— А какого Топало ты искала? Забыла? Кричала: «Топало, Топало!»
Рядом КТО-ТО глубоко вздохнул. Родька отпрыгнул, побледнел.
— Не бойся, — сказала Зойка. — Это Топало вздыхает. Потому что виноват!
— Виноват! — проскрипел голос.
У Родьки ноги подкосились. Он схватился за Зойку.
— Не бойся, — улыбнулась Зойка. — Топало добрый.
— Ка-акой Топало?
— Домовой. Только ты никому не говори. Это ужасная тайна.
У Родьки в голове все сдвинулось. Он совершенно ничего не соображал. Его можно понять: не каждый день приходится знакомиться с домовыми.
— Я не верю в домовых! — произнес он наконец первую фразу, которую сообразил.
И тут под ухом у него раздалось: «Мяу, мяу!» Точно так же, как в тот раз. И точно так же никакой кошки не было.
— Что ты его пугаешь! — шикнула на Топало Зойка.
— Ничего не пугаю. Я на кошачьем языке сказал ему: «Дурак!» В домовых он не верит!
«Значит, и тогда ОН мяукнул», — подумал Родька. Хотя кто — ОН? Неужели домовые существуют? Ведь КТО-ТО разговаривает с ним, это факт. Да еще дураком называет, хотя и на кошачьем языке.
— Сейчас мы все трое будем дружить, — сказала довольная Зойка. — Вот весело будет! Правда, Родька?
Родька кивнул, хотя нельзя сказать, чтобы ему было весело.
— А ты, Топало, его не обижай. Знаю я твои шутки!
— Я и не обижаю. Сам больно шустрый. У них все такие шустрые были. Ефим-мельник шагом не ходил, все бегом бегал.
— К-какой ме-мельник? — У Родьки язык заплетался.
— Не помнишь Ефима? Да у него мельница была поставлена еще двести лет назад! Когда я на свет появился, он уже вовсю муку молол!
— Ну как он может помнить какого-то Ефима! — возмутилась Зойка.
— Какого-то! — передразнил ее Топало. — Ефим-мельник! Известный человек! Уважаемый! От мельника все дети Мельниковы пошли.
— Значит, вы с Колей родственники! — Зойка ткнула Родьку в бок. — А ты говорил!..
— Все позабывали! — проворчал Топало. — Сами себя не помнят!
Кто больной?
Мама уже собралась искать Родьку, когда он явился бледный, измученный загадками жизни. И сразу же бухнулся на диван. Голова кругом. Даже папа переполошился.
— Нужно вызвать врача, — сказал он.
Уж если папа о враче заговорил, значит, дело плохо. Да и что может быть хорошего, если мальчик лежит и глядит в потолок, в одну точку. Ни на кого не реагирует.
Мама в отчаянии побежала за врачом. При этом чуть не сбила с ног Павла Михайловича Федулина. Он сразу понял; что-то случилось, и побежал вместе с ней: мало ли, нужна будет помощь. Павлу Михайловичу хотелось быть самым осведомленным и самым необходимым человеком на теплоходе. Всем нужен Федулин! Федулин нарасхват! И врача первым нашел, конечно, он!
Врач был молодой и веселый.
— Кто больной? — спросил он, подмигнув Родьке.
Прослушав мальчика, врач сказал, что такого здорового ребенка еще никогда в жизни не встречал. Мама обиделась, папа остался доволен.
— Хороший аппетит — залог здоровья! — произнес доктор и этим окончательно расположил к себе папу. Уходя, оставил аспирин на всякий случай: если здоровый — то не повредит, если больной — то поможет.
Родька аспирин не хотел глотать, но мама его заставила.
— Нервные пошли дети, — сказал Федулин. — Вот у меня внук во сне кричит, никакие врачи не помогают.
— Наш во сне не кричит, — сказала мама, опять немного обидевшись.
— Закричит еще! — заверил Федулин.
Раскланявшись, он удалился.
Мама присела рядом с сыном.
— Все-таки что с тобой?
Родька повернулся на живот и уткнулся лицом в подушку. «Сказать или не сказать?» Он дал слово, что будет хранить тайну… Но в то же время молчать очень трудно. А вдруг папа с мамой тоже были когда-то знакомы с домовыми, а ему просто не рассказывали?
Родька сел. Надо поговорить, это необходимо.
— Вы верите в домовых? — спросил он.
Папа с мамой переглянулись. Такого вопроса они не ожидали.
— Верите или не верите?
— При чем тут домовые? — улыбнулась мама.
— Вы не ответили на мой вопрос, — требовательно произнес Родька.
— Могу тебе совершенно определенно сказать: мы с мамой не верим!
— И вы никогда, ни разу в жизни не встречались с домовыми?
— Как-то не привелось, — сказал папа.
— Что тебе вдруг дались домовые? — спросила мама.
— Все понятно: это легенды Зойкиной деревни, — сделал вывод папа.
— Никакие не легенды! Я сам с ним познакомился.
— Ну и как он выглядит? — рассмеялся папа.
Родька стал смотреть в окно. Все, больше он ничего говорить на будет. И так разболтался, не сдержал слово. Не верите — и не верьте!
— Не думал я, что у тебя в голове такая чепуха, — уже серьезно сказал папа. — Мама изобрела робота Яшу, а ты придумываешь каких-то домовых.
При упоминании о роботе Яше мама сразу засветилась.
— Он такой сообразительный! — воскликнула она.
Мама очень гордилась своим роботом.
— Мой робот, — говорила она. — Мой Яша!
— За что ты его так любишь? — спрашивал папа, который не чувствовал к роботам душевной привязанности. — Живой он, что ли?
— Когда-нибудь я вас с ним познакомлю! — таинственно улыбалась мама.
Но папа с роботом не хотел знакомиться. А потом у Яши начались какие-то расстройства с памятью, и ему было не до знакомств. Мама так переживала, что похудела. Папа об этом Яше уже слышать не мог.
— Кто он в конце концов — член нашей семьи? Сейчас мы все из-за него начнем худеть, бледнеть, падать с ног.
Так говаривал папа. А сейчас он насчет робота выражал с мамой полное согласие и хотел, чтоб его сын думал о научно-техническом прогрессе, а не о домовых.
— Наш Яша всех домовых заткнет за пояс! — пошутил он.
Мама была довольна, что папа наконец сказал «наш Яша».
Родька ничего не имел против робота. Наоборот — всем рассказывал про него в школе и тоже гордился. У них в классе даже висел портрет Яши. Учительница сказала, что в будущем такие роботы будут и в их математической школе.
Но сейчас робот его совершенно не интересовал. И папа с мамой видели, что у Родьки на уме другое. Слушает их, а сам про свое думает. Что у него может быть «свое»?
«Явно с ним что-то происходит», — опять с беспокойством подумала мама. Она напоила его горячим чаем с клубничным вареньем, которое они захватили из дому, и уложила пораньше спать. Утро вечера мудренее.
А теплоход «Космонавт Савиных» все шел вниз по Каме. Солнце уже село за горизонт. Смеркалось. Воздух постепенно остывал, и теплоход, нагретый за день, тоже остывал, успокаивался. На реке царила вечерняя тишина, когда не всплеснет волна и птицы замолкают в предчувствии ночи, не шелохнутся деревья над водой.
В это время почти никто не сидел в каютах. Все гуляли, большие и маленькие, еще мало знакомые друг с другом и уже перезнакомившиеся. И теплоход, населенный этими разными людьми, плыл по тихой широкой реке, не тревожа ее покой.
Родькин сон
В эту ночь Родьке приснился такой сон. Будто стоит мельница в чистом поле и крутит крыльями. Мука мелется. А мельник Ефим сидит на бугорочке, бороду поглаживает. Борода вся белая, в муке.
Около него мальчик в длинной рубашке бегает. Очень похожий на Родьку. Даже волосы так же подстрижены — под горшок.
Вроде это внук мельника, а вроде это и сам Родька. И он — и не он.
— Ты бегать-то бегай, да нос не расшиби, — говорит ему дед Ефим. — Расшибешь нос — тогда кто мельником будет? Мельницу придется продавать. Так-то.
Родька старается сообразить: почему если он нос расшибет, то мельницу придется продавать? Но во сне долго думать некогда.
— Не расшибу нос! И мельником буду! — обещает он деду.
Тут прибежала черная собака и давай лаять. А Родька, он же внук мельника, вполне понимает, о чем собака лает.
— Ваш домовой запряг лошадь и на базар поехал, — сказала собака. — Вернется к вечеру.
А Ефим-мельник сказал:
— Ну, так и мы на базар съездим.
И Родька, который не совсем Родька, а внук мельника, сел на телегу и поехал на базар по равнине.
Невезучий капитан Петров
Над рекой висел густой утренний туман. Не видно ни земли, ни неба, ни воды. Очертания теплохода кажутся призрачными.
«Космонавт Савиных» стоял посередине реки, пережидая туман. Капитан Петров нетерпеливо прохаживался по рубке. Теплоход опаздывал уже на час. Пассажиры еще спали и не подозревали о непредвиденной стоянке.
Петров плавал капитаном первый сезон. И что-то ему не везло. В первом же рейсе сняли пассажира с подозрением на дизентерию. Немытые ягоды съел. Пассажир ничего, жив-здоров, а весь теплоход дезинфицировали. Комиссия нагрянула.
В следующем рейсе «Космонавт Савиных» чуть не наскочил на мель. Другой раз случилась буря. Штормило, как на море.
Сейчас вот туман без всякого предсказания метеорологов.
Команда посматривала на Петрова с сочувствием. Все видели: толковый капитан, но невезучий. А плавать с невезучим капитаном — значит, только и ждать какой-нибудь неприятности.
Петров знал, что он невезучий. Еще в школе, если происходили какие-то недоразумения, то непременно с ним.
В девятом классе, например, он чуть не стал чемпионом города по бегу на длинную дистанцию. Но на последнем круге к нему пристала пчела. Пока он махался, его все обогнали, да еще и глаз от укуса распух.
А в десятом классе он чуть не сыграл в шахматы с экс-чемпионом мира. Но в тот день, когда в клубе любителей шахмат состоялся этот знаменитый матч, он на ровном месте сломал ногу.
Потом он чуть не женился. Но оказалось, что девушка любит другого.
Невезучему человеку вообще жить невесело, а если плаваешь первый сезон капитаном на большом трехпалубном теплоходе, то эти невезения создают впечатление, что ты плохой командир и тебя явно поторопились поставить на эту должность. Так думал про себя сам Петров. Он был очень самокритичный человек.
А поставили Петрова капитаном совсем не случайно, случайно вообще капитаном не ставят: реку он знал и не представлял себе, как можно без реки жить. С детства плавал с отцом (который тоже был капитаном) на маленьком катере с громким названием «Орел». На «Орле» он и вырос, и потом работал матросом.
Петров смотрел в бинокль. Нет, ничего не видно. Туман как будто нарочно не расходится, чтобы осложнить жизнь капитану.
Туман, сплошной туман
Только домового на корабле и не хватало капитану Петрову!
В то время как он ходил по рубке, всматриваясь в туман, Топало тоже не спал ворочался в своем углу.
— Опять туман! — бормотал он.
В те утренние часы, когда над землей нависала сырая белая пелена, домового охватывало беспокойство. В голове у него возникала одна картина тех далеких времен, когда его и на свете не было. Кто-то в холщовой рубахе стучит топором, строит избу. Стучит, приговаривает: «Быть в избе доброму домовому, быть в избе доброму домовому!» А вокруг — туман облаками плывет. И людей на земле, видимо, еще совсем немного. И домовых тоже.
Топало повздыхал, поворочался. Голова разболелась. Он посмотрел в иллюминатор: белым-бело. В такой туман недолго и мимо Ключей проплыть.
Вчера мама Капелькина сказала:
— Ночью мы уже будем на Волге!
Это известие взволновало Топало. Значит, скоро будет поселок Ключи. Теплоход пристанет к берегу, и он встретится со своим другом Думало. Лишь бы туман не помешал.
Он подергал Зойку за рукав.
— Чего тебе? — сквозь сон спросила она.
— Мы на Волге или нет?
Зойка потянулась в постели, села, протерла глаза. Что-то непривычно тихо кругом. Догадалась: теплоход стоит! Значит, какая-то пристань.
Она тихонько слезла с верхней полки, чтоб не разбудить маму.
— Туманище-то какой! Ничегошеньки не видно! — прошептала она восторженно. В отличие от Топало ей туман очень нравился.
Зойка быстро натянула чулки, ботинки, достала из шкапа курточку.
Проснулась мама.
— Ты куда спозаранку?
— На туман смотреть.
— Невидаль! — проворчал Топало.
Мама посмотрела в иллюминатор, тоже удивилась:
— Ну и туманище!
— А мы у какой-то пристани стоим, — сказала Зойка.
У мамы тоже сон пропал, и они с Зойкой пошли смотреть туман.
Топало затопал за ними, хотя туман и не любил. Но ему надо было выяснить, не заплыли ли они в какую-нибудь другую реку вместо Волги, ведь ничего не видно, можно и заблудиться. А вдруг они уже на пристани Ключи стоят?
Зойка с мамой осторожно продвигались по сырой скользкой палубе к носу корабля.
— Никакая это не пристань, — сказала мама, — Непонятно даже, далеко ли берег.
— И долго мы будем стоять?
— Пока туман не рассеется…
Даже не верилось, что туман может когда-то рассеяться: хоть вверх, хоть вниз смотри — кругом бело. Рубка и та лишь расплывчатым контуром напоминает о себе.
— Это точно Волга? — опять спросил Топало.
— Нет, Дунай! — засмеялась Зойка. — А может, Енисей!
— Может, и Енисей. В такой туман куда угодно занесет.
— Как нас может занести в Енисей? Ты, Топало, ужасно неграмотный. Даже первоклассники знают, что Кама впадает в Волгу.
Топало остался доволен, что они, даже если не плывут, то стоят на Волге, а не на Енисее или Дунае.
Теплоход опаздывал уже на полтора часа. Капитан Петров старался проявлять выдержку и спокойствие. Он решил, что ходить по рубке и смотреть в бинокль бесполезно. Нужно сесть и ждать, когда туман рассеется. Все равно когда-нибудь это произойдет.
Капитан Петров был прав. Настало время, когда туман, наконец, начал отделяться от воды и, как пар, подниматься вверх. Кое-где проглянуло голубое небо — маленькими яркими лоскуточками.
Становилось все светлее и просторнее. Начали проявляться берега, деревья. Вначале нечеткие, размытые, словно не в фокусе.
Капитан встал у пульта управления. Заработали двигатели. Теплоход ожил.
— Ура! — закричала Зойка. — Мы поплыли!
Проглянуло солнце. Туман испарялся, становился легким, как дымка. Заблестела вода. Машины заработали яростнее. Корабль напрягся и в полную силу рванулся вперед.