— Если ты опасаешься, что мы друг друга убьём — то напрасно, — глухо произнёс он. — То, что между нами случилось — случилось уже давно.
Аэций продолжал испытующе смотреть на него.
— Сколько я тебя знаю, — сказал он. — Тебя никогда не останавливало то, что кто-то был твоим врагом тысячу лет назад. Многие вещи ты помнишь как вчера.
— И всё же — не в этот раз, — как мог спокойно ответил Дезмонд, хотя при мысли о грядущей встрече, пальцы сводило судорогой.
— Ты волнуешься, — этот маленький жест не мог ускользнуть от внимания учителя.
Дезмонд сделал глубокий вдох и заставил себя разжать пальцы.
— Не о нём.
Аэций мог не знать, что произошло на Гее семь сотен лет назад. Но своего первого ученика он всё-таки знал достаточно хорошо. Видел насквозь.
Некоторое время он молчал, продолжая ещё более пристально вглядываться в нахмуренное лицо. Несмотря на то, что каждому из них насчитывалось уже больше тысячи лет, и столько лет пролегло между датами их появления в этом мире, оба выглядели почти что ровесниками. Дезмонду одинаковым успехом можно было дать и двадцать семь, и тридцать шесть. Также и сам Аэций за все прошедшие годы ничуть не изменился лицом. Одна единственная седая прядь у виска выдавала то, что ему давно уже не двадцать, и не тридцать лет, хотя если бы не обстоятельства, в которых он провёл значительную часть своей жизни, не было бы и этого призрачного следа.
Подумав об этом, Галактион невольно коснулся пряди рукой и тут же вспомнил о той, второй опасности, которая заставила его завязать этот разговор.
— Искандер, очевидно, обосновался на Гее потому, что после битвы у Фаэны она оказалась ближайшей обитаемой планетой. Но верно также и то, что битва у Фаэны неспроста произошла именно в этом месте. Там, на Гее, — он коснулся пальцами столешницы, покрытой прозрачным материалом наподобие стекла, и тут же в воздухе замерцала звёздная карта, на которой отчётливо выделялась интересовавшая обоих планета. — Могли остаться следы последней колонии Астрея. Не мне тебе говорить, что может случиться, если технологии империи попадут в плохие руки.
— Слишком много линий сходится на этой планете… — мрачно произнёс Дезмонд.
— Поэтому нам и придётся выйти из тени и установить контакт с некоторыми представителями правительств Геи. Однако, несмотря на то, что Гея уже прошла через стадию первого контакта, пока мне кажется преждевременным заявлять о себе.
Дезмонд понимающе кивнул.
— Наш связной выведет тебя на человека, который может знать об остатках этой колонии больше других. В остальном решай по ситуации.
— Ты хочешь, чтобы я вывез оттуда артефакты? До сих пор ты ничего об этом не говорил.
— Не говорил, — подтвердил Аэций, и по лицу его промелькнула тень. — Для начала выясни, что именно там осталось. Потом свяжись со мной. Деталей не должен знать никто… Было бы хорошо, если бы их не знали даже Ричард и Инга. Это дело… носит личный характер. Понимаешь меня?
Дезмонд кивнул, хотя и не понимал. За всё время его знакомства с Аэцием, у того никогда не было по-настоящему личных тайн. Была лишь одна тема, о которой он предпочитал не говорить — это события двухтысячелетней давности, предшествующие тому, когда он оказался в изгнании. И всё же даже об этом времени нельзя было сказать, что Галактион что-то скрывал.
— Хорошо… я свяжусь лично с тобой, — подтвердил он и встал. — Если это всё, то я вылетаю прямо сейчас.
========== 2 ==========
Звуки пианино мягко порхали в разогретом воздухе зала. Девушки за барной стойкой делали вид, что потягивают мартини и то и дело окидывали хищными взглядами зал.
Тот, кого некогда звали «Искандер» чувствовал эти взгляды кожей — он насчитал уже двадцать прицельных выстрелов себе в основание шеи. В который раз он посмотрел на часы, раздумывая, сколько ему осталось жить — он сам подошёл бы к одинокому клиенту на их месте давным-давно.
Искандер никогда не удивлялся тому вниманию, которое привлекал. В отдельные периоды своей жизни он искренне старался быть незаметным, но давно уже понял, что привлекает этим ещё больше внимания. Капюшоны давно уже выходили за рамки приличий, а чёрные очки, на вкус Искандера, выглядели слишком претенциозно. Он не любил стричь волосы, потому что давно устал играть в игрушки с человеческой модой, и потому длинные мягкие пряди, несвойственного человеческой расе платинового цвета, падали ему на плечи невесомыми волнами. Бледно-голубые глаза сосредоточили внимание на сигарете, но, видимо, этим вызывали у местных девушек ещё большее недовольство, чем если бы он смотрел прямиком на них. Тонкие длинные пальцы покручивали чашку кофе. Искандер не любил костюмы, но в этот вечер на нём всё-таки был пиджак — серебристого цвета, потому что он никогда не носил чёрное.
Времени было десять. Минутная стрелка с тихим щелчком заняла своё место.
Искандер поднёс к губам чашечку кофе и поморщился — это была уже третья за вечер, потому что просто сидеть и курить ему не позволяла совесть.
Кофе был горьким. Искандер никогда его не любил и пил обычно только для того, чтобы не уснуть. Но спать хотелось всё время и приходилось пить.
Нолан обещал приехать к восьми.
Не то чтобы Искандер был сильно удивлён опозданием — за последний месяц это была четвёртая встреча, которую Нолан срывал.
Искандер не понимал, что за необходимость может быть в том, чтобы сидеть в лаборатории допоздна — по его скромному мнению эксперимент вполне можно было провести утром при свете дня.
Искандер был уверен, что не понимают этого и лаборанты, которых Нолан ежедневно задерживал до полуночи, но лаборантов было не очень жаль — всё-таки свою судьбу они выбрали сами.
Искандер такой судьбы не выбирал. Первым и непременным условием его отношений с Ноланом было то, что работа последнего не будет напрягать его лично. Не будет срывать его планы и заставлять его торчать в сомнительных барах в одиночестве. Решил поработать — позвони.
Произнеся про себя последнюю фразу, Искандер взял в руки телефон и набрал знакомый номер — конечно же, абонент был недоступен.
Искандер знал, что в подземных лабораториях сигнал глохнет, но это не объясняло того, почему телефон Нолана находится там через два часа после начала их встречи.
— Встречи… — пробормотал Искандер про себя и равнодушным взглядом проследил за длинноногой брюнеткой, снявшейся с насеста и двинувшейся к нему.
— Валерия, — сообщила она, накрывая длинными пальцами с острыми красными ногтями его руку.
Искандер промолчал.
— Здесь не занято? — уточнила она, приближаясь к стулу напротив.
Искандер подумал про себя, что если здесь не станет занято через минуту, то станет уже абсолютно свободно, и, будто какие-то высшие силы услышали его — на плечо легла тёплая мягкая ладонь.
— Я опоздал?
— Совсем немного, — Искандер посмотрел на Нолана и улыбнулся. — Поцелуй меня, милый, не стой столбом.
Краем глаза Искандер с удовлетворением проследил, как искажается лицо охотницы и как, обиженно фыркнув, она удаляется на свой пост.
Нолан склонился к нему и тихонько прошептал:
— Правда поцеловать?
— Если хочешь, чтобы я откусил тебе язык. Два часа, Нолан, чёрт бы тебя побрал. Ты думаешь, мне больше заняться нечем, кроме как торчать в этом притоне?
— А по-моему — весьма приятное место, — Нолан легонько чмокнул его в губы, опасаясь выполнения угрозы. — В следующий раз выбираешь ты.
— Ты уверен, что следующий раз будет? У меня тоже есть работа, Нолан. И за эти два часа я успел бы сделать её.
— Не бесись, — Нолан поморщился. — Эксперимент затянулся.
— Я бы удивился, если бы ты сказал что-то ещё, — Искандер поднял телефон и помахал им в воздухе, — учись нажимать кнопки.
Ответить собеседник не успел, потому что мобильный испустил протяжный стон, плавно перешедший в мелодию летнего вальса.
Нолан откинулся на спинку стула и демонстративно поднял руки, предлагая ответить. Лицо его выражало высокомерное нетерпение, от которого Искандеру захотелось заехать ему в глаз.
Искандер нажал «принять» и поднёс трубку к уху.
— Да?
— Исаак Мур?
— Да.
— Сколько времени вам потребуется, чтобы подъехать в центр?
Искандер машинально посмотрел на часы, хотя никакой необходимости в этом и не было.
— Сорок минут.
— Постарайтесь раньше. Шеф не любит ждать.
Искандер вздохнул и нажал отбой. О том, что шеф не любит ждать, он знал и сам. Достал из кармана мятую купюру и бросил на стол, а затем встал.
— Куда? — на лице Нолана отразилась обида.
— Делать ту работу, которую пришлось отложить из-за тебя.
— Я хотел рассказать…
Искандер вздохнул и подошёл к нему вплотную, а затем сочно поцеловал.
— Расскажешь ночью. Я постараюсь вернуться до утра.
О том, что ему предстоит эта встреча, Искандер знал уже довольно давно — и за всё прошедшее время его любовь к потенциальному визави не стала сильней.
Вот уже три года он и несколько специалистов, которых Исаак собрал по разным уголкам земли, работали на человека по имени Джон. Джон, в свою очередь, представлял организацию, о которой не говорили вслух. Организацию, которая специализировалась на всём, что выходило за рамки науки современного человечества.
Кому именно пришло в голову её создать, Искандер не знал. Знал только, что её появление стало одним из естественных результатов недавней войны. Те, кто имел хоть какую-то власть на планете, не желали новых столкновений с агрессией извне. А война показала, что подобная агрессия не только может произойти в любой момент, но её ещё и будет весьма непросто узнать.
Человечество — а точнее те, кто имел на планете власть — поспешило закрыть глаза и уши, сделав вид, что мир, в котором они живут, достаточно прочен и во всей вселенной нет никого кроме людей. Но было слишком поздно. И даже если кому-то удавалось делать вид, что нечеловеческих тварей, служивших Иллювиену, на Земле больше не осталось — ничто не давало гарантий, что в следующий раз едва пробующие свои силы первые военно-космические силы Земли не столкнутся с чем-то куда более опасным.
Их почти что не было — этих военно-космических сил. С десяток кораблей флота Иллювиена, которые Искандеру и его союзникам удалось получить в свои руки, теперь разобрали по лабораториям в тщетной надежде сделать сотни таких же. Поначалу Нолан работал в одной из таких лабораторий, но чем он занимается теперь Искандер понятия не имел. Иногда он думал, что и не хочет знать.
«Нолан» — повторил про себя Искандер и вздохнул. С самого начала было ясно, что очередная попытка построить отношения обречена на провал.
Он моргнул. Мысли о муже в последние месяцы не вызывали никаких чувств — даже боль ушла, оставив одну лишь усталость.
Искандер с самого начала сотрудничества с Джоном предупредил, что будет работать сам. Он не любил, когда вмешиваются в его планы и его дела. Искандер всегда и всё предпочитал контролировать сам.
Его официальные полномочия включали противостояние всему, что могло представлять собой угрозу извне. Однако Джон не мог не знать, что Искандер далеко не всегда просто «противостоит». Эта должность позволяла ему не только уничтожать, но и сохранять то, что он считал необходимым сохранить. Искать то, что хотелось найти.
Руины под Атлантическим океаном стали одним из таких мест, и Искандер примеривался к ним уже довольно давно. Ему не хватало средств. Говорить же Джону напрямую о том, что он хотел провести эту экспедицию, Искандер не хотел, потому что знал, что тогда управление захочет все находки забрать себе.
Искандер пока что не знал, что именно найдёт, но делиться точно не хотел.
И вот некоторое время назад Джон сам заговорил о возможности исследовательской экспедиции. «Исследовательской» для Искандера означало, что он должен будет расплатиться одной лишь информацией. И он был рад, по-настоящему рад этой перспективе — пока не узнал, что Джон готовит ему сюрприз. Кто-то, кого Джон заочно представил, как агента извне, должен будет отправиться вместе с ним.
***
Сорок минут оказались весьма и весьма оптимистичным прогнозом — дороги всё ещё были забиты, и Искандеру оставалось только тихонько ругаться сквозь зубы.
Он пытался отвлечься, но тогда мысли возвращались к Нолану, который ни во что не ставил его время.
Они были вместе вот уже четыре года — четыре года, если считать с последнего примирения. Потому что до этого было ещё четыре и ещё четыре, и каждые четыре заканчивались плохо, даже если иногда их было восемь.
Терпеть Нолана долго он не мог. А, может быть, Нолан не мог терпеть его. Сколько бы он ни говорил, что любит, любовь у него была странная, и в списке неотложных дел всегда стояла хоть и на втором месте, а не, скажем, на двадцатом, но фаворит в лице науки шёл впереди с большим отрывом.
Нолан неизменно обещал, что это прекратится. Искандер не пытался настаивать на том, чтобы он и вовсе отодвинул науку на второй план, прекрасно понимая, что и сам не станет откладывать собственную работу из-за свиданий — вся дискуссия сводилась к вопросу о том, что обещания надо исполнять, а о внезапных изменениях планов предупреждать.
Успеха, в прочем, этот спор не приносил. Нолан продолжал строить график так, как удобно ему самому, независимо от того, над чем он работал в новом десятилетии. Исследования древних свитков давно отошли в сторону — как и поиски эликсира, в который, похоже, даже сам Нолан давно уже перестал верить. Искандер, в свою очередь, давно перестал вдумываться в то, что исследует Нолан теперь. Его собственные познания в физике и химии оставались на уровне добросовестного ученика военной академии, в которой на первом курсе преподают квантовую механику и генную инженерию. Он знал, как собрать и разобрать двигатель, потому что это могло понадобиться в бою, но слабо представлял, как устроено взаимодействие частиц, которое заставляло его двигать звездолёт.
Нолан не мог собрать двигатель — по крайней мере, Искандер думал, что не мог — но определённо уже разобрался в том, что происходит с горючим, когда оно сгорает.
Квантовая физика по-прежнему оставалась любимой темой для светских бесед в их доме, и Искандер ничего не имел против — под мягкий голос Нолана было хорошо дремать и видеть во сне звёзды.
Отношения получались странными, и иногда Искандер задумывался, что же держит их вместе — и в то же время, едва расставшись с Ноланом, в очередной раз понимал, что начинает скучать.
«Может быть, я привык», — думал он иногда. Но это было нечто большее, чем привычка, потому что ему нравилась улыбка Нолана — и нравились разговоры, которые они когда-то давно вели по вечерам. «Слишком давно…»
Собственная работа Искандера тоже не способствовала тихим семейным вечерам — он, как и начальство, считал нормальным полуночные вызовы и внезапные командировки. Предупреждать о таких Искандер не мог, потому что иногда сам узнавал о них, уже получив билет.
Это было естественно, и ему нравился такой ритм. Не нравилось только то, что Нолан требует каких-то обязательств. Как будто Искандер не предупреждал его с самого начала о том, что работа всегда будет для него важней.
Нолан, кажется, этого не понимал. Искандер давно заметил, что самолюбие Нолана Меолана устроено так, что он замечал только то, что выгодно ему. Эта была одна из тех черт, с которыми Искандер смириться не мог, хотя, по большому счёту, никогда особо и не пытался.
Вспоминая, как начиналось их знакомство, Искандер думал, что это, пожалуй, его и увлекло. У Нолана был кураж. Если он заводился, то остановить его было уже невозможно. Однако, с каждым годом этот крутящийся в самом себе бесконечный двигатель раздражал всё больше, потому что именно этот кураж приводил к тому, что Меолан никогда не считался с другими — и в первую очередь с самим Искандером.
Исаак остановил машину у высотного здания в самом центре Манхэттена и, поставив её на сигнализацию, подошёл к стеклянным дверям.
— Исаак Мур, — сообщил он охраннику, — группа Z.