То, что нужно.
В покоях Хюррем в это же время
-Сын, почему ты так повел себя с Хюррем? — наверное, султан бы меньше поразился, если бы перед ним сейчас появился сам Аллах и провозгласил его новым Пророком. Валидэ как-то не отличалась особой любовью к Александре до этого момента.
-Матушка? …
-Извинись перед ней. Она ни в чем не виновата, а ты ведешь себя непозволительно.
Вот тут челюсть Сулеймана стукнула его по коленке. Валидэ же была настроена решительно.
-Она соблюдает правила, вежлива и учтива. Носит твоего ребенка и вскоре станет султаншей. Никого не задирает, не подкупает, не хамит, ведет себя сообразно своему положению. Так что это за дурацкие выходки, сын?! С Махидевран можешь так обращаться! Та хоть действительно такого заслуживает — тупа, как ослица, но власти хочет побольше многих!!
-Матушка, — лицо Сулеймана напоминало грозовую тучу. — Я султан. Я так решил! И имею право вести себя со своей рабыней так, как пожелаю!!
-Говоришь, как твой отец, — слова Хафсы прозвучали для Повелителя как пощечина. — Идешь по его пути, сын? В таком случае, я тебе не мать больше!
Сулейман молча подорвался с кровати, где лежала грозная султанша, и быстрым шагом покинул покои.
-Она просто запутавшийся, одинокий ребенок…- тихо прошептала ему вслед валидэ. — Зачем ты с ней так, сын?
Но он ее, естественно, уже не услышал.
В это же время в дворцовом саду
Начинался дождь. Я медленно брела по тропинке, чувствуя, что тонкие домашние туфли уже промокли и ногам холодно и противно. Хочу в тепло, к книгам и кофе, и чтобы стоял на столике верный ноутбук, и рядом на тарелке лежали любимые пирожные.
Но главное — книги. Я всегда была книжным маньяком, пока были живы родители, мечтала стать или писателем, или библиотекарем. Посвятить всю себя своим любимым книгам. Ан нет. Жизни по фигу на твои планы и мечты, какими бы горячими те не были.
Депрессия накрыла с головой и к каплям мелкого дождика, осевшим на щеках, присоединились солоноватые капли, скатившиеся из уголков глаз. Упрямо хлюпнув носом, я стерла слезы рукавом уже изрядно перепачканного сурьмой платья.
Глазки подводила, как дура, старалась, красилась. А он со мной, как со скотиной. Не на кого опереться, довериться некому. Сожрут и растопчут. Может, и правда лучше было выйти замуж за Ибрагима? Тот не настолько ох…ел от своей власти и вседозволенности, человечность какая-то еще осталась.
Если бы, да кабы… Что толку плакать над пролитым молоком? Моя судьба теперь связана с судьбой османского тирана, которого я с каждым днем ненавижу все больше.
Ненавижу и терплю.
В небе прогремел первый раскат грома. Похоже, все-таки придется возвращаться во дворец, мне еще только простуды для полного счастья не хватало. Выплакаться толком так и не удалось, и от того я себя чувствовала просто ужасно.
Пройдя до конца тропинки, я поняла, что заблудилась. Из-за высоких зарослей кустов было не видно дворца. И куда это я забрела в такую глушь?!
Грохнул очередной раскат грома, и я, повернувшись, неожиданно увидела шаровую молнию размером с арбуз, несущуюся ко мне на всех парах.
Вскрикнув, я упала на землю и прикрыла руками голову. Мне еще только смерти от удара молнией не хватало!
Но тут произошло кое-что такое, чего я точно никак не ожидала. Молния ударила в землю, и все вокруг заволокло густым туманом, а когда он рассеялся, передо мной стояла…
-МАМА?!!!!!!!!!!!
-Сашка, шилохвост ты мой, — ласково улыбнулась мамуля. Живая. Во плоти. В том самом платье, в котором ее похоронили. — Вот мы снова и встретились.
Я икнула и от переизбытка чувств потеряла сознание.
Глава 21, в которой мама дает Хюррем намек на то, что вообще происходит
-Где Хюррем? Позовите ее ко мне, — дошлифовывая камень в новом кольце, буркнул Сулейман. После разговора с мамой он слегка остыл и понял, что в чем-то был неправ. А мама права — как всегда. Потому что Александра, русская из далекого будущего, умная, как Великий визирь, и очаровательная, как райская гурия — его женщина. Его жена. Мать его будущего ребенка. А что заповедовал Аллах?
Почитать и защищать своих женщин, ибо они слабы. А он себя ведет, как скотина в квадрате.
И султан раскаивался, с каждой минутой терзаясь все сильнее. Но тут в его покои без стука ворвался бледный Сюмбюль-ага.
-Госпожи нет нигде, Повелитель! Пропала Хюррем-хатун!
Султан цепко глянул на евнуха. А ведь он и правда переживает за Хюррем. А она — за него. Хоть на одного слугу бедняжка может положиться в этом крысятнике… Подумав, что надо поднять верному евнуху жалованье, султан неожиданно осознал, что ему только что сказали.
-Как это –пропала?!!! –бешено взревел он. –Стража! Немедленно обыскать дворец и сад!! Живо найдите мне мою женщину!!!
Спустя час бледную Хюррем в сопровождении странной женщины средних лет представили перед очи Повелителя.
-Ты где была? — подойдя к ней, тихо спросил султан. Его колотило. –И кто это с тобой?
-Ты себе и не представляешь, Сулейман, кто это… — не менее тихо прошептала ошарашенная Хюррем. — Это — моя мама…Покойная мама…
У султана отвисла челюсть.
-Аллах Всемогущий! Как такое возможно?!
Женщина за спиной Александры скромно улыбнулась, поправила очки и сделала султану ручкой. Тот едва уловимо покраснел. Непосредственность женщины его смутила.
-Не знаю, — созналась Хюррем, без сил опускаясь на кровать Повелителя. – Мам?
-Пути Господни неисповедимы, — лукаво улыбнулась мать Александры. И было ясно, что дальше говорить на эту тему она отказывается. — Меня отпустили. Ненадолго. Но призовут, когда придет мой час. А большего вам знать не следует.
-Ясн-но, — слегка заикаясь, отозвался султан, бледный, как полотно. Ему неожиданно пришла в голову мысль, что если мать Александры смогла вернуться из загробного мира, то и его отец…
От этой мысли ему чуть не стало плохо с сердцем. — Тогда… предлагаю Вам отправиться вместе с дочерью в ее покои, и отдохнуть. А слуги принесут Вам одежду.
С этими словами султан раскланялся и сбежал, якобы по делам. На самом деле ему было безумно страшно разговаривать с ожившей покойницей. И кто бы его за это стал винить, в общем-то?
В покоях Хюррем спустя пару часов
Я никак не могла поверить своим глазам. Мама, моя любимая и дорогая мама, одетая по османской моде (расстарался Сюмбюль, ничего не скажешь!), неспешно пила кофе и закусывала пахлавой. Пожаловалась, что ей не хватает любимых ротфронтовских батончиков. И вела себя, как ни в чем не бывало.
-Мам? — не выдержав, позвала я. Мама подняла бровь и внимательно на меня посмотрела. — Но как?!
-Сашка, не любопытствуй. Нельзя тебе пока это знать. Со временем поймешь.
-Но…
-И никаких «но».
-Откуда ты узнала, где я?! –неожиданно сообразила я спросить. Мама побледнела. И что бы сие значило?!
-Откуда надо, оттуда и узнала. Все, хватит вопросов! –стукнула она по столу ладонью. –Лучше расскажи мне обо всем, что происходило после… моей смерти.
А вот об этом говорить не хотела уже я. Вспомнились похороны, на которых было безумно мало народу. Вспомнилась я, пришедшая домой после того, как ее увезли в морг. Упавшая на пол и оравшая в голос, пока не сорвала его.
Вспомнила свои мытарства по съемным квартирам в попытке убежать от своих призраков. Голод, унизительную работу горничной, официанткой, постоянные пинки и тычки от самых, сцука, умных работодателей. Свою злость и одиночество.
Бесконечные кошмары, в которых она неожиданно падает на снег и гадкие усмешки врачей «Скорой помощи» — «Да она ведь синяя уже!». Слова работника морга: «Если у Вас нет денег на оплату хранения — забирайте тело прямо сейчас!»
По щекам потекли слезы. Я ничего не говорила, но мама прочитала мои мысли, судя по всему. Смотрела на меня молча, с пониманием. Потом притянула к себе, обняла и погладила по голове.
-Не плачь. Ты все сделала, что могла. От твоих слез я не смогла успокоиться, осталась… Я не ушла.
-Э? — меня будто ледяной водой окатили. Что значит «не ушла»?
Мама поморщилась, догадавшись, что сейчас будут расспросы. Посмотрела куда-то на потолок, словно спрашивая у кого-то разрешения на рассказ. И тихо сказала:
-После смерти сорок дней душа остается на земле. Она должна осознать, что умерла, и решить — куда она пойдет дальше. Можно остаться, если тебе позволят, и вернуться домой в качестве духа-хранителя. Кошки, собаки, хомяка. Дают новое тело. Можно стать домовым духом — если ты привязан к месту. Как я… оказалась.
-Но…
-Я была у нас дома, в нашей старой квартире, и не могла оттуда уйти. Я застряла. Меня не отпели. До тебя я не могла достучаться даже во сне. Ты не ходила в церковь, не подавала записки, ни разу не молилась за меня — и я не смогла уйти. А твои бесконечные слезы и тоска привязали меня к земле хуже любых других оков. В исламе есть умная мысль — мертвых НЕЛЬЗЯ оплакивать! — по голосу я поняла, что мама злится. — Ты же, со своим атеизмом и собственными взглядами на религию, все только усугубила. Но я тебя не виню.
Я сидела белая, как полотно. Сказать было нечего.
-А теперь, дорогая, твоя задача — не повторить моих ошибок, или ты застрянешь здесь навечно.
С этими словами мама улыбнулась и … исчезла в туманном облачке.
От моего крика содрогнулись стены, но что толку было кричать? Она ушла… Снова… А я так много не успела ей рассказать.
Глава 22, в которой Хюррем узнает, что ее отравили
Я уснула, и мне приснился очень странный сон. В нем я шла по коридорам, темным больничным коридорам, где почему-то были закрыты все двери в палаты. И только из-под одной двери пробивался неясный свет. Я толкнула эту дверь, и увидела хрупкое тело под тонким больничным одеялом. Пол лежащего в кровати человека был мне непонятен — до такой степени все скрывали бинты. Рядом с кроватью стоял … Антон. И женщина-врач, участливо гладившая его по плечу.
-У нее еще есть шанс. Она может очнуться. Вы так переживаете…
В его глазах я увидела промелькнувшую затаенную ненависть, но он быстро ее скрыл.
-Бедняжка, она так долго скрывала эту тоску по родным, что решилась пойти… на такое…
Вот актер, а. Поднес платок к лицу и делает вид, что плачет. Скотина, насквозь гнилая и фальшивая. И как я могла ему верить?! Где были мои мозги?!
От возмущения я попыталась заорать, как-то привлечь к себе внимание… и тут же проснулась. Ощущение было странным — я вылетела из сна пробкой, а перед глазами пронесся черный туннель. Что со мной за хрень творится?
Когда я окончательно пришла в себя, надо мной склонилась встревоженная Хатидже. Увидев, что я очнулась, она радостно закричала:
-Хюррем! Мы так переволновались! Пойду брата позову!
И умчалась в неведомые дали. А я неожиданно поняла, что мне очень, очень хреново…
Хорошо, что рядом с кроватью стоял тазик. Туда-то меня и вырвало. Что за…?!
Спустя пару минут в покои ворвался бледный Сулейман.
-Тебя отравили, — с ходу заявил он. — Тебя нашли в саду без сознания, и, найди мы тебя на час позже, тебя бы уже не было в живых, Хюррем.
-А…мама? — растерянно спросила я, чувствуя новые рвотные позывы. Но перед султаном блевать в тазик было стыдно, почему-то. — Сулейман…. Мне плохо, отвернись.
Но упертый Сулейман сам подал мне тазик и сидел рядом, пока меня полоскало.
-Как отвратительно…- скрипя зубами, пожаловалась я. — Чувствую себя, будто под лошадь попала.
Хотела-то сказать «под каток».
-Мы найдем виновного, -свел брови на переносице султан. –А причем тут мама? Валидэ отдыхает, ей уже лучше. Просила зайти к ней и о чем-то важном поговорить. Потом зайду.
-Моя мама, Сулейман…Значит, ее не было? — довольно глупо поинтересовалась я. Султан утешающее погладил меня по голове. Понятно. Мне все привиделось. Вот же ж… Странные причуды выдает мое подсознание, находясь на грани смерти.
-Мой ребенок, — неожиданно вспомнила я, хватаясь за живот. –Что с ним?! Он жив?!
Султан неожиданно отвел глаза. Что-о?!