Внизу обнаружился широкий зал, весь заставленный столами. Под потолком три больших люстры, уставленные горящими свечами — света как раз хватало, чтобы полностью осветить все помещение. Обеденный зал, или ресторан — не знаю, как правильно назвать это место. Судя по прочитанным книгам, меня должны были встретить крики посетителей, запах алкоголя и табака. К тому же, обязательно, по любому пустяку, ежесекундно, должны были вспыхивать драки, в которые бы были вовлечены все посетители, включая огромных гориллоподных охранников. Либо в книгах все сильно преувеличивали, либо мы остановились в лучшей гостинице города, где подобное безобразное поведение считалось моветоном. Все столики были заняты преимущественно мужчинами. Они вели неспешные беседы, негромко смеялись, кушали, пользуясь ножом и вилкой, а вино пили из фужеров. Если кто-то и курил, а таких было меньшинство, то тонкие, изящные деревянные трубочки с хорошим табаком. Дыма минимум — его не хватало, чтобы заполнить все помещение и заставить слезиться глаза всех присутствующих, зато с очень приятным не раздражающим ароматом.
Я начал оглядываться по сторонам, выискивая своего приятеля. Надеялся, что он вкушает ужин и отдыхает, после дня в пути, а не отправился изучать город. Так и оказалось. Алан сидел за дальним от лестницы столиком, и сидел не один, а в компании. Отсюда мне было не разглядеть, его новых друзей.
Лавирую между столиками, я прошел через зал. На меня, в странной для этого мира одеждой, если и обращали внимание, то никак этого не демонстрировали, а большинство так и вовсе игнорировали. По крайней мере, никто не таращился, как на чудо природы, нагоняя неловкость. К слову, одеты все здесь были тоже во вполне привычную одежду, разве что устаревшего фасона. Никаких экстравагантных нарядов, набедренных повязок или разноцветных перьев в волосах. В большинстве своем, легкие брюки и рубашки. На некоторых еще и пиджаки. Одежда совсем не грубая, и не старая — чистая, выглаженная — каждый здесь заботился о своем внешнем виде.
Я подошел к столу и остановился в ожидании предложения присоединиться к трапезе. Алан что-то тихо втолковывал своему собеседнику и меня пока не замечал. Я решил этим воспользоваться и принялся с интересом рассматривать, сидевших за столом людей.
Вместе с Аланом сидели еще двое — мужчина лет сорока-пятидесяти, с практически седыми волосами, и острой, тоже седой, бородкой клинышком. За линзами пенсне скрывались настолько добрые глаза, которые встречаются лишь у героев мультиков. В отличие от других людей в этом зале одет он был гораздо строже. Черный пиджак, из-под которого выглядывала серая жилетка. Белая, накрахмаленная рубашка, и галстук с пышным узлом, в котором притаилась, поблескивая алмазом, заколка.
Вторым, точнее второй, оказалась молодая девушка, лет семнадцати. Она была настолько миленькой, что я никак не мог отвезти взгляда от ее лица. Большие, выразительные, голубые глаза, маленький аккуратный носик, высокие скулы, пухленькие губы — банальный набор слов, который не мог передать и миллионной части того, насколько эта девушка был хороша. И это притом, что косметикой она совершенно не пользовалась — для настоящей красоты, это было излишним. На ней было строгое платье, закрытое, с длинным пышным шлейфом, поэтому фигуру рассмотреть не получалось. Зато был и корсет — верхние части грудей, вздымающиеся при каждом вздохе, пленили меня своей красотой и совершенством, а сердце начало учащенно колотиться где-то в районе ширинки! Чувствовал, что начинаю краснеть, поэтому вновь перевел взгляд на лицо. За несколько мгновений, я изучил каждую черточку на ее лице. Каждый взмах больших ресниц, подбрасывал мое сердце под облака.