Метаморфозы
Корона венков сонетов
Александр Ярославович Слука
© Александр Ярославович Слука, 2019
ISBN 978-5-0050-3864-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
К читателю
Моя доча, я хочу, чтобы ты была здорова
и телом, и душой всегда. Жизненное Счастье
ищет тебя и найдет. Я верю в это.
Возможность достичь успеха при жизни предоставляется лишь тем, кто успел «проснуться» до наступления смерти. Истинность выражения, на мой взгляд, очевидна. Ибо только целеустремлённому и настойчивому человеку, обладающему глубокими знаниями и пониманием того, что он делает, дано преуспеть. Лень, невежество или же глупость, что, по большому счёту, одно и тоже, ни на миллиметр не приблизят к желаемому, сутью которого, подчас, является кропотливый ежедневный труд, порой в течение всей жизни. Человек появляется на свет для того, чтобы познавать и творить. Если он не способен к этому, то жизнь его пуста и бессмысленна, подобна сну, пусть даже и красивому. Стремление к постижению неизведанного, созиданию прекрасного заложено изначально в каждом из нас. Вначале оно служит толчком к пробуждению, в дальнейшем же: движущей силой на Великом жизненном пути. Жаль лишь, что само пробуждение наступает у одних раньше, у других – позже, у третьих – не наступает никогда.
Безусловно, человек многогранен. Внутри каждого из нас идёт постоянная борьба между добром и злом. Одних ведёт и охраняет по жизни светлый ангел, других – тёмный. Мы не похожи друг на друга. Жизнь на каждого из нас накладывает свой отпечаток. Однако, как бы там ни было, в глубине души у каждого есть что-то хорошее, только глубины у всех разные и порой, донырнуть у себя в душе до этого хорошего не каждый может. Книги же всегда давали, дают и будут давать такую возможность, так как человек остаётся один на один с написанным. И если то, что он читает, заставляет его хоть что-нибудь почувствовать и пережить заново какие-то моменты своей жизни, пробудиться, давно уснувшему, воображению и вновь всколыхнуться чувствам, значит то, что написано – написано не зря. Очень хочется верить, что эти стихи смогут окунуть Вас в воспоминания, заставить задуматься над некоторыми вопросами, глубоко похороненными под накопившимся хламом проблем, пересмотреть по-новому свои жизненные позиции, а также добавят Вам доброты, тепла и душевного покоя.
С уважением, Александр Слука.
МЕТАМОРФОЗЫ. КОРОНА ВЕНКОВ СОНЕТОВ
I dedicate to M. Vilcheuskaya
Любовь – это не чувство, а дар Божий!
Венок №1
1
О, бархат обжигающего тела…
Храним землёй и небом твой секрет.
И как же много рыцарей истлело,
Не одержав желаемых побед.
Веками льётся кровь, а с ней и стоны,
За поцелуй и за любовный взгляд.
О, всё к ногам – и царства, и короны,
О, всё к ногам за этот сладкий яд.
В лета не кануть этому безумству,
Векам не одержать над этим верх,
А, впрочем, как не пасть и вольнодумству
В стремлении обресть огонь утех.
О, честь! О, благородство! О, позор…
Всё сплетено в неведомый узор.
2
Всё сплетено в неведомый узор
Невидимыми нитями желаний.
И разума с душою вечен спор,
Как вечен мир сердечных истязаний.
В истории примеров нам не счесть
О лжи, любви, предательстве и правде.
Не одного сразила насмерть месть
И не один представлен был к награде.
Наградою была любовь и страсть,
За это смело шли на эшафоты,
За томный взгляд готовы были пасть
И покорить морей широких воды.
И сквозь века шагают чувства смело,
И страстному горенью нет предела.
3
И страстному горенью нет предела,
Как нет предела дивной красоте.
И не одна написана новелла
На, чудом не истлевшей, бересте.
И не один попался в эти сети
И стал рабом, щемящих грудь, оков
Нет ничего заманчивей на свете,
Чем тихий зов далёких берегов.
А прелесть в том, что, попросту, не знаешь:
Удастся, не удастся ли доплыть.
О, неизвестность! Ты, пугая, манишь —
Шекспировское «быть или не быть».
И нет границ у мук, что дарит взор,
Как нет предела прелести озёр.
4
Как нет предела прелести озёр,
Так нет предела счастью и несчастью.
Но мы живём всему наперекор,
Подчас дробя сердца свои на части.
И, напрочь забывая о других,
Бросаемся, как в омут, в бездну жизни
А попадая в мир глухонемых,
Клянём затем себя в авантюризме.
Но непреклонен этот сердца зов,
И неизменен зов души и тела.
Желаний пропасть, как и пик веков,
Всегда всем управляют так умело…
Как в сердце ты вошла, я не заметил.
Один твой взгляд – в груди бушует ветер.
5
Один твой взгляд – в груди бушует ветер
И что же это: сказка или быль?
Душа играет тихо на кларнете,
И страстью опрокинут разум в пыль.
Как рыцарь пал, не в силах вновь подняться.
Повержен, будто Марием* тевтон.
Меч мудрости не хочет выниматься,
И страсть над ним танцует вальс-бостон.
Одна надежда на кинжал сомнений
Да опьянённой памяти и дум
(Он притуплён огнём прикосновений).
А это только первый слабый штурм.
Страсть обернулась вкруг души гюрзой.
Касание руки – пустыни зной.
6
Касание руки – пустыни зной.
Ты как богиня страсти Клеопатра*.
Тобою похоронен мой покой,
И разума потоплена эскадра.
Я отуплён. Я в сказочном бреду.
Весенним обдаваем дуновеньем,
Среди богатства зелени бреду,
Вперёд ведомый внутренним стремленьем.
О, как прекрасен мая аромат.
Любовью перемножен вдвое, втрое.
Я чувствую, что сказочно богат,
Хотя скорее – сказочно раздвоен.
Живёт веками, жертвы свои метя,
Коварство чар и в жизни, и в сонете.
7
Коварство чар и в жизни, и в сонете
Никем не расшифровано пока.
Его природа кроется в секрете,
Которому, увы, уже века.
Хотя, пожалуй, я чуть-чуть ошибся.
«Тысячелетья!» – слышу я с небес.
О, как давно Парис* тот вышел биться,
О, как давно пал в битве Ахиллес*.
То… чувственное рабство нас толкает
На подвиги, предательство и ложь.
Коварство чар чуть сладко обласкает,
Как в томную бросает сразу дрожь.
Оно, секрет скрывая верно свой,
Нам дарит лёд и пламень не впервой.
8
Нам дарит лёд и пламень не впервой
Прекрасною весеннею порою
Цветущий май, играющий листвой,
Лишая в миг душевного покоя.
И как тут быть? Такими рождены.
Борьба с собой игре быстрей подобна.
И каменного века валуны
Повергнуть ветер тоже не способны.
Не в силах парус бурю усмирить.
И выбор у него, ох, небогатый:
По океану с волнами бродить,
Иль с мачтою уйти во тьмы пенаты.
Иду весной, покой в душе утратив,
Случилось всё не вовремя, некстати.
9
Случилось всё не вовремя, некстати.
История банальна и проста.
Шутливый ветер, кудри мне взлохматив,
Смеялся, с ними мысли разметав.
Цветенье мая действует волшебно.
Но, чувства обостряя в сотни раз,
К одним, увы, относится враждебно,
Другим же – задушевный дарит джаз.
Под пенье птиц, от неба в полушаге,
Взирал я на весенний маскарад
И делал зарисовки на бумаге,
Как с неба улыбнулся вдруг Приап*..
И страстью пропитался тихий май
Как будто бы случайно, невзначай.
10
Как будто бы случайно, невзначай
Я потерял себя среди цветенья.
Душа махнула сердцу: «Что ж, пускай».
Мой разум опьянён был без сомненья.
О, чары, чары… Ваше колдовство
Дало вам неплохие результаты.
Весеннее любовное вино —
Меж разумом и сердцем баррикады.
Всё обаянье бросилось вперёд,
Не думая о том: а вдруг ловушки?
И, чувствуя любви и страсти мёд,
Шепнуло, что сомненья – безделушки.
О, как сильно любовное заклятье.
Ты так была прелестна в белом платье.
11
Ты так была прелестна в белом платье!
Как лепестки сирени под окном.
«Она твоё несчастье и проклятье,» —
Возникла мысль, окутанная сном.
«Уйди, прошу! – душа ей прошептала, —
И не мешай. Всё так вокруг поёт.
Ещё чуть-чуть… и будет звон бокала,
Ещё чуть-чуть… и будет сладкий мёд.
Что может помешать любви и счастью?
Ах, преданность?! Её угомоним.
Я прикажу ей, выданной мне властью,
Забыть себя, как сон! Уйти как дым».
И мысль ушла, воскликнув тихо: «Ай».
Летели лепестки. Был месяц май.
12
Летели лепестки. Был месяц май.
И мы стояли, нежностью объяты,
Под трели развесёлых птичьих стай.
К нам приближались звёздные плеяды.
А улетев в далёкие миры
Созвездия Весов, иль может Веги,
Мы соберём все звёздные дары,
Плывя в ночи на сказочном ковчеге.
Забыто все. Забыты все слова.
Лишь близость тел и звуки поцелуя.
И кружится от счастья голова,
Почувствовав волну любви хмельную.
Стоим, сердца мы маем обвязав.
Сплетенье рук, счастливая слеза.
13
Сплетенье рук, счастливая слеза.
Не чую я ловушек и подвоха.
О, страстные и жгучие глаза.
О, эта прелесть сладостного вздоха.
Им невозможно противостоять.
Их власть огромна, просто безгранична.
Умом, пожалуй, это не понять.
А спрашивать у сердца – нетактично.
А потому, пусть будет всё как есть.
Во всём, уверен, время разберётся.
Но счастье, иль несчастье буду несть?
О, это, видно, как уж доведётся.
Судьба подносит часто чудеса.
О, чудные зелёные глаза.
14
О, чудные зелёные глаза…
Как широки любовные просторы.
Вот где-то собирается гроза,
И в небе появились туч узоры.
А мы стоим и нам всё нипочём,
Нам хорошо в весеннем лесопарке.
Я чувствую твоё плечо плечом.
От этого становится мне жарко.
Я понимаю, что почти пропал.
Мечтаю лишь о будущей усладе.
Не так давно не думал, не гадал
Об изумруде – грезил об агате.
Но жизнь решила так, как захотела.
О, бархат обжигающего тела.
15
О, бархат обжигающего тела…
Всё сплетено в неведомый узор.
И страстному горенью нет предела,
Как нет предела прелести озёр.
Один твой взгляд – в груди бушует ветер,
Касание руки – пустыни зной.
Коварство чар и в жизни, и в сонете
Нам дарит лёд и пламень не впервой.
Случилось всё не вовремя, некстати.
Как будто бы случайно, невзначай.
Ты так была прелестна в белом платье.
Летели лепестки. Был месяц май.
Сплетенье рук, счастливая слеза.
О, чудные зелёные глаза…
Венок №2
16
О, чудные зелёные глаза…
Теперь я грежу вами постоянно.
А память, в узелочек завязав,
Я на задворках мыслей прячу рьяно.
Она мешает напрочь позабыть
Всё то, чем жил до этого на свете.
Её неугомонность, сила, прыть
Мне не даёт грудь страстью трафаретить.
Противлюсь я тому, что где-то ждёт
Меня любви безоблачное царство.
Уже с другой хочу идти вперёд
И покорять другое государство.
Любви и страсти начались бурленья.
Готов тонуть, тонуть без сожаленья.
17
Готов тонуть, тонуть без сожаленья!
В прекрасной бездне воздуха весны.
Как безгранично сладок миг владенья.
Как безгранична прелесть желтизны.
О, осень! Словно краткая минута
На грусть, воспоминания, печаль.
Но это будет позже, а покуда
Мне прошлого не нужно и не жаль.
Гоним вперёд весной, душевной бурей
Готов всё принимать таким, как есть.
К небесной сердцем близок я лазури,
А прошлое – исписанная десть*.
Иду вперёд я, памяти грозя,
Не взвешивая странных «против-за».
18
Не взвешивая странных «против-за»,
Мы часто ошибаемся в решеньях.
Затем тоской по осени скользя,
В желтеющих теряемся забвеньях.
Мы плачем в увядающей листве,
И тешим душу зреющим багрянцем,
И о сердечном думаем вдовстве,
Грудь, обжигая внутренним румянцем.
Но осень не способна нам помочь.
Ей разве муки совести известны?
Она – тысячелетий вечных дочь,
А мы – всего лишь дети вечной бездны.
И мы идём вперёд без сожаленья,
Отбросив, напрочь, в сторону сомненья.
19
Отбросив, напрочь, в сторону сомненья
Ныряю, как и многие, я в сон.
О, какова же сила притяженья
Того, что называем мы огнём.
Но что он: теорема, аксиома?
Он для одних – могучий Буцефал*.
А для других – погибель и Мамона*,
Для третьих – бесподобный чудный лал*.
Огонь любви пленяет нас безмолвно.
Борьба с ним до безумия трудна.
Он многолик и вечен, безусловно.
Обожжена душа им не одна.
Горит прилука* сладостно в руках,
Лукавая улыбка на губах.
20
Лукавая улыбка на губах.
О, как она заманчиво-прекрасна.
Я вижу – вестовщик на облаках,
Смеётся громко, цитерский*, заразно.
Он весел и ему всё нипочём.
Добился он того, что было нужно.
Начав с мелодий птиц весенним днём,
Закончил тем, что сердцу стало душно.
А часть меня ворчит: «Всё это – пуф*,
Глупец какой! Ты ослеплён мечтами».
Но только вздохи принимает слух
И вечереет май под облаками.
И тишина, родившаяся разом,
Хмелит и затуманивает разум.
21
Хмелит и затуманивает разум
Не только крепость терпкого вина,
Туманят часто голову алмазы,
Богатство и простая новизна.
Но каждый выбирает самолично,
Что будет его медленно пьянить,
На что взирать не будет безразлично,
К кому души своей протянет бить*.
Пороки в нас, увы, неистребимы.
Всё потому, что волей мы слабы:
То алчны, то ленивы, то слезливы,
То попросту боимся той борьбы.
Спешат куда-то мысли впопыхах.
Мне кажется, что я живу во снах.
22
Мне кажется, что я живу во снах,
Искрящихся вкруг брызгами сирени.
Я – Антиной*, но я лежу в ногах,
Как верный пёс, глядящий на колени.
Случилось что?! Не в силах я понять.
Готов и к наказаниям, и к ласке.
И за твоих волос одну лишь прядь
Готов топить всё в дикой свистопляске.
С тобой я – Бог и в тоже время раб.
И это, право, просто наважденье.
И не пойму я – рад иль же не рад?
Везенье в том моё иль невезенье?
Блестят на небе звёзды, как алмазы.
Я всюду: на земле, и в небе сразу.
23
Я всюду: на земле, и в небе сразу.
Как непривычно чувство это мне.
Я лунные дарю тебе топазы —
Ты снова возвращаешь их луне.
И так, идя долинами созвездий,
Мы познаём бездонный мир любви.
Но чувствую я поступь тьмы возмездий.
«Аксиос*…» – шепчут лунные сады.
Всего пока ещё не понимая,
Гоню свою тревогу грубо прочь.
Скажи мне «я люблю», скажи, родная…
«Ты нужен мне,» – ответом дышит ночь.
Всё также верю я в любовный вздох,
Но, чувствуя в лукавости* подвох.
24
Но, чувствуя в лукавости подвох,
Мы продолжаем думать о хорошем.
Не нужно много, хватит даже крох,
И снова мы готовы к тяжким ношам.
Натура наша просто такова:
Надеяться и ждать, любить и верить.
Скупые даже дороги слова,
Мы так боимся встретиться с потерей.
И оттого готовы мы на всё,
И оттого готовы верить слепо,
Что счастья миг не будет унесён
Ветрами неожиданно, нелепо.
Но грусть моя рождается неспешно.
Противиться пытаюсь, безуспешно.
25
Противиться пытаюсь, безуспешно,
И страсти, и тревогам, и любви.
Я чую, что, пожалуй, сильно грешен,
Всё прошлое оставив позади.
Но вновь спешу к фигуре в белом платье.
Несу опять топазов лунных блеск.
И попадаю снова под заклятье,
Любви и страсти ощущая всплеск.
И звездный фейерверк, и хвост кометы
Сплелись в один расстеленный ковёр.
Переступая луны и планеты
Несу любовь. В груди моей костёр.
О, женщина! Правитель всех эпох
Один твой, томно-вырвавшийся, вздох.
26
Один твой, томно-вырвавшийся, вздох
И я счастливей всех и вся на свете.
Мне кажется… нет, знаю – я б иссох,
Умчись внезапно ты, как бурный ветер.
Не мил мне без тебя весь этот мир.
Я напишу о том в своих сонетах.
О, как глубок, могуч любовный вир.
Я буду навсегда в твоих адептах*.
Лишь говори мне чаще: «Я не сон».
Лишь говори: «Ты нужен мне, как воздух».
Твоей любовью к небу вознесён,
Моя Августа*! От ненастий роздых*.
А ты в ответ киваешь мне прилежно,
И грудь опять поёт любовью нежно.
27
И грудь опять поёт любовью нежно,
И звуки арф сплетаются в венки.
Как океан любовь моя безбрежна,
Она – костёр всем ливням вопреки.
Я верю в чудо россыпей бесценных,
В сердечный нескончаемый поток,
Но ум рисует Янусов* надменных,
Ему шепчу: «Уйди, какой в том прок?
Отстань, угомонись, забудь всё это.
Займись подсчётом самых ярких звёзд.
Моя любовь совсем небезответна.
Я лёгок, как лесной певучий клёст*».
Ты миром правишь, женщина, умело!
И отданы тебе душа и тело.
28
И отданы тебе душа и тело,
А драгоценней ничего и нет.
О, женщина! Мужи – твои всецело!
Любовь твоя – безжалостный стилет*.
Сердца пронзая, ими ты играешь
И даришь свет одним, другим же – тьму.
С лукавою улыбкой заключаешь
Мужские души в сладкую тюрьму.
И власть твоя над ними безгранична,
Как безграничен звёздный океан.
Теперь я сам столкнулся с этим лично.
О, фибула*, моих душевных ран.
Тебе противиться пытаюсь неумело —
Мой разум слаб и борется несмело.
29
Мой разум слаб и борется несмело.
И он падёт, как некогда Аякс*.
Я вижу – небо страстью заалело,
О, безусловно, прав великий Макс*.
Бурлят веками чувства и желанья,
Сквозь тернии времён, ведя вперёд.
И мы идём среди благоуханья
Тех роз ветров, что дарит небосвод.
О, женские глаза! Загадка мира!
Прекрасен и таинственен ваш свет.
В груди моей звучит, лаская, лира,
Весною вновь подарен нам рассвет.
Пока неясен жизненный зигзаг.
О, чудные зелёные глаза…
30
О, чудные зелёные глаза…
Готов тонуть, тонуть без сожаленья!
Не взвешивая странных «против-за»,
Отбросив напрочь, в сторону сомненья.
Лукавая улыбка на губах
Хмелит и затуманивает разум.
Мне кажется, что я живу во снах:
Я всюду: на земле, и в небе сразу.
Но, чувствуя в лукавости подвох,
Противиться пытаюсь, безуспешно.
Один твой, томно-вырвавшийся, вздох
И грудь опять поёт любовью нежно.
И отданы тебе душа и тело,
Мой разум слаб и борется несмело.