Именно, здесь во дворе, на этой скамейке, всемогущий Дениска назначил деловое свидание с начальником отдела, точнее, с министром культуры областного значения Риммой Афанасьевной Курдюминой, женщиной под пятьдесят лет, но всё ещё желающей активной ласки и практических… ухаживаний со стороны противоположного пола.
Что уж скрывать? Дениска искал от такого знакомства некоторые практической выгоды. Ему необходимо было солидное финансирование для создания специальной художественно-литейной мастерской в родном посёлке Хэллоуин. Грандиозный творческий план давно зрел в Денискиной голове и, наконец-то, вызрел. Ведь он прославит своими фигурами не только родной посёлок, область, но и всю Россию. Всё то, что он создаст, со временем покорит весь мир. Заодно он выпустит тридцать вторую книжку новых, нерифмованных трёхстиший, чем-то напоминающих японское хокку или танку. Но ведь это всё – наше, родное, отечественное… с глубочайшим и особенным смыслом.
Тут же в голове у него родились и очередные гениальные строки. Он достал авторучку и блокнот и торопливо записал их:
«Фонд пенсионный ограбил, прохожий, тебя.
Может, и он – порожденье земных хэллоуинов…
Скушай морковку и маску на брови надень».
– Бесподобно! Ай, да, Дениска, ай, да, Друков! Ай, да, сукин сын! Нет не сукин сын, а просто молодец! – Сказал он не очень громко, но отчётливо. – Такое стихотворение сходу сотворил. Ведь могу же, когда захочу! А хочу я всегда!
Он достал из кармана сотовый телефон, включил его, выбрал из списка нужный номер, нажал на кнопку. Это был уловный сигнал. На том конце «провода» ответственный работник и начальник Курдюмина уже знала, что её ожидает Дениска. Значит, минут через десять, она, как снайперская пуля, прицельно и быстро примчится сюда, к скамейке. Стрелка была набита ещё неделю тому назад, и Дениска безудержно верил в то, что плановое общение с ответственной начальницей принесёт ощутимые результаты.
Римма Афанасьевна не заставила себя долго ждать. Она, простоволосая и в босоножках, мчалась к нему прямо по городским клумбам, мощно подминая широкими подошвами изысканной импортной обуви стебли алых лилий, светло-синих ирисов и прочих садовых… ромашек. Примерно так же по острым морским камням бежала к своему обожателю Адонису богиня любви Венера. Всё повторяется.
Своим намётанным глазом Дениска сходу определил, что госпожа Курдюмина предварительно и предусмотрительно не надела на свои пышные бёдра трусы. Легко догадаться и постичь эту тайну, когда сквозь бледно-фиолетовую шёлковую ткань отчётливо просматривается копна чёрных вьющихся волос такого рода и порядка, которые не произрастают на голове.
Она, как раненная и относительно беззаботная горлица, бросилась ему на грудь, без сомнения повредив Друкову два-три ребра. Но искусство требует жертв.
– Ах, Денис Харитонович! Ах, ты гений наш! Как же я рада! Какой праздник!
Собрав воедино все свои физические силы, Дениска довольно крепкими руками сбросил её со своих колен и усадил рядом с собой. При этом он вопросительно, но довольно заботливо посмотрел на заведующую отделом культуры. Примерно так, как это делал в своё время вождь мирового пролетариата, встречая в своём кабинете крестьянских ходоков.
Но задать вопрос по существу он не успел, потому что Курдюмина схватила скульптора и поэта в охапку и швырнула в самую середину огромной клумбы, где мирно цвели высокие и густые колокольчики сиреневого цвета. Она, как ныряльщица в воду с трёхметровой вышки, плюхнулось не на такое уж и мощное тело Друкова. Приземлившись, если можно так сказать, она левой рукой почти до самого горла задрала подол своего легкого модного платья.
Привычным и отработанным движением министр культуры расстегнула ширинку брюк создателю чугунных литых фигур, извлекла наружу не такой уж и великий, но временами устойчивый пенис давнего друга и знакомого. Со слезами на глазах она впустила в свое влажное и обширное вместилище родной и до боли знакомый фаллос. Точнее… проглотила его своим лохматым нагромождением всякого рода нижних и верхних половых губ. Дениске ничего не оставалось, как просто лежать и получать удовольствие.
Но, как обычно, уже не в первый раз при этом он размышлял о том, занималась ли Римма Афанасьевна в далёкой юности верховой ездой. Наверное, да. Потому что она скакала сейчас, как лихой гусар и что-то невнятное, но довольно громкое выкрикивала. Может быть, даже обращалась к высшим космическим силам. Как бы, таким образом, не совсем молодая, но пока ещё страстная женщина благодарила их за доставленное ей удовольствие. Ведь они тоже пусть не прямо, но косвенно участвовали в процессе.
Заворожённый всем происходящим молодой, двадцатилетний поливальщик цветов Вася Рупин задумчиво и без всякого злого умысла направил шланг с мощной струёй воды под приличным давлением в одно из окон мэрии, на первом этаже. Ничего страшного, в принципе, не произошло. Просто с ног сшибло одного из мелких чиновников по должности, но довольно крупногабаритного по телосложению. Мордоворот, Силантий Иванович Гаврилюк только тем и занимался в мэрии, что время от времени контролировал работу дворников, нанятых владельцами частных магазинов. И всё! Но за солидные деньги.
Этот богатырь, валяющийся сейчас в луже, в центре своего кабинета и довольно не умело используя в своей сумбурной речи устойчивые фразеологические обороты ненормированной лексики, в свои двадцать пять лет твёрдо знал, что сумма его ежемесячной пенсионной выплаты будет почти в десять раз больше, чем у сталевара. Впрочем, скоро сказка сказывается, но не скоро дело делается. Хотя ведь ему ещё и дожить надо будет до этого самого пенсионного возраста. Ведь ситуация в параллельной России пусть не очень быстро, но менялась. Наверняка, в лучшую сторону, потому, что хуже уже и не может быть.
Пока Гаврилюк поднимался на ноги, поддерживая двумя руками свой живот и думая, как бы наказать поливальщика цветов, Римма Афанасьевна с воплями завершила свой четвёртый «заезд» и соскользнула с пока ещё относительно активного «штыря» Дениски. А поливальщик цветов и прочих растений Вася Рупин, перекрыв воду, скромно подошёл к давним друзьям, только завершившим половое слияние, и тихо прошептал:
– Я тоже хочу, Римма Афанасьевна. Я тоже… человек.
– Заткнись, Вася, – сказала министр культуры областного уровня и значения, отряхиваясь и вставая на ноги. – Я дам тебе… вечером на столе, у себя в кабинете, если, конечно, тебя через пятнадцать минут не замочит наш инструктор Силантий Гаврилюк.
– Я владею кун-фу, – ответил поливальщик. – Не замочит. Пока что я его замочил. Натурально.
Выбрался из зарослей цветочной клумбы и Дениска, забравля свой инструмент в штаны. При этом он сделал строгое замечание почти юному поливальщику, обратив внимание на то, что у него с министром культуры, госпожой Курдюминой деловой разговор. Глубоко уважая авторитет скульптора и поэта Друкова, застенчивый не в меру Вася Рупин ретировался, покорно побрёл в сторону небольшого каменной хозяйственной постройки, где хранились шланги, лопаты и мётлы. Там же его терпеливо и упорно уже ожидал инструктор Гаврилюк, мокрый, как курица после трёхчасового ливня.
Одним словом, мастер восточных единоборств Вася Рупин, всё же, попал под его кулаки. Причём, он даже и не успел вспомнить, что владеет кун-фу. Крупный мордоворот и бугай, но мелкий чиновник Силантий, состоящий на службе у ещё более крутых господ, чем сам, вырубил незадачливого поливальщика цветов одним ударом. Пробормотал что-то похожее на мантру, но не на урду или хинди, а на чистейшем русском языке, и с некоторой гордостью удалился.
Курдюмина и Друков вновь присели на скамейку, переходя к деловой части их общения. Но при этом она не дала ему возможности окончательно спрятать свой не очень большой, но старательный пенис. Римма Афанасьевна, времени от времени с придыханием теребила изящными длинными пальцами с замысловатым маникюром несколько «увядший пестик», подробно и тщательно объясняла гениальному скульптору и такому же поэту, что «добро» на оборудование его мастерской в Хэллоуине получено, и сумма очень скоро будет переведена на счёт господина и одновременно товарища Друкова.
В знак благодарности или, может быть, от наплывающей на него страсти Дениска, тяжело дыша, вцепился левой рукой в густую и смолисто-чёрную шевелюру прекрасной дамы, а правой попытался отвести конец своего «парнишки» в сторону. Но не успел. Стремительная струя сперматозоидов влетела Римме Афанасьевне в широко раскрытый рот. Она, как голодная синица, моментально проглотила солидную порцию живительной влаги, нежно сказав:
– Ты – баловник, Денис Харитонович. Но это хорошо и… полезно для здоровья. Чистый белок.
– Угощаю! – Широко улыбнувшись, сказал Друков. – За то, что вы для меня сделали, Римма Афанасьевна, я готов вас… тебя дрю… то есть обожать практически каждый день.
– Ловлю тебя на слове и, непременно, скоро возьму отпуск и обязательно приеду к тебе в гости, в твои пенаты, Дениска.
– Завтра у меня, в детском саду Хэллоуина состоится открытие трёхметровой чугунной скульптуры. Она называется «Негодяй». Это важное событие, мне кажется.
– Как бы я хотела там побывать, Дениска. Но мне надо срочно ехать в столицу, в командировку. Там рушится и ломается архитектурный памятник, вроде как, семнадцатого века. Моё участие необходимо.
– Ну, да! Культурная ценность. Поедешь спасать памятник архитектуры, Римма Афанасьевна?
– Чудак ты, Денис Харитонович! Никто и ничего спасать не собирается. На этом месте будет стоять центр одному из самых замечательных политиков конца минувшего столетия. Веление времени.
– Понятно. А я предполагал, что это веление Госдепа. Денежки ведь наших олигархов находятся там, за бугром… Да и не только олигархов, но и больших… депутатов и прочих «рулевых».
– Глупости! Мы простое отдаём должное. Хотя зачем, почему и с какого перепугу в столице должен существовать такой центр, мне лично тоже не совсем не понятно.
– Наверное, и мёртвые встанут из могил, в массовом порядке и наспех похороненные рядовые граждане в конце двадцатого века придут на открытие центра. Как же такое событие! Ведь, именно, этот неуважаемый в народе господин и занимался уничтожением «простого» народа.
– Шутник! Всё ведь опошляешь. Так вот. Вместо меня на открытие монументальной чугунной фигуры под названием «Негодяй» поедет моя заместительница Яра Анисимовна Кулькова. Молодая и симпатичная. Ты уж с ней не очень… много и не часто. Она прекрасная женщина, отличный человек и специалист. Но в сексуальном плане тварь… мерзкая и ненасытная.
Римма наклонилась к Денискиному фаллосу, опустила вниз голову и, широко раскрыв рот, заглотила окончательно завядший «пестик» почти вместе с его волосатыми шарами. Знак особенного уважения и понимания к ваятелю и стихотворцу. Правда, это чувство иногда проявляется у неотразимых женщин и по-иному, но чаще всего, именно, так.
По большому секрету крупная начальница областного уровня сообщила известному скульптору, что на почти что самом высоком уровне ставиться вопрос или ходят разговоры, чтобы, со временем, посёлок городского типа Хэллоуин сделать запасной столицей. Причём, это никакой не прикол, а относительно обдуманное предложение. Да ведь и само название будущего города, в перспективе, с миллионным населением будет удивительным и неповторимым, говорящим само за себя. Хэллоуин!
– Но здесь я не выражаю никакого восторга, – огорчился Дениска. – Ведь вслед за некоторыми многочисленными государственными структурами в наш славный посёлок помчится и море прихлебателей, почитателей нашего замечательного и, во многом, удивительного президента. Ведь он, непременно, будет организовывать, именно, здесь самые разные экономические форумы и спортивные соревнования глобального масштаба.
– Не всё же ведь ненасытному народу пользоваться богатствами страны. Надо немного отстегнуть и олигархам и нашим, и вашим… то есть ихним. Но что будет завтра, сейчас никому не ведомо.
– Но мне бы не хотелось, чтобы Хэллоуин стал большим городом.
– Странно. Но почему, Денис Харитонович?
– Потому, что город, где будет проживать более полумиллиона жителей, уже можно уже считать неуютным и некомфортным для жизни. А Хэллоуин явно будет больше… Кстати, это не моё мнение, а целого ряда, как раз, уважаемых американских исследователей. Пусть уж наша замечательная столица с её замечательным народом увеличится ещё в несколько раз, чтобы, наконец-то, войти в число рекордсменов этого… Гиннеса и остаётся там, где она и находится. Так-то, Римма Афанасьевна.
Немного подумав, она, всё же, согласилась с убедительными доводами зарубежных учёных. Всякого и разного рода и вида творение должно и располагаться, как раз, в том месте, где появилась на свет. Потом будет проще поинтересоваться, почему, что и как. Найдутся ведь нытики из разных партий и кланов, которые непременно начнут стонать, наперекор великому множеству двуногих флюгеров: «Мы полагали, что здесь материализованный полёт в светлый завтрашний день, а получается, что, всего лишь, традиционно устоявшаяся… канитель». Но флюгера переориентируются быстро. Куда подует ветер перемен, в ту сторону и они повернут свои алюминиевые и фанерные головы.
– А нам, особенно, творческим людям, – пояснил Друков, – необходимы воля и простор. К примеру, настоящая сельдь ощущает себя полноценной рыбой только в океане, но ни в коем случае не в бочке вместе с её круто засоленными родственниками.
Ничего не скажешь. Приведён убедительный довод, с которым уже на планете Земля мало кто сможет поспорить. Впрочем, Господь знает, что делает. Если он что-то и консервирует, то на потом или… на всякий случай.
На том Дениска и простился с Курдюминой. Правда, не сразу. Пришлось ему пойти на некоторые уступки. На углу фешенебельного здания, прижав Римму Афанасьевну к двери чёрного входа ответственный и серьёзный скульптор и поэт в стоячем положении произвёл два половых акта, которые таковыми можно было назвать только условно. Просто где-то и что-то помусолил, но, естественно и оросил и что-то мясистое, заметно увеличенное. Всё-таки, были же до этого мгновения счастья и неуёмной радости. На том и расстались.
А вслед удаляющейся боком и не совсем ровными скачками ответственной работнице он тихо прочитал одно из своих гениальных трёхстиший:
– Счастье несёшь ты, идущая в завтрашний день.
Давно уже знает каждый второй в твоём околотке
Запах его, конфигурацию, цвет».
Через полтора часа пригородный автобус довёз Дениску до посёлка городского типа Хэллоуин, почти до его не очень большого, но не «слабого» частного домика и старой, но действующей мастерской с плавильной печью и готовыми формами.
На приусадебном участке, как обычно, Дениску встретила огромная чугунная фигура. Сине-зелёный трёхметровый великан с красной головой тыквой, с горящими глазами, ртом, ноздрями. Да, конечно. А как же иначе? Ведь внутри безобразного черепа двуногого и двурукого гигантского Светильника Джека были установлены ярко-красные, люминесцентные лампы постоянного свечения.
«Как ты мне надоел, – подумал Дениска. – Стоишь тут без дела. Хоть бы дров наколол».
Потом он прошёл в свой изрядно запущенный и неухоженный дом, в спальную комнату и от накопившейся в организме усталости уснул на диване прямо в костюме, туфлях, шляпе и с кейсом в руках. Но со счастливой улыбкой… на худом и слегка рябоватом лице.
Всё доброе у Дениски пусть не сразу, но сбывалось. Своими трудами, постоянной суетой, служением искусству, прославляющему торжество англосаксонской нечисти в глубинах России , он, можно сказать, достиг самых желаемых результатов. В честь его был назван один из проулков в Хэллоуине. А на центральной площади, перед зданием администрации стояла огромная, трёхметровая чугунная статуя, изображающая лично его, Друкова. Фигура с очень большим функциональным смыслом. Обе руки её были вытянуты вперёд, в сторону запада. В левой статуя держала улыбающуюся маску беса, как положено, с рогами; а в правой – человеческий череп. Простенько, но со вкусом.
На голове у монумента сидела большая зловещая птица с раскинутыми в разные стороны крепкими крыльями и острым клювом. Сова немалых размеров, готовая растерзать весь окружающий мир, словно неорганизованную группу полевых мышей, вызывала у многих, особенно, приезжих чувство активного ужаса или, в крайнем случае, животного страха.