Владимир Соколовский
ВОЛНА
Отец Витьки Жукова был командиром радиолокационной роты. Рота стояла на островках в Тихом океане: установка там, установка здесь. Витька с отцом, матерью и двухлетней сестрой Веркой жил на острове, где располагалось основное ротное хозяйство, служило командование роты и ее старшина — прапорщик Савчук. Кроме капитана Жукова, только у прапорщика были дети, но они не водились с Витькой, потому что считали себя большими: один ходил в четвертый, другой — в шестой класс, да и почти весь год проводили на Большом Острове, учились в школе-интернате или жили на материке, у дедов и бабок. Когда произошли события, о которых мы собираемся рассказать, сыновья Савчука отдыхали в пионерлагере на Черном море и должны были вернуться только к началу школьных занятий. Витьке через две недели тоже предстояло идти в школу, в первый класс.
Этой ночью капитана Жукова разбудил телефонный звонок. Он схватил трубку, прокашлялся.
— Жуков слушает!
Его вызывали на радиостанцию для передачи экстренного сообщения. Жуков оделся и ушел. Вернулся он скоро. Тем временем раздался сигнал тревоги, и жена, уже окончательно проснувшаяся, спросила:
— Что там, Костя?
— Тревога, мать. Очень плохая тревога. Штормовое предупреждение. В океане толчки коры. Кажется, надо ждать Волну. Цунами.
— Ну, как-нибудь…
— Не как-нибудь! — резко сказал Жуков. — Волна слизнет здесь все, вместе с постройками. Так что вот. Соберешь ребят, барахлишко по мелочи…
— Мы уходим на катере?
— Нет. Мичман Слинько сейчас обойдет точки, снимет людей с установок и обратно уже не вернется, двинется на Большой Остров. Мы эвакуируемся вертолетом. Много ли нас! Три рейса, так что успеем вполне. Цунами! Вот беда какая, скажи… Вроде всегда эти места обходило…
Витька Жуков спал и не слышал этого разговора. Мать не разбудила ни его, ни Верку, чтобы они не мешались под ногами, не создавали лишней суеты. Когда он проснулся утром, родителей не было дома, только Верка сопела в своей кроватке. Витька выглянул в окно. Несколько солдат, сгрудившись, жгли какие-то бумаги. Часть людей под командой зампотеха[1] Рахманова выносили имущество из служебного помещения; двое демонтировали антенну на крыше. Происходило что-то непонятное. Однако невдалеке ровно и привычно гудели дизели станции, покачивались вогнутые щиты антенн, и Витька успокоился. Отрабатывают какую-нибудь задачу. Дело привычное!
Он пошел на кухню, поел со сковородки холодную яичницу, накинул на себя короткую курточку на искусственном меху с капюшоном и выскочил из дома. На него никто не обращал внимания. А Витька, росший с пеленок среди военных людей, твердо знал, как надо себя вести, когда окружающим не до твоей персоны. Он миновал жилые постройки, казарму, служебные помещения, поднялся на небольшое плато — самую верхушку острова. Там была вертолетная площадка с растущим на краю ее единственным на островке деревом — голой внизу и пышной с вершины лиственницей.
Пройдя плато, Витька спустился по отлогому склону. Земля кончалась небольшим обрывочком, дальше, чтобы подойти к воде, надо было ступать по камням. Сегодня он не стал этого делать, — слишком высока была волна, слишком шумно била она в берег, слишком далеко катилась, захлестывая сушу…
В такую волну страшновато находиться около океана. Такая волна была в прошлом году, когда произошла памятная многим на островах история с капитаном Баскаковым. Он патрулировал на своем перехватчике вдоль границы и неожиданно получил приказ: идти на перехват чужого самолета, вторгшегося на нашу территорию в дальней точке воздушного рубежа. Летчик настиг нарушителя, но на обратный путь у него не хватило горючего, и он вынужден был катапультироваться над океаном. Почти сутки искали его корабли, самолеты и вертолеты.
Лишь на исходе этих суток катер мичмана Слинько, приписанный к подразделению капитана Жукова, обнаружил прыгающую на волнах оранжевую надувную шлюпку. Лежащий в ней летчик был мертв. Привыкший встречать жгучий, невыносимый холод стратосферы в теплой кабине, он не выдержал страшной ледяной близости океана. Ночь Баскаков пролежал на операционном столе ярко освещенного медпункта. Витька заглядывал туда и видел накрытое простыней длинное сухое тело. Назавтра пришел вертолет с друзьями погибшего — угрюмыми, поджарыми парнями. Витька видел, как дрожали губы одного из них, когда они на носилках несли товарища из медпункта. А через сорок дней снова прилетел на своем вертолете дядя Юра Слезкин и увез отца и мичмана Слинько в полк перехватчиков, на последнюю тризну по капитану Баскакову…
Постояв на берегу и поглядев на океан, покуда не стало колоть сердце от его ярости и простора, Витька полез в свой грот. Грот был небольшой: выдолбленная водой маленькая нора в каменном основании острова. В ней не поместился бы взрослый, а семилетнему мальчишке она подходила в самый раз. Никто не знал и не догадывался об этом Витькином тайнике. Здесь у него были свои богатства: сушеная морская звезда, конники из красной пластмассы, вылепленные из пластилина локаторная станция с антенной наверху, дизельная, катер Слинько, вертолет Слезкина, пара истребителей, самолет-нарушитель, офицеры — папкины сослуживцы, и некоторые знакомые солдаты. Здесь Витька часами играл один в свои суровые и серьезные игры.
Сегодня ему было скучно, тоскливо. Грохотала вода, ветер метался, свистел, иногда задувая в грот. Витька подумал о своих друзьях. Он давно уже не был на Большом Острове, где его ждали Герка Хомич и Ларка Лапаева. Вздохнул, взял коробку с пластилином, согрел, размял его в ладонях и стал лепить самолет. Старый, большой, похожий на толстую ленивую рыбу, Ли-2, в котором они играли вместе — он, Герка и Ларка.
Он не успел закончить свое дело. Сквозь шум в грот пробился свистящий рокот мотора. Витька выглянул и увидал несущийся над самыми гребнями волн вертолет капитана Слезкина. Он узнал бы его среди десятка таких же! Вертолет, проревев мотором, исчез в направлении площадки, а мальчик радостно завопил и полез из своего убежища. Но когда он, скользя и оступаясь на камнях, выкарабкался на земляную равнину, машина уже поднималась и разворачивалась на обратный курс. Унеслась туда, откуда только что прилетела.
Витька смертельно обиделся. Вот так дядя Юра, забыл про всю дружбу, не хотел даже подождать, когда он прибежит к вертолету!
По сути, у Витьки не было среди взрослых друга лучше и верней, чем Слезкин. Его экипаж почти бессменно обслуживал роту, был одним из немногих звеньев, связывающих ее с Большим Островом. Он же три с половиной года назад привез ее командира вместе с семьей на этот крохотный земляной выступ, омываемый со всех сторон океаном. До этого Жуковы жили в Средней Азии. Передав тогда управление правому пилоту, Слезкин взял четырехлетнего мальчишку в кабину, посадил к себе на колени и стал серьезно, как взрослому, без всяких сюсюканий и ломаний, рассказывать о Дальнем Востоке — об островах, людях, раньше всех в стране встречающих день, рыболовных сейнерах, рыщущих вдоль границы чужих кораблях и самолетах…
Слезкин за руку довел Витьку до нового жилья, молча посидел вместе с Жуковыми в квартире, еще хранящей запахи недавно покинувшей ее семьи, попрощался и ушел. Так началась их дружба. Бездетный капитан и сам привязался к этому без сверстников растущему мальчишке; при каждом удобном случае он упрашивал Витькиных родителей отпустить сына вместе с ним на Большой Остров. Там Витька жил в военном городке, у Слезкиных. Жена дяди Юры, тетя Люба, полная хлопотливая украинка, в те дни, когда у них гостил Витька Жуков, не знала покоя: все время искала его по городку и прилегающим окрестностям, чтобы позвать есть. Она закармливала его до одышки, не давала вылезти из-за стола, пока он не съест еще то-то или то-то. Собственного мужа ей кормить приходилось редко: он питался по специальной норме, в летной столовой. Да и дома Слезкин бывал не часто, все время летал на точки, а там — то застанет непогода, то кончится светлое время и нельзя лететь обратно, то позвонит или свяжется по рации начальство из отряда и прикажет следовать в другое место, не заходя домой…
Но в городке Витька совсем не скучал по дяде Юре, не то что на острове. Здесь у него завелись друзья, и будь его воля — он не расставался бы с ними круглые сутки. Друзей было двое: Герка Хомич и Ларка Лапаева, Витькины ровесники. Они то бродили по лесу, ломали пиканы, то смотрели кино в клубе и на открытой площадке, то, выпросив денег, ехали на автобусе в райцентр, за десять километров, и там устраивали себе роскошную жизнь; ели мороженое, пили газировку, покупали значки, задирали местных ребят.
Однако такие вылазки случались редко, и большую часть времени они проводили в старом, разбитом самолете Ли-2. Самолет лежал на пустыре, отделяющем последние дома городка от тайги. Он лежал еще с того времени, когда здесь базировался военно-транспортный авиаотряд. Потом отряд перевели в другое место, и в городке стали жить вертолетчики, а Ли-2 остался как память. Шасси у него были демонтированы, и самолет распластался крыльями прямо по земле. В фюзеляже зияла большая дыра: некогда старшие ребята устроили в самолете курилку, и случился пожар. Его потушили, и мальчишкам, начиная с пятого класса, взрослые под страхом самых жестоких кар запретили даже приближаться к обгоревшему ветерану. В нем и возле него имела теперь право играть только малышня.
Все кожаные сиденья в самолете были давно сняты, вместо них ребята приспособили деревянные ящики. Исчезли приборы, на досках чернели только круглые отверстия. Однако главное — штурвальные колонки с педалями, пульт управления с погнутыми рычагами — пребывало в целости и сохранности. Правда, рули двигались независимо друг от друга, не синхронно… Витька, Герка и Ларка часами просиживали в самолете, разыгрывая полет, орудуя штурвалами и рычагами. Основную роль обычно играл Герка как сын летчика. Он прижимал к горлу воображаемые ларингофоны и отрывисто произносил:
— «Днестр», «Днестр», я двести четырнадцатый, прошел дальний, удаление четыре, прошу посадку…
— Дзынь-дзынь-дзынь! — голосом изображала Ларка звонки приводной радиостанции.
Витька тоже накручивал рулями и вел воображаемый разговор. Только терминология у него была другая:
— Наблюдаю на экранах засветку! Дальность сто, азимут сорок, высота двенадцать! Цель скоростная, малоразмерная, применяет активные помехи!
У Ларки отец был техником, и команды, выкрикиваемые ею, тоже несли отпечаток его профессии:
— Составить акт на списание! Регулировать коррекцию! Неси тавотницу, едритвою!..
Каждый из них уже сейчас знал, кем он станет в будущем. Герка — летчиком, Витька — локаторщиком, Ларка… С Ларкой было не совсем ясно. На техника ее не взяли бы учиться, в военные училища девчонок не принимают. Но служили же девушки у них в отряде и в соседнем истребительном полку — планшетистками, радиооператорами, телефонистками, так что выход все-таки есть… Пока совершенно ясно только одно: замуж она выйдет лишь за военного. Или за Герку, или за Витьку. Ей все равно.
Но им-то было совсем не все равно! По этой причине они бились иногда не на жизнь, а на смерть: царапались, пинались, драли друг другу волосы и даже кусались.
Такова была Витькина жизнь, когда дядя Юра Слезкин забирал мальчика с далекого островка в океане, чтобы он пожил у него. К сожалению, в последнее время такое случалось все реже, потому что Витькина мать стала ревновать его к капитану и его жене Любе, бояться, что сынишка, живя у чужих людей, может отвыкнуть от собственного дома и родителей. Но подошло время отдавать его в школу, и на семейном совете решили: Витька будет жить у Слезкиных. Реши они по-другому — и Витька расстроится, и Слезкины не простят. А ссориться с ними никому не хотелось, и в первую очередь самому капитану Жукову, который очень зависел от вертолета. Одна надежда оставалась у Витькиной матери — что ее мужа скоро переведут служить в другое место. Носились слухи, что такой перевод готовится, и Жукову прочат хорошую должность. Только при Витьке мать не говорила об этом, чтобы не огорчать мальчишку.
…Витька сидел в своей норке и страдал из-за коварства, вероломства дяди Юры, который прилетел и даже не захотел его увидеть. Ладно-ладно, пусть в другой раз попробует заговорить с ним! Витька гордо пройдет мимо и даже не оглянется.
Несколько раз ему показалось, что кто-то кричит его. Но так сильно дул ветер, что и его шум можно было принять за крик. Потом он видел, как по камням внизу прошли два солдата, оглядывая берег. Витька затаился в глубине грота: ему совсем не хотелось, чтобы его тайник обнаружили. После ухода солдат он выглянул и увидал несущуюся от горизонта темную точку. Это опять летел Слезкин. Сразу забыв обо всех обидах, он начал выкарабкиваться из грота. Гребешки волн ложились уже совсем близко, а ветер так мощно подпер Витьку со спины, что он взобрался на плато, почти не помогая себе руками. Вертолет уже приземлился, в него заходили солдаты. «Куда это они?» — подумал мальчик. Вдруг от стоящей возле машины группы людей оторвалась фигура и широким шагом двинулась ему навстречу. Витька узнал отца. Лицо у него было злое, кулаки сжаты. Однако они не встретились: Жуков не прошел и трети отделяющего его от сына расстояния, как распахнулась дверь одного из стоящих невдалеке станционных домиков, и возникший в проеме солдат прокричал ему вслед:
— Товарищ капита-ан! Сброс питания-а!..
Жуков повернулся, и тем же широким шагом зашагал к станции.
Зато Витьку встретила у вертолета мать. Первым делом она так стукнула его, что он чуть не упал. Витька удивился такому обращению настолько, что даже не заплакал, а только спросил:
— Ты чего дерешься?
— Молчи, бандит! — закричала мать. — Люди с ног сбились, его разыскивая, а он… Можно подумать, у нас нет сегодня иной заботы! Уж и отпорю я тебя… Марш в вертолет! Мы все улетаем отсюда на Большой Остров. Здесь скоро пройдет цунами, все съест и порушит.
— А где Верка?
— Улетела первым рейсом. Да живо, кому я говорю! Эй, куда ты, дьявол?!
Витька, вырвавшись из ее рук, уже несся к дому, где была их квартира. Мать бежала за ним, словно клушка. Но он пробыл там, внутри, только несколько секунд и сразу же выскочил обратно. В одной руке он держал телефонный аппарат, в другой — черепаху Маруську. Обежав растопырившую навстречу ему руки мать, Витька кинулся к вертолету. Двигатель его работал, винт крутился. Дядя Юра Слезкин открыл форточку кабины, высунул голову:
— Эй, Витька, привет! Ты где шастаешь? Давай поехали, а то твои друзья заждались там небось!
Мальчик подал руку борттехнику Савватьеву, влез в фюзеляж. Солдаты потеснились, и он уселся на железное сиденье возле кабинной переборки. Однако Савватьев не спешил закрывать дверь. Он выжидательно смотрел то на подошедшего капитана Жукова, то на стоящую тут же его жену.
— Ты чего стоишь, не садишься? — спросил ее Жуков. — А ну быстро, быстро!
— Не командуй! — голос ее стал резким, высоким. — Я не солдат пока! А улечу отсюда только с тобой. И ты мне не прикажешь. Юра, взлетай! Валя, Савватьев, — закрывайся! Торопитесь, ребята!..
— Эх, Лида, что же это ты делаешь? — вздохнул муж. — Мать еще называешься…
— Как ты можешь так говорить. Костя? — вдруг заплакала она. — Как ты можешь?..
Он взял ее за руку, и они пошли к содрогающейся от ветра станции.
А Слезкин уже взлетал. Он поднялся над землей и собирался уже перейти в набор высоты — как вдруг резкий порыв повел машину вбок, и все почувствовали глухой удар. А в следующее мгновение вертолет рванулся вверх. Витька увидал на секунду бледное, растерянное лицо правого летчика-штурмана — лейтенанта Бизяева. Потом мотор зарокотал ровно, успокаивающе, и машина, подхлестываемая попутным ветром, пошла над океаном в сторону Большого Острова.
Витька сидел тихо, держа на коленях телефон и черепашку. Из всего, что принадлежало ему в доме, это было самое дорогое. Черепаху он любил как память о Кушке, откуда они приехали на Дальний Восток. Он почти не помнил то время и совсем не знал пустыни, однако, глядя на Маруську, мог представить себе жаркое солнце, холмы горячего песка, низенькие кривые кустики или вспомнить тогдашних друзей, ребят из садика, игрушки. А телефонный аппарат ему подарила Ларка Лапаева. Ее отец привез его с какой-то точки и отдал дочери. Когда Витька в последний раз собирался улетать от Слезкиных обратно к родителям, Ларка пришла, вызвала его через тетю Любу и сказала: