Жаркец: Ну, если это так необходимо, то ракию. Только немного.
Креше: (выставляет бутылку ракии и две рюмки) Чувствуйте себя, как дома. Садитесь, как вам удобно.
Жаркец: Спасибо, спасибо большое.
Креше: (протягивает Жаркецу рюмку ракии) Пожалуйста.
Жаркец: Спасибо.
Креше: Я поднимаю этот тост за жизнь, которая нас обоих затрахала.
Жаркец: За жизнь.
Креше: Ну, будем здоровы.
Жаркец: Будем здоровы.
Они чокаются и выпивают до дна. Ставят рюмки на стол и смотрят перед собой долго и сосредоточенно. Вдруг поднимают взгляды друг на друга. Креше кивком головы ставит вопрос Жаркецу. Тот кивает утвердительно. Креше наливает две рюмки, одну протягивает Жаркецу.
Kреше: Будем здоровы.
Жаркец: Будем.
Они чокаются и выпивают до дна. Ставят рюмки на стол и долго смотрят перед собой, не произнося ни слова. Вдруг снова поднимают взгляды друг на друга. Креше кивком головы ставит вопрос Жаркецу. Тот кивает утвердительно. Креше наливает две рюмки, одну протягивает Жаркецу.
Жаркец: Может, тормознем?
Креше: Ни в коем случае! Выпьем… за судьбу-злодейку!
Жаркец: Если за судьбу, тогда можно.
Креше: Будем здоровы.
Жаркец: Будем.
Они чокаются и выпивают до дна. Ставят рюмки на стол и смотрят перед собой долго и сосредоточенно. Вдруг поднимают взгляды друг на друга. На этот раз Жаркец кивком головы ставит вопрос Креше. Тот кивает утвердительно. Жаркец наливает две рюмки, одну протягивает Креше.
Жаркец: Будем здоровы.
Креше: Будем.
Выпивают до дна. Ставят рюмки на стол. Вдруг вскакивают. На мгновение свет приглушается и комнату заполняет веселая мелодия. Это продолжается какое-то мгновение. Затем музыка стихает, свет снова становится прежним. С этого момента они оба находятся под воздействием алкоголя.
Kреше: Я думаю, было бы лучше, если бы вы… пардон, подождите, мне это «вы» кажется таким глупым… Могу я говорить вам «ты»? Мы можем перейти на «ты»?
Жаркец: Конечно.
Креше: У нас столько общего! Было бы глупо друг другу говорить «вы».
Жаркец: Знаешь, я за эти дни очень часто о тебе думал.
Креше: Да ладно!
Жаркец: Да. Старался тебя представить. У меня же не было ни фотографии, ни каких-то сведений, как ты выглядишь. Высокий ты или низкий, с усами или без усов. Короче, я сгорал от любопытства. И я очень боялся, что разочаруюсь. Думал: неужели моя Драгица все эти годы обманывала меня с каким-нибудь кретином, которого я и уважать не смогу. С кем я и за один стол не сяду. Ты понимаешь мои переживания, мои страхи?
Креше: Понимаю. Ну, и ты разочаровался?
Жаркец: В каком смысле?
Креше: Ну, во мне. Ты разочаровался в выборе Драгицы? Ты бы сел со мной за один стол?
Жаркец: Вопрос слишком уж в лоб.
Креше: Ну и?
Жаркец: Ну… Ты мне нравишься. Вот так на первый взгляд. Я могу сказать, что ты хороший человек. У тебя есть душа. Понимаешь?
Креше: Понимаю. Ну, за это еще по одной? (Креше наливает)
Жаркец: Теперь уже все равно. Рюмкой больше, рюмкой меньше.
Креше: Будем здоровы.
Жаркец: Будем.
Выпивают до дна.
Креше: Знаешь, эта твоя мысль простить Драгицу и жить с ней, как будто ничего и не было — очень интересная мысль.
Жаркец: Ты думаешь?
Креше: Думаю. Знаешь, я полностью с тобой согласен. В наши годы разыгрывать любовные отношения и начинать все сначала не имеет смысла. Какая есть — такая и есть. Бери, что дают. Лучше синица в руках, чем журавль в небе. Одному только Богу известно, какие остальные бабы. Может, лучше, а может, и хуже.
Жаркец: Значит, ты согласен с моим взглядом на проблему?
Креше: Абсолютно. Ты умный мужик. Большой интеллигент.
Жаркец: Спасибо. Тогда мы легко договоримся о том, чтобы Драгица осталась со мной, если ты смотришь на проблему моими глазами.
Креше: Боюсь, что именно поэтому договориться будет трудно.
Жаркец: Почему?
Креше: Потому что ты помог мне понять, что не стоит стареющему мужчине снова влюбляться, покупать цветы, цитировать стихи и привыкать к какой-нибудь новой женщине. Кроме этого, для меня нет женщины, красивее Драгицы. С тех пор, как она вошла в мою жизнь, я стал самым счастливым человеком на свете. Что бы я без нее делал? Я был бы никто и ничто. А так я — муж настоящей принцессы. Когда я болел, она меня и кормила и поила, да и я был с ней хорошим. Покупал ей все, что ей хочется, и носил ее на руках, как настоящий мужчина.
Жаркец: Что ты всем этим хочешь сказать?
Креше: Я хочу сказать, что лучше всего для нас троих будет, если ты оставишь мою Драгицу, а я останусь с ней и дальше.
Жаркец: Подожди, подожди, как ты себе представляешь, что я оставлю Драгицу?
Креше: Очень просто. Скажи ей, что ты на нее обижен, что у нее есть другой муж, и что твоя словенская гордость не позволяет тебе жить с такой сучкой.
Жаркец: Но ведь я пришел к тебе с этим предложением?
Креше: А теперь я тебе предлагаю то же самое: откажись от этой женщины. Она тебе не пара.
Жаркец: А как же ты будешь с ней?
Креше: Так я же Далматинец. Я не слишком серьезно выбираю женщин.
Жаркец: И ты ее простишь?
Креше: Простить — не прощу, но забыть могу.
Пауза.
Жаркец: Я чувствую, что меня обманули во второй раз.
Креше: Почему?
Жаркец: В первый раз меня обманула моя жена, а теперь меня хочет обмануть и ее муж.
Креше: Я никого не хочу обманывать. Я просто думаю, что для нас троих будет лучше, если ты оставишь мою жену.
Жаркец: Это МОЯ жена.
Креше: С твоей точки зрения твоя, а с моей — моя. Короче, оставь нашу жену.
Жаркец: Слушай, коллега, с твоей стороны это неуважение.
Креше: Что неуважение?
Жаркец: Что ты мое присвоил себе мое предложение.
Креше: Послушай меня, коллега, мне еще никто никогда в жизни не говорил, что я неуважителен, и я не позволю этого делать какому-то индивидууму, который по стечению обстоятельств спит с моей женой. Господи, да как тебе только не стыдно смотреть мне в глаза! Унижать мою жену и говорить еще об уважении?!
Жаркец: Пардон, коллега, извините. Проанализируем ситуацию: я женился на Данице пять лет назад. А вы, коллега, четыре. Значит, юридически мой брак законный, а ваш — нет.
Креше: Вы, словенцы, только и делаете, что анализируете. Вам легко говорить, кто прав, кто виноват. Посмотрим, что говорят эмоции: а эмоции говорят, что я полюбил Драгицу еще шесть лет назад.
Жаркец: А я пять. Значит, она уже тогда с тобой вертела?
Креше: Вот, видишь.
Пауза.
Жаркец: Попробуем поговорить откровенно.
Креше: Пожалуйста.
Жаркец: Ты оставишь Драгицу?
Креше: Нет. (Пауза) A ты?
Жаркец: Нет.
Пауза.
Креше: И что теперь?
Жаркец: Получается, что мы в патовой ситуации.
Креше: Получается.
Пауза.
Жаркец: Но у тебя есть предложения, как решить с кем останется Драгица?
Креше: Давай бросим кости! Кто выиграет, тому и жена в награду.
Жаркец: Как бы не так. Я знаю, кто выиграет.
Креше: Может, в карты? Кто выиграет, тому и жена.
Жаркец: Господин Креше, мы же не на диком Западе.
Креше: Тогда сам что-нибудь предложи.
Жаркец: Мне ничего в голову не приходит.
Креше: И мои предложения не принимаешь. Давай тогда выпьем по рюмочке. Может, что-нибудь придумаем.
Жаркец: Давай.
Креше наливает, они чокаются и выпивают.
Kреше: А знаешь, ты мне нравишься.
Жаркец: И ты мне тоже. Я думаю, что Драгица — женщина с прекрасным вкусом. Мы с тобой — особый вид мужчин.
Креше: Мы идиоты.
Жаркец: Что ты имеешь в виду?
Креше: Я думаю, что мы относимся к тому виду, который называют идиотами. Если бы мы не были идиотами, она не водила бы нас за нос столько лет.
Жаркец: Ну, сейчас с одной стороны мы, может, и идиоты, но с другой — хорошие люди.
Креше: По принципу: хороший и идиот — два родных брата.
Жаркец: Я не знаю такого принципа. Как ты сказал? Хороший плюс идиот равняется… что?
Креше: Два родных брата.
Жаркец: Очень интересно.
Креше: Скорее, я бы сказал, очень грустно.
Пауза.
Жаркец: Знаешь, меня очень подкосило, когда я узнал о твоем существовании. Это самый грустный день в моей жизни — День скорби. В тот день я впервые в жизни решил совершить самоубийство. Я даже уже стал думать, какой самый дешевый способ себя убить. Стал расспрашивать, сколько стоит пистолет, сколько стоит метр веревки.
Креше: Не надо, дружище, не надо самоубийства. До этого еще далеко.
Жаркец: Сейчас я и сам знаю, что это слишком. Но в тот день ужасного осознания действительности мои чувства взяли верх. Только на следующий день я сумел все переоценить. Я даже сказал себе: «Лучше пусть она покончит с собой». А потом еще подумал: «Здесь речушка, там межа. Как же, жизнь, ты хороша!»
Креше: Так и надо, правильно.
Жаркец: Но в тот первый день я даже думал, как убить ее второго мужа.
Креше: Неужели меня?
Жаркец: Я же тогда еще не знал, что это ты.
Креше: Неужели ты бы меня убил?
Жаркец: Ну, я же тебя не знал. Ты был каким-то существом, у которого там что-то есть с моей женой. Понимаешь, фантазия у меня разыгралась, и я представлял тебя таким красавцем, совсем другим. Ну, и ревность, конечно, проснулась. Это же нормально. Потом я и это проанализировал и сказал себе: «Я же не дурак, чтобы убить этого засранца, а потом сесть на пять лет в тюрьму!»
Креше: Как ты меня назвал? Засранец?
Жаркец: Да не тебя, которого я сейчас знаю и уважаю, а тебя того, абстрактного, который снюхался с моей женой. Понимаешь?
Креше: Понимаю.
Жаркец: Я так ревновал, когда представлял, как вы обнимаетесь. Это же так по-человечески. Думаю, ты меня можешь понять.
Креше: Могу, могу. (Пауза) Я хочу кое-что у тебя спросить. Кое-что о тебе и Драгице. Надеюсь, ты не обидишься. Надеюсь, ты поймешь мою человеческую слабость под названием «любопытство»?
Жаркец: Ну, спрашивай.
Креше: Как часто вы бываете вместе?
Пауза.
Жаркец: Что «как часто»?
Креше: Ну, как часто вы делаете это?
Пауза.
Жаркец: А, это.
Креше: Да, это. Как часто?
Жаркец: Один раз.
Креше: Один раз?
Жаркец: Да, один раз.
Креше: В неделю?
Жаркец: Нет. В месяц.
Креше: Один раз в месяц?
Жаркец: Да.
Креше: Так вы не очень-то преуспели.
Жаркец: Ну, сейчас… (Пауза) Это обычно бывало в начале месяца, после зарплаты. Раз в месяц мы делали это. И два раза в месяц то, другое.
Креше: Что другое?
Жаркец: Ну, то, другое. Понимаешь?
Креше: (ничего не понимая) A, да. То другое. (Пауза) Значит, три раза в месяц?
Жаркец: Что три раза в месяц?
Креше: Ну, делали это.
Жаркец: Нет. Это мы делали раз в месяц, а то, другое — два раза в месяц. (Пауза. Креше ничего не понимает, но не хочет в этом признаться) Понимаешь?
Креше: А, понимаю. Это — раз в месяц, а то другое — два раза в месяц.
Жаркец: Ну, да. (Пауза) Наверно, и вы так же.
Креше: Наверно. Ты что имеешь в виду?
Жаркец: И часто, и редко. (Пауза) Я бы хотел тебя еще кое о чем спросить, если ты не против.
Жаркец: Конечно, спрашивай, не стесняйся. Мы с тобой сегодня стали интимными братьями, как сказал бы наш хорватско-сербский писатель Крлежа.
Креше: Мне интересно, каким был ваш брак. Как вы ладили? Я имею в виду каждодневные отношения. Только искренно.
Пауза.
Жаркец: Я отвечу тебе очень искренно, если ты мне пообещаешь, что и ты мне ответишь на мой вопрос.
Креше: Конечно! Искренность за искренность. (Пауза) Давай, рассказывай.
Жаркец: Может, здесь и нечего рассказывать. Ты же знаешь нашу Драгицу: часто в дороге, редко дома. Когда я спрашиваю ее, почему ты так редко дома, она мне говорит: что ты меня спрашиваешь, кабан? Разве ты не знаешь, что такое эмансипация! Ты знаешь, что я зарабатываю в три раза больше, чем ты, и что у нас в доме ничего не было бы, если бы я столько не работала.
Креше: Она никогда не выносила упреки.
Жаркец: Я всегда содержал в порядке дом. Наша квартира была чище, чем военный госпиталь. Каждый день после обеда я пылесосил, раз в неделю стирал и гладил белье. Посуду мыл и вытирал только я. А она еще была не довольна.
Креше: Как это?
Жаркец: Говорила, что я плохой муж, потому что не умею готовить, и что она в три раза больше стоит. А с моей зарплатой мы бы уже давно померли с голоду.
Креше: А ты действительно не умеешь готовить?
Жаркец: Не умею и не люблю. Я пробовал много раз, но у меня на самом деле не получается. У меня любое блюдо плохо выходит, без цвета, запаха и вкуса.
Креше: А Драгица любит хорошо поесть.
Жаркец: Что самое страшное, если бы она постоянно была дома, то не пускала бы меня на баскетбол.
Креше: Ты любишь баскетбол?
Жаркец: Очень. Это самый лучший вид спорта. А ты?
Креше: Я не пропускаю ни один соревнования, когда желтые играют в Сплите. Единственно, когда Драгица дома, я не могу пойти. Она не пускает.
Жаркец: Когда я обо всем думаю, то понимаю, что Драгица отняла у меня лучшие годы моей жизни.
Креше: Ох, да. Как мне грустно слушать твою исповедь. Много ты намучался с этой женщиной.
Жаркец: Много. (Пауза) Скажи мне, как ты познакомился с Драгицей?
Креше: Ты что имеешь в виду?
Жаркец: Ну, как произошло ваше знакомство?
Креше: А, ты об этом? Тебе действительно интересно?
Жаркец: Конечно.
Креше: Ну, знаешь, это случилось в прекрасные весенние дни, когда ласточки готовились сорваться с ветвей деревьев и подняться в безоблачную высь. В моей душе тогда была какая-то тревога, сердце так сильно колотилось, а левая бровь все время подергивалась. Я чувствовал, что в эти дни должно что-то случиться, что изменит всю мою жизнь. И действительно, однажды утром, когда солнечные лучи, пробиваясь сквозь паутины ветвей сонных берез, искали пути к сердцам людей, и когда веселые птички своим щебетанием делали существование людей более-менее сносным, я тем судьбоносным утром шел медленным шагом, почти паря над землей, касаясь ее только кончиками пальцев ног. Когда я проходил вот так восторженно мимо одного туалета, ничего не видя, не думая ни о чем, но чувствуя все вокруг, я вдруг услышал голос: «Эй, господин!» Это был женский голос. Но я не обернулся, подумав: «Я не тот счастливчик, которого женщины называют господином». Но этот голос, снова несясь по воздуху, произнес: «Эй, господин!» Я остановился. Оглянулся. И мои глаза увидели молодую женщину. В руке у нее был обычный кошелек. Это была Драгица, имя которой я тогда еще не знал. И она говорит: «Эй, господин, это вы потеряли кошелек?» Я говорю: «Нет, не я». А она мне: «Мне кажется, вы его уронили». Я говорю: «Нет, у меня никогда не было такого кошелька». А она мне: «А что же теперь делать? Вы единственный свидетель. Вы должны мне помочь». И тогда я предложил ей отнести кошелек в полицию. А она говорит: «Только если вы мне поможете. Вы же свидетель. В полиции могут подумать, что я что-нибудь взяла из кошелька, если там вообще что-нибудь есть». И вот так мы вместе открыли кошелек, в котором были только две каких-то мелких купюры. Потом вместе пошли в полицию, где полицейский сказал нам, что из-за такой мелочи мы могли вообще не приходить. А как только мы вышли из отделения, она мне предложила… Что же она мне предложила?