Поэтому Он никогда не смеялся. Но не раз видели Его плачущим.
Воистину свидетельствую: всюду, где я побывала, был со мною и Он. Совершив паломничество по местам Его земной жизни, я словно воочию узрела эту жизнь.
Я видела Божественного Младенца, возрастающего в Назарете в семье бедного плотника. Видела, как не любят Его сыновья Иосифа, которых Он считал Своими братьями. Как не понимают и не принимают Его те, вместе с кем Он жил все эти годы, пока не отправился в путь, ради коего и был рожден.
Я ощутила всем сердцем боль Его Пречистой Матери, когда Он покинул родной дом. И Ее страх, когда до Нее стали доходить вести о Нем. Одни говорили, что Он пророк и чудотворец, другие обвиняли Его в богохульстве и утверждали, что Он попирает веру их отцов и законы иудейские. Говорили, что Он водит дружбу с недостойными и заявляет, что пришел разлучить человека с отцом его, и мать — с дочерью ее, и невестку — со свекровью ее.
Видела я Его и в пустыне. Как Он постился сорок дней и ночей, борясь с искушениями, призывая в молитвах Отца Своего Небесного. Как искушал Его сатана, предлагая Ему всю славу міра сего. Как Он, будучи голоден, молвил нечистому духу, отвергая его искушение: «Не хлебом единым жив человек, но всяким глаголом, исходящим из уст Божиих!» И добавил: «Отойди от Меня, сатана, ибо писано есть: Господу Богу своему покланяйся и Ему Единому служи!»
Так прогнал Он прочь господина слабостей людских. И, оставшись в силе Духа, отправился дальше по земле Израильской.
Я видела, как шел Он по пыльным и раскаленным солнцем дорогам. А за Ним, как за пастырем, следовало словесное стадо жаждущих утешения и истины.
«Как, должно быть, тяжело было Ему нести свою силу в немощном и подвластном любой болезни человеческом теле, — думала я. — Он шел босой, с непокрытой головой, чтобы быть одинаковым с теми, кто последовал за Ним. Ибо все они были для Него одинаковы. Дети Отца Небесного».
Видела я, как Он стоял посреди народа. И многие, подобно Марии из Магдалы, прикоснувшись к Нему, получали исцеление по вере своей.
Видела, как Он укреплял немощных и убогих и исцелял болящих. Как учил смирению и любви. Учил прощению. И Сам прощал людям их грехи.
Я размышляла о Его милосердии к грешникам и недугующим, ко всему роду людскому, ради спасения которого Он дал Себя распять.
Он был Сыном Божиим, но и Слугой всему человечеству. Ибо все, что Он делал, Он делал для других. Даже будучи распят на кресте, Он думал не о Себе. «Се, Матерь твоя!» — сказал Он самому младшему из учеников Своих, единственному сопровождавшему Его до Голгофы. «Жено, се, сын Твой!» — рек Он Своей Пречистой Матери, поручив Ее отныне любви и заботе Иоанна, понимая, что дом сыновей Иосифовых не может быть Ее домом.
Он просил Отца Своего быть милостивым к людям. «Прости им, Отче, ибо не ведают, что творят!» — молил Он за них со креста. Он, пришедший научить нас прощению.
Я видела Его в саду Гефсиманском. Стоящего на коленях и молящегося в ту пору, когда ученики Его спали. Изнемогая от муки, Он устремлял взор на небо, «и был пот Его яко же капли крови, каплющие на землю».
«Да будет воля Твоя!» — говорил Он Отцу.
«Да будет воля Твоя!» — говорим порою и мы, люди, вручающие свою судьбу Богу. Но мы-то никогда не знаем до конца, что нас ждет. И до последнего момента не теряем надежды, что Отец наш Небесный, верша Свою волю, угодит и нашей. Будет к нам милостив. И избавит нас от искушения. Избавит от страдания. Или, по крайней мере, уменьшит нашу боль, сделав ее не такой сильной и продолжительной.
А Он знал, какова воля Отца Его! Знал, что Его ждет страшное унижение. Самое ужасное предательство. Невыносимая боль. И все-таки сказал: «Да будет воля Твоя!» Он добровольно пожертвовал Собой, чтобы искупить наши грехи. Принял на Себя муки и страдания, дабы мы могли надеяться на прощение.
Я видела, как Он шел по улицам Иерусалима, согбенный под тяжестью боли и предательства. Видела себя среди Его последователей и задавалась вопросом, как бы я поступила, будь я одним из апостолов. Стала бы спасать от римского суда, разъяренной еврейской толпы и иудейских первосвященников плоть свою, источенную страхом? Или же душу? «Никогда, никогда я бы не отреклась от Тебя!» — повторяла я, молясь коленопреклоненно на Его Гробе в Храме Страстей Христовых. Я чувствовала, что говорю это от чистого сердца. Но знала и то, сколь велика немощь естества человеческого. Не клялся ли и Петр, причем стоя лицом к лицу с Господом? А потом трижды отрекся от Него в течение одной только ночи. Трижды начиная с полночи — и до первых петухов. Как и предсказывал ему Христос.
«Не бойтесь убивающих тело, души же убить не могущих!» — говорил Спаситель. «Вера! Имейте веру!» — не уставал повторять Он. Они же, апостолы и ученики, словно забыли об этом святом наказе. Разбежались перед лицом силы и немилосердного суда и отреклись от Своего Учителя. Мучимые страшным сомнением, пытались оправдать себя: «Если Он действительно Сын Божий, зачем предал Себя на суд и муку. А если не Тот, за Кого Себя выдает, зачем тогда нам страдать за Него?» Итак, даже они, они, самые близкие к Нему люди, свидетельствовавшие о чудесах и учении Его, не поняли поначалу, в чем состоял смысл Его пришествия и жертвы.
«Значит, и Петрово отречение — тоже часть Промысла Божия, — подумала я, — поучение для нас, верных. Дабы мы знали, что такое сомнение и покаяние. Дабы видели, что утрата веры, подобно рже, разъедает даже самые чистые и твердые сердца; отравляет своим ядом и самые светлые умы».
Путешествуя по Святой земле, земле, которой касались пречистые стопы Его, я размышляла обо всем, что Он совершил здесь. И пыталась постичь хотя бы малую частицу Его существа. Но можно ли уместить на ладони бескрайнее небо? Осушить одним глотком безбрежное море, чтобы увидеть тайны морского дна? Как выразить в одной слезе, едином вздохе всю боль и радость мира? А Он — был все это вместе, и еще больше, неизмеримо больше. Каждое мгновение Он читал мысли каждого из людей. Ему был ведом трепет каждой травинки. Прикосновение каждой ракушки к коралловым рифам. Мерцание звезд. Ведь даже малая птица не могла пасть на землю без Его воли.
«Все сущее и все, что могло бы быть, — от Него. Как же тогда постичь это невообразимое величие? Как постичь разумом всемогущество Вездесущего?» — спрашивала я себя.
И при этом постоянно думала о Нем. Постоянно видела Его перед собой. И внимала Его речам.
Он был рядом со мной и тогда, когда я вошла в святую воду реки Иордан на месте Его крещения. Здесь Отец явился Ему в досточудных глаголах, которые мог слышать и разуметь только Сын.
Мне казалось, что река течет сквозь меня. Смывает ил и грязь с моей души. Очищает меня изнутри. И что, когда я выйду из нее, я уже больше не буду прежней. Когда же в руку мою неожиданно попал малый камушек, гладкий, округлый, синий, словно кусочек неба, я ни на миг не усомнилась, что это Он мне его послал как некий знак. Я устремила свой взор ввысь, к Нему, как некогда Он — к Отцу Своему, чтобы возблагодарить от всего сердца. Горячие слезы любви заструились из очей моих. И я ощутила небывалый мир в душе.
«Да будет воля Твоя, какой бы она ни была!» — молвила я в неизреченном восторге.
Оторвав взор от небесной лазури, я посмотрела на другой берег. И увидела их. Мужчину и женщину. Они стояли вместе. Неподвижные. Словно ждали чего-то.
Мужчину я узнала сразу. И задрожала. От страха — и надежды. И от стыда.
Я оглянулась на своих спутников. Людей, с которыми столько дней делила тяготы пути. Чтобы видеть их лица. Их взгляды. Узрели ли они? Я хотела разрешить собственные сомнения. Но мои спутники были заняты собой. Каждый по-своему переживал встречу со святым местом крещения Господня. И никто из них даже не взглянул на противоположный берег. А мужчина и женщина все еще стояли там. Возникшие пред моими очами словно видения, они были реальны, как и все вокруг.
«Пусть они скорее исчезнут, если это только виденья моего ума, впавшего в прелесть! Отражение возгордившейся жалкой души!» — взмолилась я в страхе и смятении. Ибо кто я есть? Только бедная девушка, грешная, как и все, чья душа пламенеет единственным желанием: очиститься от скверны и просветиться светом Божиим. И как я тогда дерзнула поверить, что действительно видела — их?! Его, величайшего из рожденных женами, крестившего в Иордане Иисуса из Назарета, в Котором он признал Сына Божия! И женщину, облеченную, как и Креститель, в дивный свет небесный!
«Господи, если они — не от Тебя, то пусть исчезнут!» — заклинала я.
Но они не исчезали.
Они остались стоять на прежнем месте и после того, как мы двинулись с Иордана в обратный путь.
А женщина эта спустя несколько дней явилась мне во сне. Чтобы повести меня туда, куда Он повелел.
ПОГОНЩИК ВЕРБЛЮДОВ, КАРАВАН-БАШИ
Я не паломник. Да, мне не раз довелось посетить все святые места, описанные в Ветхом и Новом Завете. Но я это делал не из-за веры и не из-за Бога, но ради заработка. Моей работой было возить христианских паломников. Обеспечивать им пищу и ночлег. Запасать все необходимое. Договариваться с хозяевами гостиниц и постоялых дворов. Благодаря этим паломникам жили и кормились я сам, моя старая почтенная мать, мои красивые, плодовитые и послушные жены и наши дети. Надеюсь, что и сыновья мои будут жить не хуже меня.
У меня всегда были вьючные лошади. Были ослы и мулы. Но больше всего я любил верблюдов. Это отважные, терпеливые и выносливые животные. Гордые, как султаны. Но умные. Я многому научился у них.
Дважды в год я обходил со своим караваном все те места, которые христиане считают святыми, потому что там побывал Тот, Чьим именем они назвали свою веру. Сам бы я желал отправиться дальше, на юг. Чтобы в священный месяц посетить Мекку. Чтобы, будучи чистым духом и телом, обойти вместе с другими правоверными святое жилище из черного гранита, именуемое Кааба, и дотронуться до него рукой. Чтобы посетить могилы Агари и Исмаила и источник Земзем. Чтобы подняться на Гору милосердия в долине Арафат.
Я — мусульманин. Покорный Богу. Вера моя — это учение Мухаммеда, которого некоторые люди называют последним библейским пророком. Ему явился тот самый Архангел, что шестью веками раньше принес матери Иисусовой благую весть от Бога. Христиане называют его Гавриилом. Нам он известен как Джибрил. Джибрил дал Мухаммеду Книгу, которую мы все теперь читаем.
Вскоре по получении священной Книги с небес мои единоверцы захватили Святую землю христиан. Было ли то посланием Иисуса Его чадам и что Он этим хотел сказать — о том не мне судить. Пусть об этом думают сами христиане.
Я же знаю, что Иисус был чист, ибо Он был избранник Божий. И почитаю Его за то, что Он умер за веру мученической смертью. И за то, что учил добру.
Я всегда был обычным человеком. И только одним отличался от большинства людей: я умел подслушивать чужие мысли. Однако об этом предпочитал помалкивать. Не знаю, почему мне была дана такая сила. Может быть, для того, чтобы свидетельствовать? И чем вообще следовало считать подобный дар: милостью или проклятием?
Чего я только не наслушался, сопровождая паломников! Какие только мысли не промелькнули передо мною! Чего только не держали у себя в голове эти люди! Порою я сам себе не верил. Иногда я в страхе спрашивал себя, уж не Иблис ли (так мы, правоверные, называем сатану) смущает мой разум, искушая меня?
Многие паломники напоминали старуху из известной притчи, которая во время богослужения в храме все время всхлипывала и обливалась слезами. Подошел к ней священник и, будучи уверен, что она растрогана святостью места, в котором находится, и его проповедью, спросил: «Отчего ты плачешь, дочь моя?» А та отвечала: «Как же мне не плакать, если на одном человеке, которого я увидела здесь, была точь-в-точь такая же накидка, как на моем покойном муже. О, как добр был мой супруг! Никогда я не смогу утешиться в своем горе. Не зря ведь сказано в Писании: "Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться, ибо их нет". Так и я всегда плачу, когда что-нибудь напомнит мне о моем ненаглядном».
Таких случаев я знаю немало. Многие паломники даже во время молитвы увлекались мирскими картинами и мыслями. И менее всего думали о Боге и о грехах своих. А если кому-то из них и приходило в голову, что его обуревают неподобающие думы, он легко извинял сам себя: «Да уже по одному тому, что я сюда приехал и потратил на это большие деньги, видно, что я лучше других. Я ведь все это делаю из любви к Богу!» Да, именно так, я не лгу. Такие мысли мне приходилось подслушивать часто.
Я понимал этих людей. Они приезжали из мира, в котором совершаются величайшие грехи. Поэтому их малые прегрешения казались им попросту ничтожными, а крохотные шажки на пути к Богу — исполинскими шагами. Они всё мерили не мерою Божиих заповедей, но мерой людских поступков.
О, как мне их было жаль. Слушают, а не слышат. Берут, но не могут взять. Случалось, я даже молился за иных из них: «Аллах милосердный и праведный, избавь их от глупого самолюбия. От привычки с легкостью прощать себе свои прегрешения. Ведь это страшнейший из грехов, когда человек присваивает себе то, что по праву принадлежит только Богу».
Конечно, не все паломники были такими. Нет. Были среди них и по-настоящему устремленные к Богу души. Те, чьи тяжкие вздохи исходили от чистого сердца и кто искренними и нелицемерными слезами омывал земные стези Господа своего, моля Его о том, чтобы никогда не свернуть с Его пути.
Но та девушка по имени Параскева даже от этих, последних, отличалась, как пламя от дыма! Другой такой чистой души не помню ни я, ни мои помощники, ни наши верблюды.
Она держалась особняком и непрестанно вела беседу с Богом. Почти все время она шла пешком и соглашалась сесть в повозку к другим женщинам только тогда, когда уже полностью выбивалась из сил. Ела и пила она так мало, словно была не христианкой, а дочерью пустыни.
А ее молитвы! Ничего подобного я никогда не слыхал в своей жизни. Другие постоянно просили чего-то у Бога, она же — сама предлагала! В своем служении Творцу она видела Его особую милость. «Господи, подаждь ми велию силу, дабы я послужила Тебе с вящей ревностью!» — так она молилась.
Когда она неожиданно исчезла, многие были в изумлении. Но я не удивился. С того момента, как я впервые подслушал ее мысли по дороге из Хайфы, я уже твердо знал, что она не вернется назад. Когда же услыхал, кого она видела на том берегу Иордана и кто посетил ее во сне, понял, куда она теперь направится. «Да хранит ее Бог, — сказал я сам себе, — и все пророки Его».
СВЯТАЯ МАРИЯ ЕГИПЕТСКАЯ
Меня, грешную и недостойную, святые Силы небесные послали за тем, чтобы призвать ее. Чтобы возвестить ей волю Божию. И сопровождать в пути.
Впервые я увидела ее перед церковью Честного Креста Господня в Иерусалиме. На коленях пред изображением Пресвятой Богородицы. Она истово молилась. Как и я пять веков тому назад, когда отреклась от прежней греховной жизни и вступила на путь искупления.
Ей в искуплении не было нужды. Она вся была чиста, как и ее любовь к Господу. Но она хотела только в этой любви жить. И потому молилась: «Ты видишь душу мою и все, что творится в ней. Видишь мое сердце. Видишь даже то, чего не знаю я сама. То, что есть во мне и о чем я даже не подозреваю. Прошу Тебя, смилуйся! Укажи мне дорогу, так чтоб мне не ошибиться!» Так молилась она, и слезы струились из очей ее.
То была дивная душа!
После я встретила ее на Иордане. Иоанн тоже был там. Он часто посещает место, где когда-то крестил Господа. Неусыпно охраняет покой паломников и скорбит, что мало кому из них дано его видеть. Ибо немного таких, кто способен смотреть духовными очами.
Параскева видела его. И когда поняла, кто это, ее объял священный трепет.
Меня же она узнала только тогда, когда я явилась ей во сне. Ибо во сне легче всего видеть и разуметь. Она сразу же протянула мне свою руку с любовью и доверием. Она, не знавшая и тени греха, — мне, грешнице! А ведь наверняка знала историю моей жизни. Ибо с тех пор, как старец Зосима из Иорданской обители поведал ее своей братии, историю эту знает весь христианский мир.
Рассказ обо мне — это рассказ о грехе, стыде и раскаянье. Нелегко мне было исповедать мой грех. Но надо было смыть гнусную нечистоту с души, дабы чистой предстала она пред Богом. Людям же полезно послушать повесть сию, дабы послужила она им к духовной пользе.