После анализа этих исследований и других, им подобных, Хэйр пришел к выводу, что у собак есть генетическая предрасположенность к пониманию коммуникативных намерений людей и их мышления, сформировавшаяся на протяжении тысячелетий, которые они прожили бок о бок рядом с нами. Эта способность, как утверждал Хэйр, является неотъемлемым правом по рождению каждого щенка и спонтанно развивается у каждого из них, даже безо всякого опыта общения с людьми и наблюдения за тем, что мы делаем. Хэйр не отрицал: есть вероятность научить и представителей другого вида подражать аспектам того, что делают собаки, но только собаки уже рождены с тем, чтобы понимать людей таким образом. Именно это является принципиальным различием между ними и любым другим животным на нашей планете.
Когда Хэйр впервые опубликовал свои умозаключения в 2002 году, я был чрезвычайно взволнован. Я находился на той ступени своей карьеры, которая способствует движению вперед, к открытию чего-то совершенно нового. В тот год я прибыл в Соединенные Штаты в качестве младшего профессора факультета психологии в университете Флориды. Предыдущее десятилетие я провел на факультете университета Западной Австралии, где изучал поведение сумчатых на примере жирнохвостой сумчатой мыши[2].
Переезд во Флориду был захватывающим, но он означал, что мне следовало забыть о сумчатых, столь увлекших меня. Я еще не задумывался над тем, чем буду заниматься, а исследования Хэйра заслуживали того, чтобы обратить на них особое внимание. Они начали появляться в научной литературе примерно в то же время, что и первые статьи, предлагающие проводить анализ ДНК собак. Вклад ученых-генетиков добавил еще один увлекательный аспект в обсуждение уникальности собак.
Генетики оценивают возраст вида, сравнивая генетический материал его представителей с материалом близкородственного вида. Исследования, проведенные в Швеции, Китае и Соединенных Штатах, ясно продемонстрировали, что процесс одомашнивания собаки по меркам эволюции был чрезвычайно быстрым. Вместо миллионов лет, необходимых для заметных изменений у крупных и долгоживущих видов, таких как, например, самый непосредственный предок собаки – волк, собаки появились в течение, самое большее, нескольких десятков тысяч лет. Волки обычно размножаются один раз в год и достигают половой зрелости лишь ко второму году жизни. Может показаться странным, но по сравнению с большинством животных это очень медленный жизненный цикл. Скорость эволюции обязательно связана с тем, сколько времени понадобится отдельным особям для воспроизведения следующего поколения своего вида. Так, животное, которое может производить новое поколение лишь один раз в два года, будет эволюционировать очень медленно.
Эти две параллельные нити исследования начали переплетаться у меня в голове. Если собаки действительно были наделены уникальной способностью к врожденному пониманию людей, как утверждал Хэйр, тогда они, должно быть, приобрели такую способность в мгновение эволюционного ока. Я начал задаваться вопросом: как же им это удалось за столь небольшой отрезок времени?
Как только этот вопрос сформировался у меня в голове, мне на помощь пришла моя студентка. У Моники Уделл имелся опыт как в психологии, так и в биологии. Помимо того, она обладала огромной способностью к тяжелой и кропотливой работе. Важно отметить, что Моника была готова рискнуть и начать писать докторскую диссертацию под руководством наставника, который хотел исследовать виды, прежде никогда им не изучаемые. Работая вместе, мы с Моникой начали исследовать значение этих увлекательных новых открытий об эволюции и восприятии собак.
Мы решили повторить эксперимент Миклоши и Хэйра с участием нескольких домашних собак. Сделать это оказалось довольно легко, и результаты нашего исследования полностью совпали с результатами Миклоши и Хэйра: домашние собаки действительно очень чувствительны к действиям и намерениям человека. Мы прятали еду под одним из двух контейнеров на полу, и, когда Моника указывала на контейнер со спрятанным угощением, собаки бежали именно к нему. Выглядело так, будто они тоже уже читали научные статьи[3].
Хотя полученные результаты в точности соответствовали тому, что Хэйр и Миклоши говорили о собаках, мы не ответили на более важные вопросы. Что способствовало быстрому развитию у собак способности понимать человеческие жесты? Как они приобрели этот навык?
Не успели мы с Моникой обратить внимание на эту проблему, как возможность изучить ее неожиданно появилась в виде приглашения со стороны администрации исследовательского центра Волчьего парка, расположенного в Индиане. Они хотели, чтобы мы приехали и провели исследования на их волках.
Научная деятельность университетского профессора не требует от него наличия физической силы и смелости, поэтому мне не стыдно признать, что я в значительной степени испытывал трепет, когда сидел в учебном здании Волчьего парка, слушая куратора Пэта Гудмана, пока он читал обязательную лекцию о требованиях безопасности при обращении с волками.
Правила общения с обитателями Волчьего парка довольно просты: вы не должны смотреть прямо на волка, но вам также не следует ни на секунду отводить от него взгляда. Важно не делать резких движений, но и не стоять на месте, когда ваши руки произвольно свисают вдоль туловища. Как пояснил Пэт, если вы долго находитесь в неподвижном положении, волки могут принять вас за жевательную игрушку, а это чревато весьма неприятными последствиями. Но самое главное, как объяснил нам Пэт, это не споткнуться о бревно и не угодить в кроличью нору.
Потрясенный до глубины души часовым изложением этих неутешительных прогнозов о том, что серый волк весом в двести фунтов[4] может сделать с маленьким профессором психологии, я наконец был готов встретиться с предметом моих исследований. Настало время укутаться потеплее в этот холодный сентябрьский день и спуститься к волчьему загону.
Волчий парк представляет собой оазис разворачивающегося перед взглядом прятного пейзажа на бескрайних просторах центральной Индианы. Вплоть до самого входа в парк нет ничего, кроме равнин, но земля, на которой он расположен, радует разнообразием рельефа местности с ручьем, несколькими лесистыми закоулками и прекрасным большим озером, где могут играть волки. Будучи одним из немногих участков с деревьями среди тысячи акров сои и кукурузы, он служит убежищем и для птиц, которые дополняют чудесный пейзаж прекрасным звуковым сопровождением.
Это действительно великолепное место, но должен признаться, что во время первого посещения мне не удалось в полной мере насладиться его красотами – настолько я был сосредоточен на крупных плотоядных животных, в чей дом собирался войти.
Момент истины – и ужаса – наконец наступил, когда мы с Моникой вошли в загон для волков. Не успел я пройти через ворота в ограждении из проволочной сетки, как один из старых волков, Ренки, подошел ко мне. Прежде чем я вынул руки из карманов, он положил обе свои лапы мне на плечи.
Я лишь подумал: «Прощай, прекрасный мир», как неожиданно Ренки лизнул меня сначала в одну, а затем и в другую щеку.
В мгновение я понял, каково это быть принятым в волчью стаю, и почувствовал невероятное облегчение. Я постоял так еще немного, знакомясь с моими новыми товарищами и предметом моих исследований. Наконец, как только я почувствовал себя достаточно комфортно рядом с волками, и стало ясно, что они не возмущены моим присутствием, я приступил к выполнению теста, который привел меня в Волчий парк.
Посвящение автора в стаю в Волчьем парке
Мы с Моникой были приглашены в парк после того, как его сотрудники познакомились с новыми исследованиями, проведенными в лабораториях Брайана Хэйра и Адама Миклоши. Они были категорически не согласны с утверждением ученых, что только собаки обладают уникальной способностью распознавать и реагировать на определенные действия человека и что этого не может ни одно другое животное, включая волков.
Трепетное отношение персонала к своим питомцам заставило их обратиться к нам с предложением провести исследование на волках. Они разводят в парке волчат с 1974 года, выступая в роли суррогатных родителей и воспитывая их таким образом, чтобы эти дикие животные воспринимали людей как социальных компаньонов. Главный куратор Пэт Гудман и основатель Волчьего парка Эрих Клингхаммер усовершенствовали методы, которые включают в себя удержание человеческой «матери» со щенками двадцать четыре часа семь дней в неделю на протяжении первых нескольких недель жизни. Подрастая, волки воспринимают людей вокруг как часть социальной структуры своей жизни. Пэт и многие другие сотрудники Волчьего парка имеют дома собак, так что они проводят рабочее время с волками, а свободное – с собаками. Это позволяет им лучше почувствовать сходства и различия между выращенными человеком волками и собаками.
Наблюдая за животными, они пришли к выводу, что ученые, скорее всего, ошибаются, так как волки, с которыми они проводили свое дневное время, были столь же чувствительны к тому, что делают люди, как и собаки, к которым они приходили домой по вечерам.
Хэйр и Миклоши проводили эксперименты с волками и независимо друг от друга пришли к выводу, что они не способны понимать человеческие жесты. У меня не было причин не доверять этим выводам, тем более что они были получены в независимых лабораториях на противоположных концах Атлантики. Но мне и самому хотелось провести подобные исследования с волками, а скептицизм персонала Волчьего парка только раззадорил мое любопытство.
Раньше я никогда не видел волков вблизи и был крайне впечатлен как их пугающей мощью, так и очевидным интеллектом. Эти волки были размером с самых крупных собак. При виде их мне пришла в голову мысль о таких массивных породах, как, например, ирландские волкодавы. Но в отличие от крупных собак, которые, как правило, имели замедленную реакцию, серые волки быстрые. Настолько быстрые, что попавшего к ним в загон кролика убивали мгновенно, как настоящие профессионалы.
Их общительность поражала не меньше, чем их мощь. Волки прекрасно взаимодействовали друг с другом и с людьми, которых хорошо знают. Наблюдать за ними – одно удовольствие, не говоря уже о том, чтобы непосредственно общаться. Поэтому я чувствовал себя по-настоящему польщенным тем, что волки пустили меня в свою жизнь.
И все же я понимал: осмотрительность является лучшей чертой научной добродетели. Поговорив с персоналом, пройдя урок безопасности и рискнув войти в загон для знакомства с самими волками, мы с Моникой решили не испытывать больше судьбу. Мы вышли за ограждение и позволили людям, которые были больше знакомы с животными, провести для нас первый раунд эксперимента. Вместо того чтобы заправлять чаши приманкой и выполнять указывающие жесты самим, мы выкрикивали инструкции трем сотрудникам Волчьего парка, проводившим эксперимент. Мы все согласились: так будет безопаснее и с большей вероятностью раскроет истинные возможности волков. Я и Моника надеялись, что со временем, когда волки будут чувствовать себя с нами комфортнее, мы сможем проводить такую работу самостоятельно, но во время первого посещения хотели позволить волкам поработать с людьми, которых они хорошо знали.
Несколько стажеров помогли очистить от мусора свободный участок загона, куда приводили волков для проведения теста. Пэт Гудман и двое его сотрудников по очереди исполняли одну из трех ролей: стоять между двумя контейнерами и указывать на один из них; стоять на расстоянии около десяти футов, чтобы затем приманить волка на исходную позицию после проведения каждого теста, и просто присутствовать на площадке, чтобы убедиться, что все в безопасности.
Мы с Моникой озвучивали инструкции через ограждение и обеспечивали бесстрашных коллег маленькими кусочками сырокопченой колбасы, которыми они поощряли волков за правильный выбор. А также по завершении исследования выманивали их из загона.
Для того чтобы приступить к исследованию, потребовалось немного времени. Будучи заранее проинструктированы, все работали слаженно, каждый четко выполнял отведенную ему часть работы. Вскоре появились первые результаты, и мы с Моникой были буквально ошеломлены: волки были так же хороши при выполнении этой задачи, как и собаки с лучшими показателями.
В одно мгновение все перевернулось с ног на голову. Приступая к исследованию, я хотел лишь лично убедиться в правильности выводов Хейра и Миклоши о существенном различии между когнитивными способностями собак и волков. Но в ходе эксперимента я раз за разом их опровергал.
Для такого ученого, как я, который всю жизнь ищет ответы на непростые вопросы, подобные моменты вызывают острые ощущения радости и удовлетворения. А если учесть, что открытие совпало с днем моего рождения, то надо признать, что оно стало самым запоминающимся подарком, который я когда-либо получал. Разумеется, не считая Ксифос.
Как только я справился с первоначальным волнением от этого поразительного заключения, мы провели ряд экспериментов на других волках – результат был неизменным. Эти волки могли отслеживать указательные жесты человека так же хорошо, как и любая собака.
На обратном пути во Флориду мы с Моникой размышляли над возможными причинами расхождения между нашими наблюдениями и теорией Брайана Хэйра о врожденном «гении» собак. Под этим термином следует понимать особую чувствительность собак к людям, сформировавшуюся в процессе эволюции, или одомашнивания. Безусловно, эволюция является важным фактором, но определенно существует еще некий компонент, который лежит в основе всего, что делает животное, и отвечает за способность собак понимать и соответствующим образом реагировать на человеческие жесты. И это скорее воспитание, нежели природа.
Эволюция есть результат естественного отбора, процесса, посредством которого меняются виды, из-за того что отдельные организмы рождаются с различными наборами генетических признаков, позволяющих отдельным особям выживать лучше остальных и давать больше потомства в следующем поколении. На протяжении бесчисленных поколений некоторые признаки отбираются и передаются, обеспечивая вид уникальным калейдоскопом. Среди них анатомические и когнитивные особенности, такие как интеллект, закладывающие основу для типичного поведения этого вида.
Одомашнивание является особым случаем эволюции и его механизм послужил причиной научных споров. Дарвин, познакомивший мир с концепцией эволюции, полагал, что животные стали одомашненными, когда люди выбрали для разведения тех из них, которые были наиболее полезны. Со временем, согласно теории Дарвина, эта практика породила совершенно новые виды. Он назвал процесс одомашнивания искусственным отбором – в противоположность естественному отбору. Этот термин он придумал для обозначения того, что происходит, когда силы природы решают, кому жить, а кому умирать.
Сегодня мы не можем с уверенностью сказать, происходило ли одомашнивание животных только под влиянием человека. Более вероятным кажется, что не последнюю роль в этом процессе сыграл естественный отбор. Но независимо от того, происходит одомашнивание в результате искусственного или естественного отбора, оно является формой эволюции – процессом, посредством которого животные изменяются от поколения к поколению в результате выбора наиболее жизнеспособных особей для передачи своих генов. Эволюция сама по себе не способна создать дружелюбное животное, которое могло бы стать надежным спутником человека. Она никогда не сможет в полной мере объяснить уникальный набор когнитивных и поведенческих особенностей, который мы часто называем «личностью», определенной собаки. Хотя эволюция и устанавливает программу для живого существа, она не может контролировать выполнение этой программы. Каждое отдельное животное является продуктом генетической информации, получаемой в результате определенного опыта, приобретаемого отдельной особью по мере своего развития. Следовательно, эволюция сама по себе не может создать дружелюбную собаку.