– Так, ничего, – просто, но со знанием дела ответил Петя. – Но я вот показал бы… на практике, как надо… Теория без практики, сами понимаете… Это всё равно, что заниматься любовью по Интернету.
– Любопытно! – Интерес к новому знакомому у Маши возрастал с каждой секундой.– Век живи – век учись!
Глаза у Маши настойчиво заблестели. Она ведь ещё в годы юности считалась очень любознательным девочкой-подростком, и с этим никто и ничего не мог поделать.
Она тут же вспомнила о работе и сделала очень серьёзное и озабоченное выражение лица и сказала своему напарнику:
– Товарищ Ермолов, сейчас мы проезжаем, точнее, скоро будем проезжать, ответственный полустанок… с переездом. Почти что Байконур. А как раз, начинается ваша… твоя смена, Гришенька. Надо с красным флажком постоять… в тамбуре с открытыми дверьми… чтобы тебя видели… снаружи.
– Знаю! – Без особого восторга пробурчал Гриша.– Там тоже будет маячить баба… э-э, стоять женщина с флажком. Я уже разобрался… Ещё на курсах проводников.
– А перед этим, – дала указание Мария своему товарищу по работе, – собери, Гриша, в коридоре стаканы, которые на меня… упали с чаем… Время ещё имеется. Успеешь!
Конечно же, Григорий собрал в кучи, в одном месте личной черепной коробки, весь имеющийся головной мозг. Он пытался сообразить, что же происходит.
С величайшим трудом придя с помощью сложных умственных аналитических сравнений и сопоставлений к возможной истине, он выразил вслух предположение. Ему показалось, что это даже, в некоторой степени, и открытие и провидческое предсказание:
– Я, получается, уйду, а инструктор… Петя останется с тобой. А вдруг он?
– Ну, прямо не знаю, – обиделся Матвеев.– Какие-то неуместные подозрения
с вашей стороны в мой адрес. Я такие недоверия не понимаю… и даже, где-то, обескуражен и расстроен.
– Тогда пусть он отвернёт свою загадочную физиономию в сторону и не пялится на тебя! – На всякий случай, дал указание Григорий.– А ты, Маша, оденься! Так у меня на душе будет спокойней.
– Всему своё время! После и оденусь. А то… вот сейчас прямо начну… то одеваться, то раздеваться… Для этого найдутся свободные минутки,– понятно, Мария была умна и рациональна, а главное – практична. – А вот тебе надо чего-нибудь одеть, Гриша, и взять в левую руку мешок. В него ты соберёшь стаканы. А в правую ладонь пристрой красный флажок. Чего-нибудь на себя одень!
– Не дурак, – ответил Гриша. – Знаю!
Он извлёк из фуражки Машины бикини, натянул их на себя. На голову надел фуражку. Молчаливо и сосредоточенно достал со второй полки парусиновый мешок и красный флажок. Сунул их под мышку.
Стаканы он собрал стремительно и принёс в служебное помещение, где пока ещё ничего не происходило. Маша и Петя вели мирную беседу о том, есть ли на Марсе жизнь.
Григорий с гордым видом и весьма удовлетворенный происходящими событиями вышел из «служебки» в коридор.
Да славный и молодой проводник был, действительно, не дураком. Разве только… фрагментами. Но никоим образом абсолютно круглым и неисправимым недоумком. Никогда бы самый последний балбес или очень умственно полноценный гражданин, в сравнение с Гришей, не казался, если бы не магистром каких-нибудь наук, то бакалавром. Это уж точно.
Не стоит опрометчиво думать, что если Гришу назвать полноценным дураком, то это, значит, не справедливо обидеть истинного дурака и усомниться в его умственных способностях. Всё не так. Наверное, к счастью. Вот в США, истинных балбесов великое множество на самых важных руководящих постах, кричащих и мычащих о несравненности и особом статусе своей страны, извечно очень медленно и не решительно открывающей «второй фронт». Как обычно.
Кроме того, ведь в одном из своих ярких выступлений ответственный заокеанский господин любезно и демократично разрешил гражданам своей загадочной страны быть полными идиотами и дураками. Они особенные, они имеют на это право… При желании и общем старании всё получится и уже… получается.
Так что, Гриша по сравнению с политической верхушкой США, да и ответственными руководителями ряда стран Западной Европы и «самостийных» образований просто… гений.
Сноровистый и сообразительный проводник Гриша опять вернулся купе проводников. Он оглядел себя в большое зеркало и с ног до головы и поправил на голове форменную фуражку и поинтересовался у Маши:
– Ну, как я выгляжу?
– Во! Так пойдёт! Как на пляже, – кивнула головой проводница. – Сейчас же лето. Но ты так долго уходишь…
Только одна Маша и знала, каких усилий воли ей стоило, чтоб не улыбнуться. Но её устраивал любой вариант, лишь бы Григорий, как можно быстрей выстроился в тамбуре с красным флажком и приступил к исполнению своих служебных обязанностей.
– Правда, у тебя кое-что… выпадает из бикини, – Всё же, заботливо заметила она.– Но ничего… В принципе, нормально… Так что, иди, Гриша! И не возвращайся, пока не покоришь видом своим весь мир!
– Постараюсь покорить, – серьёзно среагировал на слова коллеги Гриша.– Иначе нам, проводникам, нельзя.
– Я боюсь, что… э-э вашего Гришу не поймут. – С некоторой опаской и тревогой за судьбу почти незнакомого человека сказал инструктор по пешему туризму. – А если и поймут, то не совсем правильно.
Григорий никогда не лез за словом в карман и был очень находчивым и фрагментами весёлым, как сразу все вместе взятые «Уральские пельмени». Поэтому он принципиально посоветовал мало знакомому гражданину:
– Не суй нос в наши дела… производственные, Петя! Я самый надёжный Машин партнёр, и она не собирается вводить против меня никаких санкций…
А Маше он сообщил очень нежно и конкретно:
– Я скоро вернусь. Если он к тебе станет… приставать, то… нос у него будет на затылке. А тебя, Маруся, мне придётся выбросить из поезда. Причём, на полном ходу.
– А ты, однако, Гришенька, очень ласковый и добрый,– ответила Маша, – и заботливый. Так печёшься о моём здоровье.
– Как вы можете обо мне так плохо думать? – В который раз обиделся Матвеев, глотая слюну. – Я ни разу к вашей Маше не пристану.
– А вы, Пётр, мстительны и тоже… непредсказуемы, – вздохнула проводница. – Чуть что, сразу «не пристану».
– А чего ваш соратник по… сексу на меня всякие не хорошие слова говорит? – Инструктор закатил глаза к потолку. – Мне совсем ни к чему носить собственный нос на… затылке.
Проводник посмотрел в глаза инструктору и угрожающе вздохнул.
Но Мария не дала ни малейшей возможности своему товарищу по работе долго пребывать в сомнениях.
– Иди, Гриша! И не груби доброму человеку! – Голос Марии прозвучал сурово и даже властно.– Имею же я право в свободное от работы время пообщаться с… инструктором… несколько раз. Мне про… туризм полезно знать. Пока я сильно и не утомилась.
– Ну, если он для тебя такой важный, – рассудительно изрёк проводник,– допустим, как самый главный железнодорожник страны… то, тогда, конечно, я пошёл.
А надо сказать, что Григорий при всех своих недостатках был человеком дела. Поступил именно так, как сказал. Он, на самом деле, с очень серьёзным видом уже окончательно и бесповоротно вышел в коридор. Дверь закрыл за собой осторожно. Правильно, мужчина, даже если он временно в бикини, должен оставаться мужчиной.
Как только произошёл акт последнего выхода проводника за пределы служебного купе, Мария подняла глаза на пешеходного инструктора и с нескрываемым любопытством поинтересовалась у него:
– Так как, вы говорите, Петя, мне следует раздвигать ноги при… совокуплении?
Инструктор робко, но уверено присел на краешек нижней полки, рядом с очень обнажённой Машей.
Он застенчиво, но весьма и весьма решительно с некоторым трудом впихнул свою интеллигентную ладонь правой руки с длинными изящными пальцами пока ещё в невидимое пространство, чуть-чуть прикрытое кучкой уже слипшихся каштановых волос на лобке. Проводница почти не ойкнула, но мечтательно и с готовностью к чему-то особенному закатила глаза в потолок.
По её выражению глаз можно было и не понять, что всё это происходит именно с ней. Она делала вид, что настойчивые и уже ритмичные действия пальцами правой руки Пети, её абсолютно не интересуют.
Возможно, в данный момент инструктор представил себя пианистом… Но, впрочем, нет. Матвеев наверняка посчитал себя стоматологом и резко предположил, что внутри её шикарной вагины имеются пока еще не запломбированные зубы. Что уж там скрывать, он всегда отличался высокой степенью любознательности, но только в одном… направлении. Имелась бы возможность, то он попытался втиснуть туда и собственную голову. Но это было невозможно. Поступить именно так, а не иначе инструктору Пете помешали бы его большие растопыренные уши.
При открытом тамбуре, почти на ступеньках входа в вагон в полный рост стоял Гриша. Как положено, фуражка на голове, в правой руке – красный флажок, в зубах сигарета. В бикини грациозен и невозмутим, и отдалённо напоминал Аполлона. Но не совсем обычного, а вот, к примеру, после его заплыва в открытой воде на дистанцию тридцать тысяч метров.
Поезд перед полустанком, как положено, притормаживает… Дежурная по переезду при виде Гриши уверенно изумилась, но при этом успела тщательно его разглядеть. Да, того самого проводника, который, конечно же, не в состоянии был скрыть под бикини даже малой части того, что справедливо зовётся в некультурном невоспитанном народе «женской радостью».
Её, двадцатилетнюю, красивую, не замужнюю, в синей железнодорожной форме… немного шокировало такое новшество.
Поезд с невозмутимым Гришей и со всеми остальными, находящимися внутри его, торжественно и медленно проехал мимо полустанка. А дежурная с красным флажком, словно окаменев или, там, очугунев, стояла, кусая передними зубами собственный подбородок.
Потом она начала медленно пятится назад, к дороге.
А мимо, по её краю, страшный, бородатый рыжий бомж катил с любовью и некоторой осторожностью тележку с тряпьём. Разумеется, он одет был почти точно так же, как беспризорник времён Парижской Коммуны. Ему, явно, стукнуло… под пятьдесят. Впрочем, у бомжей, бичей, бродяг и нищих возраста нет. Да и они, как правило, не принимают участие в олимпийских играх, даже в качестве зрителей.
Но дежурная по полустанку всё ещё пятилась назад, рассуждая, почти вслух, почему это так часто возможное, её личное счастье проезжает мимо на курьёрском пассажирском поезде. Оно ведь было так… близко. Его даже при великом желании можно было сшибить с рабочего места жердиной, обнять, приласкать незнакомца в бикини, глянуть ему в глаза и тихо прошептать: «Я так долго тебя ждала».
Дежурная сходу села прямо в тележку с тряпьём. Бомж, увлечённый своим занятием, невозмутимо продолжал путь. Он, как бы, не обратил внимания, на то, что его тележка стала несколько тяжелее.
Бомж вместе с тележкой и не пришедшей в себя с двадцатилетней мечтательницей на сексуальные темы съехал с главной дороги на тропинку, ведущую в рощу.
А в седьмом купе напротив друг друга за столиком сидели Ирина и Аркадий и продолжали интеллектуальный разговор.
– Но никак не могу понять, – откровенно признался и повторился отставной майор, – почему мне часто сниться Жанна… из Подольска. Можно сказать, это мой родной город. Дикость какая-то!
– Пусть себе сниться, – с некоторым безразличием казала Ирина. – Может, она хочет тебе… сниться. Я не ревную. Мне то…
– Оно… конечно. Но она, незнакомка, как бы, голая прилетает ко мне по ночам. Я её не знаю, но совершенно не против таких встреч… даже во сне. Я уже говорил. Но мы… это…телесно соединяемся с ней. Периодически.
– Ну, ты, Аркадий, Геракл! Даже во время сновидений… с кем-то сближаетесь.
– Я, правда, повторяюсь. Но ещё раз скажу, что секс – это, в конце концов, и спорт, и приятнейшее времяпровождение… И подчёркиваю: он служит для продолжения рода.
– И что, она от вас родила?
– Кто?
– Ваша летающая… Жанна?
– Опять шутите? Я, вообще, про интимную близость…
– Секс без любви – совсем не здорово. Я тоже вам уже об этом говорила, то есть тебе, Аркадий.
– Любить можно только картошку в… костюме или конные скачки.
– Ты – болван, Аркадий Дмитриевич. Чёрт с ней с любовью!
– Вот именно! Я это уже испытал. Любил в далёкой молодости одну… восточную женщину. Так она меня обула по… полной программе. С тех пор даже вялой попытки не делал жениться.
– А вас и не заставляю на себе жениться. У меня всё везде есть… Я ведь про другое говорю.
– Так, о чём же?
– О том, что надо быть осторожней в выборе сексуального партнёра. Не хочу повторяться. Но я, Аркадий Дмитриевич, всё-таки, себя не на помойке нашла. Не считаю, что я такая вот и растакая…
– Понятно, – ухмыльнулся отставной офицер,– все женщины вокруг вас развратницы и проститутки. А ты просто честно даёшь всем, кто активно попросит.
– Вот уж и не всем. С чего это ты взяли, что всем… Я имею право выбора. Вот тебя выбрала, старого бегемота и развратника. Но с такими, как ты, мы не построим нормального капитализма…
– А зачем? Нас и… базарные отношения устраивают.
Он игриво глянул в её глаза и повернул лицом к вагонному окну, в котором настойчиво мелькали деревья, дома и даже люди. Палахов, ласково повалив Ирину грудью на столик, умелым и уже отработанным движением пристроил свой «инструмент» туда, куда и надо было.
Попутчики, не сговариваясь, начали синхронные движения. Под стук вагонных колёс. Но эти настойчивые звуки временами заглушали иные, совсем не характерные для движения железнодорожного экспресса. Слышалось отчётливое чавканье.
Если на секунду прикрыть глаза, то, вполне, можно представить, что по вязкой болотистой почве выбирается на твёрдую дорогу обычный бурый медведь, символ не только одной из российских политических партий, но и тех многих десятков миллионы людей, которых он успешно подмял под себя.
Впрочем, ничего особенного в этом звуке не читалась. Всё там, у Ирины, уже далеко не в потайном «пространстве» мощно увлажнилось. Одним словом, для «ныряльщика» отставного майора простора хватало с лихвой. Поэтому он и нырял, и нырял, и нырял….
Надо сказать, что Ирина была не совсем простая женщина. Она обладала даром предвидения. Учительница рисования твёрдо знала, что через пару таких вот активных, но интересных и увлекательных половых актов она будет передвигаться по купе и вагона… на раскорячку. Примерно так же, как это делают мастера замечательной японской борьбы сумо… с мировым именем.
Слегка оказывая посильную помощь партнёру движением бедёр, Лемакина любовалась просторами родной земли, в сторону которой никогда не прекращался, да и не прекратится, зачастую, ни чем не аргументированный и не подкреплённый лай «добрых» стран-соседей, из Западной Европы, островных государств (и справа, и слева). Из Северной Америки… А там ещё и Австралия что-то пытается изобразить, вотчина собаки динго и многочисленных кенгуру. Да и крокодилов там хватает. Причём, двуногих тоже.
Облизывая и кусая губы, она страстно и нежно, но с некоторым придыханием произнесла:
– Смотрю и восхищаюсь! Как огромна и богата наша страна. Леса, поля, реки… Да и все богатства, что лежат в недрах. Есть ещё и не разграбленные до конца фабрики и заводы. И всё это, Аркаша, принадлежит народу.
– Конечно, Иришка. Кому же ещё? Но не всему народу, а только отдельным его представителям. Среди них есть и такие, которые и прописки-то российской не имеют. Но… процветают.
Она хотела было возразить, что-то сказать в защиту всем известных бандитов, уже почивших и пока ещё здравствующих, но настал момент завершения их соития. Ей стало, в основном, томительно и сладко. Да и он тоже понял, что, живёт на белом свете не зря. Всё у них получилось, как у того самого… сказочного царя Кощея, который чахнет над сундуками с награбленным золотом. Всё не начахнется.
Возможно, оно, это золотишко, собранное во многих стран Западной Европы, взято Кощеем на хранение. Но он, вряд ли, вернёт своим рабам драгоценный металл, ибо активно понимает, что это не какие-нибудь там… зелёные бумажки. Их можно просто печатать для дураков и даже приказать считать… валютой.