Между "А" и "Б" - Машков Владимир Георгиевич 9 стр.

ПРИДЕТ?.. НЕ ПРИДЕТ?.

У входа в парк на длинных столбах висели желтые фонари. Они были похожи на подсолнухи.

Под их подсолнечный свет собирались парни и девушки с близких улиц. И сестра Иры — маленькая химичка — там обычно ждала своего жениха. Я не знал другого места и назначил свидание Галке у фонаря.

В семь часов, притаившись за толстенной березой, я наблюдал за входом. Галки еще не было. Конечно, как всякая девчонка, она должна была опоздать. Или вообще не прийти.

Нет, пришла. У меня застучало сердце. Так громко, что я поплотнее закутался в плащ, чтобы его не было слышно.

Галка постояла немного, поглядела на фонари, прошлась взад-вперед вдоль ограды.

Я все еще не решался выйти из своего укрытия. Собственно говоря, я пришел понаблюдать, придет ли Галка. Я почему-то был уверен, что она не придет. А она явилась и ходит вдоль парковых ворот и смотрит на фонарь, как будто мальчик из 6 "Б" должен сидеть там, на большом матовом шаре.

Прошло, наверно, минут десять. Я не знал, что предпринять. А Галка все ходила и ходила, и не собиралась домой.

"Вот упрямая, — подумал я. — Нет мальчика из 6 "Б", иди спать".

Но Галкино алое пальто продолжало мелькать у входа в парк.

Налетел ветер. Мне стало холодно. В небе прохрипел гром, а потом молнии устроили танец с саблями.

"Сейчас пойдет дождик и она убежит, как миленькая", — обрадовался я.

Капли дождя зашлепали по плащу. Галка спряталась под сосной, которая росла у самой ограды. Она и не думала уходить.

Я даже разозлился: такого ослиного упрямства я еще не видел.

Дождь уже лил по-настоящему. Мне натекло за шиворот. Надо было спасаться. Я выбежал из своего укрытия, выскочил за ворота и наткнулся на Галку.

— Ты чего здесь? — вдруг спросил я.

— А ты чего? — сердито ответила она.

— Гуляю, — сказал я и стал насвистывать.

— Я тоже гуляю, — зло бросила она и повернулась ко мне спиной.

Я растерялся.

— Слушай, но ведь идет дождь.

Галка молчала.

— Ты можешь промокнуть, — сказал я и в это время еще несколько капель проникли мне за шиворот.

Галка молчала и не шевелилась.

— Надень плащ, — неожиданно для себя предложил я, снял плащ и накинул ей на плечи.

— А ты как? — Галка повернулась ко мне и смотрела уже не так зло.

— Я? — сказал я. — Я люблю грозу в начале мая.

— Но сейчас апрель, — улыбнулась Галка.

— А я люблю и в апреле, — весело ответил я.

Теперь на Галкином лице вместо улыбки появилось уныние.

— Ты чем-то расстроена? — спросил я. — Что-нибудь случилось?

Она покачала головой. Я понял, что если сейчас скажу, что это я тот самый мальчик из 6 "Б", который кладет в карман ее пальто пламенные письма, что из-за меня она торчит здесь и мокнет под проливным дождем, — если я сейчас ей все это скажу, она не поверит.

Дождь неожиданно прекратился. Молнии еще немножко пошипели, как раскаленные уголья, на которые плеснули водой, и затихли.

— Пойдем, — сказал я. — Дождь перестал.

Галка сняла мой плащ, стряхнула с него дождевые капли и протянула мне.

— Спасибо.

— Ну что вы, сеньора, для меня это пустяк, мелочь, — расшаркался я. — Хотите я для вас достану звезду? Не хотите? Тогда я залезу на столб, вывинчу лампочку и преподнесу вам.

— Это будет хулиганство, — строго сказала Галка.

Я сообразил, что именно в такие моменты люди проглатывают язык.

— Вот ты понимаешь, для чего мы учимся? — спрашивала Галка, когда мы шли по улице.

Я пожал плечами.

— Чтобы, когда вырастем, приносить больше пользы людям, — назидательно сказала Галка. — Кем ты хочешь быть, когда вырастешь?

— Не знаю, — сказал я. — Наверно, клоуном.

— А я хочу стать космонавткой, — улыбнулась Галка.

— Ты — космонавткой? — Я был поражен.

— Я очень люблю звезды, — тихо сказала Галка. — Я хотела бы побывать на всех звездах… До свидания, я уже дома. Спасибо тебе за плащ.

Тут она что-то вспомнила и снова помрачнела.

Назавтра Галка не отходила от вешалки. И мне никак не удавалось добраться до ее пальто. Но после третьего урока ее на минутку позвала вожатая Кира, и я положил в карман огненно-алого, уже сухого пальто новое письмо.

Галкина сияющая физиономия на следующей переменке рассказала мне, что она письмо прочла и очень обрадовалась.

На некоторое время я развязался с личными делами и можно было заняться общественными.

По всем показателям мой теперешний класс шел хорошо, но не было у него тимуровской работы. А без тимуровской работы первого места нам не видать. Так и сказал Витька Мелюх, наш председатель совета отряда.

Каждую переменку ребята придумывали, над кем бы взять шефство. Всех соседних стариков и старушек уже разобрали другие классы.

— А если снова пойти к Красовскому? — предложил Витька.

— Я же был у него, — зашумел Мишка Зайцев. — Такого вредного старикана поискать только надо. Я к нему: "Давайте мы возьмем над вами шефство". А он мне: "Вон отсюда, воришка". Он подумал, что яблоки я у него хочу стащить. Нет, к нему никак не стоит идти.

— А может попробуем? — вяло предложил Мелюх.

— Бесполезно, — ответил Зайцев.

— А если Коробухина послать? — вмешался в разговор Толька Дашкевич. — Он парень веселый, любого заговорит. А так — что делать? Без тимуровской работы нам первого места не видать.

Я как раз в это время списывал упражнение и краем уха слышал все, что говорили ребята. Когда назвали мою фамилию, я приподнял голову.

— Не сумеет Коробухин, — лениво протянул Мелюх, — ничего у него не получится.

— Получится, — неожиданно для самого себя сказал я. — Давайте адрес вашего старичка. Завтра же он будет здесь.

МЫ С ЧАПАЕМ ЛЕТИМ В АТАКУ

После уроков за мной увязался долговязый Мишка Зайцев.

— Так ты пойдешь к этому деду? — спросил Мишка.

— Пойду, а что?

— Я тебе не советую. — Мишка выжидательно молчал.

Я знал, что он сейчас сам все расскажет, и не задавал ему больше вопросов.

— У него собака во дворе — волкодав, — выпалил Мишка.

Я с интересом слушал.

— А дома на стене висит двустволка, вот, — запугивал меня Мишка.

— Я иду к нему как официальный представитель, а не за яблоками лезу. Тем более, что яблок сейчас нету, — отрезал я.

— А он не разбирается, — горячился Мишка. — Он сразу спускает с цепи собаку и бежит в дом за двустволкой.

Я обдумывал услышанное. Мишка понял, что я колеблюсь, и решил меня добить:

— Я тебя предупреждаю. Укусит тебя бешеная собака, месяц будут колоть.

Мишка решил, что я уже раскаиваюсь, и повернул к себе домой.

— Ты знаешь, куда уколы от бешенства делают? — крикнул он уже издалека.

Я кивнул. Я знал, куда делают уколы от бешенства. Но когда меня предостерегают: "Не иди, впереди яма, провалишься", — я всегда иду. И обычно оказывается, что никакой ямы и в помине нету и вообще все это враки. А еще в словах Мишки меня многое настораживало. С чего бы ему так обо мне заботиться? Нет, тут что-то не так.

Пообедав, я отправился к вредному старику в гости.

Мне представлялось, что живет он в мрачном, с наглухо закрытыми ставнями особняке, за двухметровым забором. А по двору прогуливается пружинистой походкой хищника волкодав.

Но дом старика оказался совсем не мрачным, а желтеньким, словно птичий домик. Надписи "Осторожно, злая собака" на калитке не было. Вот, подумал я, скрывает дед собаку.

Я толкнул калитку, она была не заперта. Входить боялся и крикнул на весь двор: "Здравствуйте!"

Молчание. Собака не лает. Я сделал шаг, второй, и еще громче заорал:

— Здравствуйте!

Тишина. Тогда я смелее начал продвигаться вперед. Шел я крадучись, то и дело оглядывался.

И вдруг:

— Стой! Куда идешь?

Я глянул в ту сторону, откуда раздался окрик. На скамеечке сидел старик — седой ежик волос, седые щеточки бровей, а лицо румяное, совсем молодое. Он чистил ружье.

— Ну? — пробасил старик.

Я не отвечал — не отрываясь глядел на ружье. Это была настоящая охотничья двустволка. Наконец я опомнился.

— Здравствуйте! — поклонился я.

— Здравствуй. Чего явился?

Голос старика был грозен. Я сразу вспомнил все, что говорил мне о нем Мишка Зайцев. Вот дурак, опять ввязался в историю! Но надо выкручиваться. Размышлять некогда.

— Нашпионерскийотрядпроситвасрассказатькакимвыбылигероемвгражданскуювойну! — Я выпалил эту длинную фразу на одном дыхании.

— Врешь, ха-ха! А может, и не врешь? А чего ж ты крался по двору, словно воришка? — Старик прищурился.

— А чего у вас воровать? — спокойно сказал я. — Яблок еще нету.

Старик захохотал, и седые щеточки бровей запрыгали над веселыми глазами.

— Истинная правда. А осенью заявишься ко мне?

Я дипломатично промолчал. Старик насупился.

— Вот молодежь пошла. Ты зайди ко мне и попроси яблок. Разве я тебе не дам — и антоновки дам, и аппорта не пожалею. А то лезут напролом, ветки ломают, кроме вреда, никакой пользы не приносят. Ну, садись, что ли, гостем будешь. — Дедушка подвинулся, и я сел рядом с ним на скамейку.

— Вот осенью прошлой один, вроде тебя, тоже всякое говорил: и "наш пионерский отряд", и "мы будем рады", и все такое прочее. А когда я отлучился, чтобы самоварчик поставить, чайком гостя дорогого попотчевать, он, такой-сякой гость дорогой, в это время яблоню — самую мою любимую — вчистую обобрал. И был таков.

Я сразу сообразил, что дедушка на Мишку жаловался. Ага! Так вот где собака зарыта! Вот почему Мишка так обо мне заботился! Ну, погоди, подумал я. Ты свое получишь — и за меня, и за дедушку.

Я весело улыбнулся старику.

— Я никогда и ни к кому в сады не лазил.

— Правда? — ухмыльнулся дед. — Это хорошо. Ты ко мне не лазай, потому что я тебе от души целую корзину преподнесу. — Старик наклонился к самому моему уху. — И какой это ты парень, что ни разу в чужие сады не лазил?

Дед подмигнул. Он мне стал нравиться.

— Так, значит, хотите услышать, каким я был в гражданскую войну?

— Очень хотим, — сказал я. — Как вы на конях неслись и беляков на всем скаку рубали? — Я начал размахивать руками, показывая, как рубают беляков.

— В пехоте я был, парень. Вернее, в артиллерии. А входила наша артиллерия в Чапаевскую дивизию. — Седые щеточки бровей гордо топорщились над ставшими вдруг молодыми глазами.

Я даже ахнул.

— Вы видели Чапаева?

Старик негодующе фыркнул.

— Василия Иваныча? Почти каждый день видел — и в бою видел, тяжелом, горячем, и за столом с ним сидел, и как поет слышал.

Уже поздно вечером, попив чаю с медом, я ушел от хлебосольного Афанасия Михайловича. Старик вышел на крыльцо проводить. И я наконец решился.

— А где ваша собака, Афанасий Михайлович?

Старик задумчиво покрутил свои пышные брови, как некоторые крутят усы.

— Нет у меня собаки. А без собаки на охоте, сам понимаешь, как без ружья. Друзья обещают добыть породистого щенка…

Ночью мне снилось, как летят бесшумно на конях всадники. А впереди всех — сам Чапаев, а рядом — Афанасий Михайлович. Только он очень молодой. А брови еще черные, смоляные, и на меня похож!

А всадники все ближе. Но это же я рядом с Чапаевым! Ура!

Утром в школе меня окружили ребята.

— Ну, как?

— Отличный старик, — сказал я. — И совсем не вредный. Сегодня после уроков он придет к нам. Готовьтесь к встрече.

— Молодец, Валерий, — пожал мне руку Витька Мелюх, — отлично справился с поручением. А в 6 "А" говорили, что ты разгильдяй.

Я махнул рукой. Что обо мне хорошего могут сказать в моем бывшем классе? Ничего, конечно.

Мишка Зайцев старался не попадаться мне на глаза, а как только звенел звонок, тихонько исчезал из класса первым.

Но после четвертого урока я его все-таки настиг в коридоре и прижал к стенке.

— Надо тебе что-то предпринять, Мишка, — сказал я озабоченно.

— А что такое? — струхнул Мишка.

— Старик знает, что ты в нашем классе учишься. Я, говорит, с ним расправлюсь, с этим ворюгой.

— А что мне делать?

— Уйти с последнего урока, другого выхода нет.

— Хорошо, — сказал Мишка. — Уйду.

И он убежал с последнего урока, за что ему потом хорошо нагорело.

Я не люблю, когда меня хотят обдурить. Я сам, кого хочешь, обдурить могу. Вот так.

ГАЛКА ВЫРАБАТЫВАЕТ ХАРАКТЕР

Афанасий Михайлович пришел к нам в гости, как и обещал, и наговорил столько интересного, что ребята были в восторге. А потом мы стали ходить к нему по очереди, помогали по хозяйству. Меня он встречал как старого друга: "Спасибо тебе, Валерий, с такими хорошими ребятами познакомил".

После того как мой теперешний класс взял шефство над чапаевцем, мы сразу же обошли мой бывший класс и уверенно метили на первое место в школе.

Мои бывшие одноклассники негодовали. Ленька Александров грозился поколотить меня. А добрейшая Светка Никитина сказала, что такой подлости она от меня не ожидала.

Вот чепуха получается, недоумевал я. Сами из кожи вон лезли, чтобы меня исправить и переделать, а тут, когда я перековался, на меня же и набросились.

Только Галку Новожилову это совсем не интересовало. Каждую переменку она бежала в раздевалку и рылась в карманах своего алого пальто, искала новое письмо и не находила. Потому что я не знал, о чем ей писать.

По-прежнему, хотя я и был уже в другом классе, ко мне приходила Ира. Она открывала дверь и обыкновенно спрашивала:

— Как твоя глаукома?

— Немножко колет, — охал я.

— Может, вызвать "скорую"? — На Ириных губах появлялась улыбка.

— Да нет, не стоит, — подумав, говорил я.

И мы хохотали, открывали учебники и начинали заниматься.

Ира очень много знала. Иногда мне казалось, что она знает столько, сколько наши учителя.

Ира рассказывала мне о великих ученых, о том, как они совершали свои открытия и как, не страшась смерти, работали и работали. А некоторые знали, что скоро умрут, знали, что смертельно больны, и все равно сидели днем и ночью в лабораториях.

Моим любимым ученым стал Альберт Эйнштейн. Может потому, что он был еще и веселым человеком. Какие он сделал открытия, Ира объяснить не сумела, но сказала: "Эйнштейн — величайший физик XX века".

Но самым удивительным было то, что я исправил свои двойки. Одна за другой я разделался с ними. И было это не очень трудно. Конечно, Ира на меня крепко наседала. Но все-таки это я исправил двойки, а не она.

Но сегодня у меня был вид человека, потерявшего лотерейный билет, который выиграл "Волгу". Говоря попросту, я был не в своей тарелке.

— Ты очень невнимателен, — сказала Ира. — Так нельзя учить уроки.

— Послушай, — перебил я Иру, — если девчонка влюбилась в мальчишку, а он нет, то что делать?

Ирино лицо густо покраснело. Под моим взглядом она опустила голову.

— Не знаю, — тихо сказала она.

— У тебя нет опыта? — спросил я.

— У меня нет опыта, — так же тихо ответила Ира.

Я начал расхаживать по комнате. Мне всегда легче думалось, когда я двигался, размахивал руками, даже разговаривал сам с собой.

— Я пойду. — Ира встала и сложила книжки. — Все равно сегодня не позанимаемся.

— До свидания, — сказал я, и Ира ушла.

Что же придумать? Я повалился на тахту. Если Ира, которая знает все на свете, этого не знает, то что делать?

Больше я не мог морочить голову Галке. Мне иногда становилось ее жалко. Сперва я хотел ей отомстить, а тут заварилась такая каша, — как ее одному расхлебать?

Наконец я решился. Я взял ручку и сочинил новое письмо. Оно было самым коротким и самым энергичным.