– Райт едет сюда, – произносит Мартин. Раз он все еще здесь, значит, я не так долго был без сознания. – Но и он сказал, что не сможет замять дело, если ты не сообщишь, где находился в момент убийства Линди.
– Я предоставлю, – сипло отвечаю я, приподнимая голову. – Мне гораздо лучше.
– Уверен? – спрашивает Мартин. Я смотрю на него, отмечая тот факт, что он больше не двуликий, как древнеримский Янус.
– Относительно, Мартин. Увереннее в моем положении я ответить не могу. Сколько я здесь?
– Четвертые сутки. Первый раз ты забился в припадке еще в комнате для дознания, перепугав детектива Штейна. Да и меня, если быть откровенным. Последующие дни провел в отключке. Ты сможешь еще продержаться?
– Недолго, – признаю я очевидное. Черт, я думал, что меня привезли вчера. Четыре дня! Херова туча времени потеряна зря. – Не выношу замкнутые пространства. Договорись с Райтом, чтобы все допросы проводились в комнатах, где есть окна.
– Ты думаешь он разре…
– Он разрешит, – резко перебиваю я. – Просто передай ему мою просьбу.
– Хорошо, Рэн. Я понимаю, что с тобой лучше не спорить в таком состоянии. Давай к делу. Что насчет алиби?
– Вот пристал, – снова падая на подушку, произношу я надтреснутым голосом. – Я предоставлю все, что необходимо.
– Отлично, – удовлетворенно кивает Роббинс.
– Есть одно условие.
– Какое?
– Информация, которую я предоставлю останется в этих стенах. Никакой огласки.
– Я решу вопрос, Рэн. Не сомневайся. Я хоть раз тебя подвел? – кривая улыбка на лице Мартина явственно намекает на обстоятельства нашего последнего «дела». Если бы я мог усмехнуться, если бы был способен управлять собственной мимикой, то сделал бы это. «Я хоть раз тебя подвел?» Сколько раз за свою чертову жизнь я слышал эту фразу?
– Забудь обо всем, что было в отеле, – отрезаю я металлическим тоном. – Девушка не твоя забота, Роббинс. И больше не моя. Я отпустил ее в свободное плавание.
– И я тебя понимаю, – удовлетворенно хмыкнул Мартин. – Хотя такая горячая крошка Розариуму бы не помешала.
– Она не подходит, – категорично произношу я и добавляю: – Итан был прав.
– Кстати, об Итане, – мрачно начинает Роббинс, заставляя меня внимательно взглянуть на него. – Тут такое дело… – мнется он.
– Говори, не размазывай сопли.
– Он, согласно распечатке, отправил тебе за день до убийства Линди сообщение, где предупреждал о том, что она наняла адвоката и готовится разнести тебя в пух и прах в суде.
– Я его не читал. Это же можно проверить, – хмурюсь я, пытаясь проанализировать услышанное. Я действительно не знал, что Лин собралась устроить юридическую войну.
– Да, но ты же мог выяснить и другими способами. Я так не думаю, но вот детектив может предположить. К тому же Хемптон намекнул в том же сообщении, что Лин знает много личного о тебе… Хммм… того, что лучше не придавать огласке. Это так?
– Да, – киваю я после небольшой заминки. Шум в ушах усиливается по мере учащения дыхания и тарабанящего, словно молот, сердца. Я перевожу взгляд на окно, пытаясь успокоить пульс равномерным дыханием. Бл*дь, я нуждаюсь в холодном душе, чтобы смыть себя пот и омерзительный запах блевотины, но не уверен, что переживу банные процедуры в закрытом пространстве. Это может многим показаться диким, но в моем доме даже стены ванной комнаты и туалета сделаны из стекла. Разумеется, что снаружи оно тонировано. Однако те редкие гости, которые приходили ко мне, предпочитают справлять нужду в другом, традиционном туалете. Никому не хочется сидеть на унитазе на глазах у всего города, даже если ты знаешь, что стекло с оборотной стороны непрозрачное. Зрительное восприятие для человека иногда важнее голоса разума. «Самого главного глазами не увидишь», так, вроде, говорил Маленький Принц Экзюпери. И я согласен с ним на сто процентов. Он понимал в устройстве мира куда больше, чем многие ученые, получившие Нобелевскую премию за свои открытия.
– Эти обстоятельства могут всплыть в ходе расследования? – осторожно спрашивает Роббинс.
– Расследование необходимо направить в другое русло, – резко отвечаю я. – На поиски убийцы, а не полоскание моего грязного белья. Хотя, я сейчас с удовольствием бы пополоскал себя.
– Ну, да, воняешь отвратительно, – поддакнул Мартин и тут же заткнулся, когда я одарил его уничтожающим взглядом.
– Что сейчас есть у следствия по факту? – спросил я.
– Немного. Почерк тот же, что и в случае с твоей матерью, – Мартин встает со стула, на котором сидел, и неспешно проходится к окну, убирая руки в карманы пиджака. – Обе были связаны в положении сидя, руки за спиной. На месте преступления никаких следов взлома или сопротивления, что говорит о том, что жертвы могли знать преступника. Тринадцать проникающих ранений в область грудной клетки, нанесенных острым колющим предметом. Ну, и прямая связь обеих жертв с тобой. Выглядит все это не очень, учитывая назревавший бракоразводный процесс и возможный слив конфиденциальной информации, которой владела твоя жена. Плюс именно ты нашел ее на месте преступления, и выглядел при этом немного странновато и жутковато.
– Ты бы вряд ли выглядел лучше, если бы второй раз в жизни столкнулся с подобным зрелищем, – сообщаю я, отгоняя тут же встающие кровавые картинки перед глазами.
– Рэн, я не детектив, не прокурор, – произносит Роббинс сдержанным тоном. – Я твой адвокат. Мне можешь ничего не объяснять. Если ты говоришь, что не убивал, я придерживаюсь этой же версии.
– А если я скажу, что убил? – предполагаю я, пристально глядя в голубые глаза Роббинса.
– Тогда я выберу другую тактику, – тут же бесстрастно отвечает он.
– То есть тебе все равно? – уточняю я.
– Нет. Я просто верю тебе на слово, – качает головой Мартин. В непроницаемых глазах нет ни тени сомнения. Вот же хладнокровный ублюдок.
– Вранье! – грубо отвечаю я. – Ты думаешь я способен убить свою мать? А потом жену?
– Судя по фактам, ты не был особо привязан ни к той, ни к другой, – бесстрастно заявляет адвокат.
– Это тоже ложь. Я любил обеих. То, что они меня разочаровали, не имеет никакого отношения к моим чувствам сейчас.
– Хорошо, – сдержанно кивает Мартин. Опускает голову, словно раздумывая над чем-то, а потом смотрит мне в глаза. – Ты уверен, что не делал этого? Твои приступы… я консультировался, они могут сопровождаться кратковременной потерей памяти.
– Я знаю. Это не тот случай. В моем доме созданы все условия для того, чтобы я не испытывал дискомфорта. И Лин не должно было там быть. Мы давно не живем вместе.
– Я об этом наслышан, как и половина Кливленда, я думаю. – Мартин в притворном смущении отводит глаза, изображая мужскую солидарность. – Она вела себя так, что у тебя реально был повод.
– Меня не волновала ее личная жизнь, Мартин, – нейтрально сообщаю я. – Я просто хотел, чтобы она исчезла из моей.
– Совершенно не волновала? – внимательный пристальный взгляд задержался на моем лице. – Мне, как мужчине, сложно представить ситуацию, в которой я бы забил на то, что моя жена ложится под каждого и еще рассказывает о том, что я полный ноль в постели.
– Верить или нет – выбор каждого, Роббинс. Меня беспокоили исключительно ее попытки вернуться в мою жизнь.
– То есть… – Мартин даже немного растерялся. – Ты хочешь сказать…
– Я хочу сказать, что Лин устроила этот балаган, чтобы заставить меня увидеть ее, обратить внимание. У нее не вышло.
– Это охереть как жестко звучит, Рэн, – хмыкнув, качает головой Роббинс.
– Возможно, – невозмутимо соглашаюсь я.
– Ты никогда думал о том, чтобы дать ей шанс?
– Я похож на идиота? – скептически переадресовываю вопрос.
– Я просто уточнил. Когда начнется допрос, ты услышишь вопросы пожестче, чем те, который задал я. Ты должен быть готов.
– Дай мне пять минут с Райтом и допроса не будет, – уверенно сообщаю я.
– Он тоже у тебя на крючке? – Мартин не выглядит удивленным, но ему необходимо подтверждение.
– Как и многие другие в различных структурах власти Кливленда, – невозмутимо киваю я.
– Тогда нам не о чем беспокоиться, – натянуто ответил Роббинс. – И последний вопрос, Рэн. Это для меня. Не для протокола. Сожалеешь о том, что Линди погибла?
Я опускаю глаза вниз, на свои руки. Безымянный палец все еще хранит белесую полоску от обручального кольца. Когда-то я любил ее очень сильно. Мы были по-настоящему счастливы.
– Однажды Лин спасла меня, Мартин, – немного охрипшим голосом произношу я, сгибая и разгибая пальцы. – Со стороны я могу показаться безжалостным неблагодарным подонком. Уверен, что именно так она и считала. Но я никогда не желал ей зла. Знаешь, для большинства людей существует понятие «между». Между да и нет, между вчера и сегодня, между прошлым и будущим, между люблю и ненавижу, между никогда и может быть. Для меня таких понятий не существует, Роббинс. И если вчера я любил ее, но она не оправдала моих надежд, то сегодня ее в моей жизни не будет. Нет ничего проще, на самом деле. Это то, что должен уметь делать каждый. Сбрасывать груз совершенных ошибок. Не она ошиблась, выбрав меня. А я. Я не разглядел ее истинное лицо. Заблуждения или мои фантазии и первая серьезная влюбленность не позволили мне понять, что я связал свою жизнь не с тем человеком.
– И что же Лин такого сделала? – полюбопытствовал Роббинс. Я ответил ему холодным, отсутствующим взглядом. – Не думаю, что ее развеселый образ жизни начался, когда вы еще ладили.
– Мы и не ссорились, Мартин, – бесцветным тоном произношу я, глядя как ветер раскачивает раму окна. – Ты не слышишь меня. Она просто осталась в том дне, где я оставил мысли о ней.
– Наверное, это чертовски сложно и требует огромных внутренних сил, чтобы мгновенно вычеркнуть человека из жизни.
– Нет. На самом деле нет ничего проще. Гораздо сложнее любить. А когда любовь уходит, то и сложностей не остается. Она долгое время заставляла меня верить в то, что является единственной, что подобных ей нет. Даже не заставляла, я сам был рад обманываться.
– А потом ты увидел целый цветник других красавиц? – с понимающей улыбкой спросил Мартин. Я с недоумением смотрел на него. Вот мы говорим с ним о девушке, которая умерла в возрасте тридцати лет, а он улыбается. Кто из нас более ненормальный?
– Я не видел других женщин, пока видел ее, Мартин. И в моем случае это требует максимальной отдачи. Если человек любит другого, то он не сомневается, не пытается искать скелеты в его шкафу, а любит его так – вместе со скелетами.
– Я вряд ли смогу понять, что ты пытаешься сказать, – сдался Роббинс. Я снова поднял взгляд к окну. Я знал, что из того, что скажу сейчас Мартин снова ничего не поймет, но иногда мне самому нужны слова, необходимо проговорить то, что царапает душу изнутри.
– В тот момент, когда я увидел Лин, увидел мертвой… Когда я понял, что произошло, то осознал, что во многом моя теория отношений оказалась неверной. Я должен был научить ее отпустить меня так же, как сделал это сам. Или защитить ее. Моя ошибка в том, что я просто выпустил ее из клетки на волю, закрыв дверцу, а она не переставала биться о прутья, пытаясь вернуться назад.
– Мы все ошибаемся, парень.
– Только не я, – стиснув челюсти, качаю я головой. – Есть человек, который идет по моим пятам. Он дышит мне в спину, выбирая для удара момент, когда я больше всего уязвим.
– Ты говоришь об убийце? Есть догадки? Думаешь, что знаешь его? Точнее, я уверен, что знаешь. Все это смахивает на личную вендетту. – Тут же ухватывается за мои слова адвокат.
Я поднимаю руку, чтобы потереть пульсирующие виски. И мое сердце все еще надрывается от слишком быстрого ритма, и дышу я все так же прерывисто, но способность мыслить и говорить связно возвращается, что не может не радовать.
– Я не знаю, кто он, – четко отвечаю я, чувствуя на себе настойчивый недоверчивый взгляд Роббинса. Я понимаю его сомнение и подозрения в отношении правдивости моих слов. Но я должен сам разобраться, сам решить проблему. А если не справлюсь… Если не справлюсь, то в следующий раз привязанным к стулу с проникающими тринадцатью ножевыми ранениями в область грудной клетки найдут меня. О да, это было бы фееричным завершением моей жизни. Я остался бы в памяти городка как самая загадочная и таинственная личность за всю историю его существования. Людям свойственно мистифицировать то, что они не понимают. Я даже думать не хочу какими теориями пестрили бы заголовки газет в случае подобного исхода. Сейчас они наверняка все кричат о том, что Рэнделл Перриш снова взялся за нож и ему опять все сойдет с рук. Осталось немало уверенных после истории с Корнелией, в том, что именно я убил ее, я тот злодей, которого полиция не смогла задержать за неимением прямых улик и доказательств. Я никогда не пытался никого убедить в том, что я совершал или не совершал.
За несколько месяцев до ее смерти я узнал о существовании Гарольда Бэлла. Точнее, я знал о нем из газет и новостных рубрик, как о финансисте, банкире и одном из основателей города, я не раз видел его выступления по телевизору, который мы любили смотреть вместе с Лин по вечерам после выматывающего секс-марафона.
Однако личное знакомство состоялось при совершенно неожиданных обстоятельствах. Я приехал к матери без предупреждения, открыл своими ключами, и сразу понял, что в квартире посторонний. Меня насторожил тон разговора Корнелии с клиентом, как и его голос, который показался мне смутно знакомым. В напряженном разговоре звучали имена, и у меня не осталось никаких сомнений, что мать проводит консультацию для самого богатого человека в Кливленде. Бизнесмена, который владел автомобильными заводами, фабриками по изготовлению энергосберегающих ламп и многими другими предприятиями, объединившимися под названием одного крупного холдинга «Бэлл Энтерпрайз». Многопрофильность его интересов не раз заставляла меня углубляться в биографию этого человека-легенды, и вот я стою под дверью, слушая, как он угрожает моей матери. А в том, что его слова содержали угрожающий посыл, сомнений не было. Я вслушивался в каждое слово, произнесенное с раздраженной требовательной интонацией. Мать отвечала ему тихим, немного растерянным голосом.
– Ты уедешь отсюда, Кони. Этот город стал слишком мал для нас двоих. Убирайся, иначе мне придется решить проблему по-своему. Ты хочешь этого?
– Как ты можешь угрожать мне после всего, что сделал?
– Если хочешь, чтобы тебя оставили в покое – убирайся. С твоими талантами ты сможешь неплохо устроиться в любом штате.
– Ты же знаешь, что я не беру деньги.
– Потому что ты плебейка и идиотка. Сумасшедшая дура с принципами гордой голодранки. Мой отец предлагал тебе выгодные условия, от которых ты отказалась.
– Твой отец наглядно показал, насколько выгодными могут быть условия, о которых ты говоришь.
– Нужно было просто взять деньги и исчезнуть, когда я тебя попросил. Ты не имеешь права так говорить об Эрике Бэлле. Он создал этот город, шаг за шагом поднял его с колен после Великой депрессии. Пока ты сидела тут, как крыса, прячась от внешнего мира, мой отец создавал новые рабочие места, строил заводы и дороги. А теперь я и мои сыновья продолжаем его дело, а ты продолжаешь сидеть тут, раздавая советы моим партнерам о том, как им следует вести свои дела. Мне нужно чтобы ты уехала, Корнелия. Ты мешаешь мне.
– Ты же знаешь, что я не могу этого сделать.
– Твоя больная голова не является оправданием. Это мое последнее предупреждение.
– Я могу подумать?
– Да, подумай. А потом вернусь, и если найду тебя здесь, то мне придется принять радикальные меры.
– Почему бы тебе просто не забыть о моем существовании.
– Ты знаешь почему. Знаешь! И слишком много людей в последнее время рассказывают мне о некой особенной женщине, которая помогает решить любые проблемы парой фраз. Я предлагаю тебе решить свои собственные проблемы. И как можно скорее. Поняла меня?
Я не слышал, что ответила Корнелия. Возможно, просто кивнула. Услышав уверенные шаги, приближающиеся к двери, я предпочел скрыться на кухне, чтобы не столкнуться с Бэллом лично.