- Разршите иттить, трщ подполковник?
- Идите! - согласился начальник по режиму.
- Есть! - мотнул головой Толя и окончательно улёгся на снег.
Пёс привычно встал над хозяином, аккуратно взял его за воротник шинели и потащил волоком по направлению к проходной.
33. Семейное счастье.
Толя добрался до дому сам. Что подвигом не считалось. Более того, было плохо. Потому что в этом состоянии Толе приходилось участвовать в скандалах с женой. Толя долго не мог понять чего хочет от него эта визжащая женщина, обещавшая ему все возможные кары от руки господней до, что было ближе и страшнее, командира части. Наконец, он получил по физиономии. И это было неправильно. Прапорщиков в Советской Армии бить было нельзя. Осознав произошедшее, Толя махнул рукой на всё, но нечаянно попал жене в глаз.
Визг перекрыл обычные децибелы, жена схватила с вешалки платок и побежала жаловаться маме, которая жила неподалёку. Всего каких-то два километра в сторону от города. Толя пожал плечами и вдруг вспомнил про заначку. Обрадовался и стал готовить немудрёную закусь. Толя не был каки-то алкашом. Пить надо всегда либо во компании, либо с хорошей закуской, что благоприятно сказывается на здоровье.
Тем временем, в квартире тёщи назревал ураган. Увидев фингал на лице дочери, тёща насупилась и стала надевать шубу. Наорав, между делом на мужа, чтобы не путался под ногами. Два километра для разъярённой фурии - не расстояние. И уже через несколько минут Толя, сидевший на кухне напротив окна, увидел спешащую на свидание тёщу. Вежливо открыл дверь позвонившей и чуть не упал от того, что ему в физиономию вцепились пальцы его ближайшей родственницы. Обидевшись на возможность повреждения целостности кожного покрова, Толя отнял руки от лица, переложил их в одну свою ладонь, а второй целенаправленно ткнул туда, откуда выплёскивалась сама ярость.
Тёща спорить не стала и тут же с повышенной скоростью покинула квартиру молодых. Вернувшись домой, она выместила на муже всю невысказанную боль за молодое поколение, за промахи семейной жизни, за будущие прегрешения и выставила супруга за дверь, выкинув ему следом пальто и шапку с пожеланием привести междусемейные отношения в порядок. Это совпадало с желанием оскорблённого тестя и он тоже поспешил по тому же маршруту, который уже освоили его домочадцы.
Толя, с залепленной мокрыми бумажками физией, опять сидел на кухне и в окно увидел... Конечно. увидел своего любимого тестя, который спешил к своему любимому зятю. Ещё до того, как зазвенел звонок, Толя распахнул дверь и отвёр ударную руку назад. Тесть произвёл в уме необходимые вычисления с такой скоростью, что ему могла бы позавидовать самая современная электронно-вычислительная машина. Трансформировал положение рук из положения "атака" в положение "давай обнимемся".
- Толик! Сынок! Ну какой же ты молодец! Я с этой дурой тридцать лет! Ни разу пальцем! Столько крови выпила!...
Единение продолжилось на кухне. Хватило на двоих. Причём, Толя честно отдавал товарищу по несчастью больше, чем потреблял сам. Пообнимавшись и полобызавшись, расстались. Хотя Толя и хотел проводить тестя до самого его дома. Но тесть по-военному приказал сыну лечь спать, чтобы приготовиться к завтрашнему дню службы для нашей любимой Родины. И немного нетвёрдым шагом добрёл до покинутых представителей лучшей половины человечества, которые сидели, утешая друг друга. На звук открываемой двери тёща прыгнула как тигрица.
- Ну что? Дал ему как следует? Чего молчишь, дубина стоеросовая? Да ты сам пьян!!!
Супруг молча снял с плеча половину пальто, посмотрел на уже набравший цвет синяк на глазу у супруги, нехорошо осклабился и дал освободившейся рукой в незакрашенный глаз своей половины. Последовавшая реакция удивила только их дочь. Потому что мама вдруг завизжала, и набросилась на неё, пытаясь ударить чем попало и при этом приговаривала.
- Бестыжая! Дура! С мужиком своим разобраться не можешь! Из-за тебя наша жизнь кувырком сегодня пошла! Тридцать лет....
Семейное счастье Толи было восстановлено всерьёз и надолго.
34 Солдатская дружба.
В самый первый же наряд на кухню я подрался с сержантом из нашей учебной роты. Ваня Капичников был щуплый и низкорослый, но вредный и орущий по любому поводу.
Наш комвзвода распределил весь взвод на работу. Мне досталась самое тяжёлое: переноска продуктов со складов в разделочные цеха. Зайдя в очередной раз в овощной цех, я сталкиваюсь с Ваней. Держа морковку в кулаке, он ткнул меня этим куулаком в грудь:
- Помой мне морковку!
Я и сам не вышел ростом и, поэтому, такой дрищ не мог вывести меня из равновесия.
- Вон – полная ванна чищеной морковки. Возьми любую, - и сделал попытку обойти сержанта.
Но он запрыгнул опять вперёд меня и ещё раз ткнул больнее зажатой в кулак морковкой мне в грудь. Целя в солнечное сплетение.
- Ты что, молодой? Оборзел? Я сказал: почисть мне морковку!
Лучше бы он так не делал. За полтора месяца в армии я не только не забыл вкус домашних пирожков, но и правил поведения на улице. Наверное, корзина с картошкой, которую я нёс, весила намного больше сержанта Капичникова, потому что он рухнул в ванну с морковкой. Вынырнул оттуда и убежал с воплем:
- Ах, ты так!
Почти сразу же вернулся с двумя друзьями из постоянного состава нашей же роты. Те, не сговариваясь, подхватили меня под руки, подставив Ване незащищённый передний отсек. Я встретил его ударом обеими ногами в грудь. В этот раз сержант не долетел до ванны с морковкой. Извернувшись и перехватив борцовским захватом за туловища обоих Ваниных помощников, я потищил их к ванне, не обращая внимания на пинки, которыми наградал меня сзади восставший Ваня.
По гулкому пустому цеху разнёсся низкий рёв и меня схватила за шиворот чья-то огромная лапа. Вообще-то, лапа была не чья-то, а нашего командира взвода Зайцева. Он только по фамилии был Зайцев, а так, по внешнему виду, вполне медведев.
Стряхнув с меня двух старослужащих, которые тут же испарились, Зайцев толкнул меня по направлению к двери.
- Марш работать!
И тут же принялся, нагибаясь под столы и ванные овощного цеха, ласково приговаривать:
- Капичников! Иди сюда, сука! Не жди, когда я разозлюсь.
Я не без удовольствия задержался за дверями, слушая оплеухи, доносящиеся изнутри и перемежаемые размеренными речами.
- Если ты ещё раз... (Хрясь!)... Сука товарищ младший сержант Капичников... (Хрясь!)... Ещё раз... (Хрясь!) ... Тронешь курсанта моего взвода....
Я понял, что подслушивать нехорошо и побыстрому свалил подальше, чтобы не попадаться на глаза нашему «зайцу».
С того дня я постоянно ловил на себе злобный взгляд младшего сержанта Вани Капичникова. То, что он найдёт способ как мне отомстить, было ясно как дважды два. Случай не заставил себя долго ждать: я с группой работавших на котельной, опоздал на построение на обед и в столовой попал за стол, где старшим был Ваня. "Ну, всё, - подумал я, - сейчас оставит голодным".
Капичников деловито разлил борщ по чашкам на столе и опрокинул бачок вверх дном над моей чашкой. Борщ получился с горкой.
- Попробуй не сожрать, сука, - прошипел Ваня прямо мне в лицо.
Шутник! После тех тонн угля, который мы только что перекидали! Я успел вовремя к моменту раздачи второго. Повторилась та же ситуация, что и с первым блюдом. Я умял и это, с сожалением отметив, что праздники бывают не каждый день. В глазах маленького Вани появился неподдельный интерес.
- Ещё хочешь?
- Можно и повторить.
- И первого тоже?!
- Рота! Закончить обед! Встать! – раздалась команда и все вскочили.
- Сидеть! – рявкнул на меня Капичников и заорал на всю столовую, - Заяц! Этот со мной останется!
Взводный глянул в мою сторону и согласно махнул рукой. Ваня схватил мою чашку и побежал к раздаточному окошку. Вернулся, неся в одной руке горку борща и в другой – котелок со вторым. Правда, каши было только на донышке. Я радостно распустил ремень и принялся за дело. Запил обед шестью кружками компота и отвалился от стола. Капичников уже вполне дружелюбно потыкал меня пальцем в живот.
- А ещё можешь?
- Ну, если б два-три стаканчика сливочного мороженого, - совсем обнаглел я.
- Не, - огорчился Ваня, - Сегодня в чипке мороженого нет.
Так мы и подружились.
35. Усы.
Потерны – флотское название. И нас, уже в который раз, вывозят из учебки на загрузку этих самых потерн всякой съедобной штукой. Тут и бочки с селёдкой, и ящики с капустой, и копчёная колбаса, и штабеля с тушёнкой, сгущёным молоком и, даже, банками экзотических лягушачьих лапок французского производства, без которых эффективность нашего Краснознамённого Флота могла резко понизиться.
Таскаем уже не первый час. И конца и края не видно этим открытым вагонам и хайло подземелья обречённо глотает и глотает эту нескончаемую вереницу военнослужащих, несущих, катящих, тянущих.
Голодные курсанты прихватывают кусочки того, что носим: то ломтик капусты, то селёдочку, то колбаску. Я стоически терплю, потому что знаю: на обед из части привезут жратвы от пуза.
Обед.
- Если откроешь этот бачок руками, то твоя взяла. А, если нет, то сбреешь усы, - заявил мне Зайцев.
Мои так называемые усы были его головной болью. Все курсанты покорно скоблили пух на губах по первому же приказанию и только я отказывался это делать, мотивируя это отсутствием в Уставе нормы, требующей заставлять начать бриться.
Бачок я не открыл, потому что медведеподобный Зайцев затянул барашки чумичкой, как рычагом, сказали мне потом мои товарищи.
На обед был горох со свининой – одно из любимых моих блюд. И, настолько же, нелюбимым для многих моих коллег. Я с сожалением смотрел, как они разбрасывали по кустам попадающиеся жирные куски. Наконец, все отвалили и я в гордом одиночестве навалил себе добавки из одной свинины.
- Так! Подъём и за работу! По дороге перекурите, - скомандовал взводный.
Я со вздохом отставил почти половину чашки с едой.
- Ты ешь, ешь, - остановил меня Зайцев, - Если хочешь, ещё накладывай.
Пришлось подчиниться. Комвзвода, лениво развалясь на травке, покуривал медленными и глубокими затяжками папиросу и добродушно взирал на меня.
В очередной раз, запустив ложку в миску, я вытащил огромный кус варёного сала. Зайцев насторожился. Я осмотрел кусочек со всех сторон, выбирая место, и вонзил в него мои челюсти.
- И-и-эп! – судорогой изогнуло тело сержанта и он, отвернувшись от меня, смачно выблевал свой обед на траву.
- Ты это..., - в промежутках между омовениями физиономии выдыхал Зайцев, - Ты ешь... Не стесняйся... Только усы, всё равно, потом сбреешь.
36. Попробовал.
Вечно-улыбающийся сержант Кротов пришёл к сержанту Зайцеву. Большинство сержантов нашей учебной роты обладали звериными фамилиями, за что в части нас так и называли: звериная рота.
- Ты понимаешь, Заяц, я ему говорю: щас в ухо дам, а он мне отвечает: ну и попробуйте.
- Кто? – спросил Зайцев, посмотрев, почему-то, на меня.
- Да этот. Мой. Тарасов.
Вова Тарасов – 20-летний деревенский, словно вытесанный из цельного куска дуба, невысокий спокойный флегмат. Он выделялся среди курсантов не только тем, что был чуть ли не одинаков в высоту и ширину, но и своим железным спокойствием.
- Зови его сюда этого Тарасова. Сейчас воспитывать будем, - пришёл на помощь «кроту» «заяц».
Через минуту в нашем классе объявился Вова с докладом.
- Товарищ сержант! Курсант Тарасов по вашему приказанию прибыл.
Зайцев поднялся, вытянулся во весь рост, чтобы казаться ещё выше, и пошёл навстречу.
- Жалуются на тебя, курсант Тарасов.
- Не вижу причин, товарищ сержант.
- Зато я вижу! Хочешь, чтобы я тебе урок преподал?
- Попробуйте, товарищ сержант.
И чем ближе подходил Зайцев, тем шире становился Тарасов, втягивая набыченную голову в расширяющиеся плечи и расставляя локти в стороны.
- Смирно!
- А я уж и так смирнее некуда, товарищ сержант.
Не доходя, Зайцев остановился и растерянно оглянулся на Кротова. Тот прыснул в кулак.
- Крот! Да пошёл ты нахрен! Учебный процесс мне тут нарушаешь. Вали отсюда! У тебя тоже сейчас урок должен быть.
Вечером нам устраивали отбой-подъём. 30 секунд на раздевание и нырок в койку и 45 на одевание и построение. У нас получалось всё лучше и лучше. Но и постоянный состав находил всё новые извращения, чтобы вернуться к учебному процессу.
- Рота! Отбой! И 30 минут никакого шевеления и никакого звука.
И эти полчаса дежурный по роте крался вдоль двухярусных кроватей, навострив уши, чтобы к чему-нибудь придраться. В этот раз койка предательски скрипнула под мгновенно-уснувшим Тарасовым.
- Рота! Подъём! 45 секунд! Построение на центральном проходе!
Мы почти справились.
- Ты что, молодой? Приказа не слышал? Полчаса без движения!
- Я, когда сплю, плохо себя контролирую, товарищ старший матрос.
Со стороны, где лежали Зайцев и Кротов, послышалось сдавленное хрюканье.
- Кротов? Это твой такой умник? Кротов?!
- Крот, ты спишь? – спросил Зайцев.
- Да, я сплю. И пусть только какая падла попробует меня разбудить!
Дежурный понял, что пора тормозить.
- Рота! Кроме курсанта Тарасова. Отбой! А ты, пошли со мной.
Все запрыгнули в койки и затаились. За дверями раздался грохот и снова наступила тишина. Со звериной стороны снова донеслось хрюканье и сдавленный шёпот.
- Попробовал.
Скрипнула дверь и в призрачном ночном свете показался дневальный. Почему-то, он подошёл к Кротову и зашептал.
- Товарищ сержант. Товарищ сержант.
- М-м-м.