Регулус листал дневник дяди, бессмысленным взглядом глядя на руны. Прошло уже больше полугода, как он начал изучать дневники Альфарда Блэка, а расшифровку рун так и не нашел.
Ему лишь удалось узнать, что данный рунный код — смесь двух шифров. И если один он мог разгадать, то со вторым полностью заходил в тупик. Дядя отлично позаботился о том, чтобы никто не мог легко прочесть его записи.
Альфард Блэк являлся первоклассным специалистом по рунам. Был лучшим в свое время. И Регулус не исключал вероятности, что второй шифр дядя создал самостоятельно.
Но, как бы там ни было, словарь по этим рунам должен был быть. И если он есть, то наверняка находится в поместье Альфарда Блэка. Которое сейчас принадлежит Сириусу.
Регулус уже пытался пробраться в поместье, но брат наложил на дом дополнительные защитные чары, и его попытка провалилась.
Он был в полнейшем тупике и не знал, что делать. Он уже полностью прошелся по библиотеке Хогвартса, обыскал каждую полку на площади Гриммо, и даже побывал в домашних библиотеках Малфоев и Лестрейнджей, но так и не нашел нужный словарь.
Сомнений не было — в дневниках хранится важная информация. А в связи с последними событиями в жизни Регулуса, расшифровка этих дневников стала для него идеей фикс.
В тысячный раз он пролистывал дневник, раздумывая, что же ему делать. Он пытался переводить ту часть рун, что ему была известна, но перевод выходил неполным, смысл часто терялся, и вскоре он забросил эту бессмысленную идею.
В очередной раз долистав до конца, он уже собирался захлопнуть дневник, как вдруг увидел, что обложка последней страницы слегка топорщится.
Дневники были довольно старыми. В некоторых местах смазались чернила, некоторые страницы разбухли, словно на них что-то пролили. Да и в целом они были довольно потрепанные. Поэтому Регулус и не обращал раньше особого внимания, что последняя страница слишком толстая.
Но сейчас, присмотревшись внимательнее и прощупав ее, понял, что там что-то спрятано.
Регулус достал палочку и аккуратно, с ювелирной точностью, вспорол обложку дневника. Оттуда выпал кусок пергамента, сложенный вчетверо. Аккуратно его развернув, Регулус обнаружил, что это письмо, написанное восемнадцать лет назад — весной шестидесятого года.
«Дорогая моя, любимая Лина,
Сегодня я был у твоей матери, ждал тебя, но ты так и не пришла.
Лина, я знаю о ребенке. И прошу тебя дать мне возможность увидеться с ним. Я хочу быть с тобой. Хочу быть с ним. Прошу тебя лишь об одной встрече, где я мог бы все объяснить и оправдать себя.
Моя душа не на месте от мысли, что я тебя обидел и оскорбил. Я этого никогда не хотел. Ты ведь это знаешь, моя Лина.
Прошу тебя, Лина, быть милосердной и простить мне мой опрометчивый поступок.
Прошу тебя, Лина, прошу и заклинаю, прости меня. Во имя всего того, что между нами было.
Я буду ждать тебя на нашем месте. Каждые день на закате, до момента, пока ты не придешь.
Навеки твой,
Альфард»
Регулус несколько раз перечитал письмо, все больше приходя в замешательство. С каждым разом вопросов появлялось все больше и больше.
Кто такая Лина? Получила ли она письмо? Или Альфард так и не осмелился его отправить? И если получила, то почему она его вернула? И о каком ребенке знает Альфард?
Вполне логично, что Лина — возлюбленная Альфарда. И он, очевидно, чем-то ее обидел. Но неужели у них был ребенок?
Дядя Альфард никогда не упоминал об этом при жизни. Ни о Лине, ни о ребенке.
Сколько помнил Регулус своего дядю, он всю жизнь провел в развлечениях и в работе. Он никогда не задумывался о семье и никогда не выражал желания ее завести.
Регулус решил во чтобы то ни стало выяснить всю правду.
И в первую очередь он решил перечить все дневники, которые были написаны на французском. Эти дневники затрагивали старшие курсы Альфарда и несколько лет после школы.
До этого Регулус их изучал весьма поверхностно, углубляясь, только если дядя писал о каких-либо исследованиях или странных, необычных событиях. А вот все упоминания девушек, вечеринок и прочего, Регулус всегда пролистывал.
И зря.
Первое упоминание Лины произошло, когда дядя был на шестом курсе, в самом начале первого семестра.
«Нахальная пятикурсница с костлявыми ногами вылила на меня зелье, от которого я весь оброс рыжими волосами. Всё из-за того, что на днях я ей сказал, что её острыми коленями можно пользоваться вместо «Секо».
Сумасшедшую звали Лина. А меня потом еще несколько дней путали с Септимусом».
Следующее ее появление произошло почти через полгода, после рождественских каникул.
«Вчера я поздно вернулся с вечеринки, которая проходила у пуффендуйцев. Зашел в гостиную, а там Лина сидит и Чары практикует.
Честно говоря, я уже и не помню, что ей сказал. Но эта сумасшедшая направила на меня вороний сглаз.
Спасла меня бутылка огневиски. Не выпей я ее, вряд ли бы навернулся со ступеньки. Расшиб нос, зато сглаз меня не достал».
Запись, сделанная в один из последних учебных дней дядиного шестого курса, была совсем короткой:
«Лина увела у меня из-под носа последний новенький экземпляр по кельтским рунам.
Я очень разозлился».
Регулус был удивлен, но даже в летние каникулы Альфард однажды о ней написал.
«Сегодня состоялся прием у родителей Эллы. Как и всегда, собрался весь свет.
Я люблю эти мероприятия. Вкусные закуски, танцы, музыка и много красивых волшебниц.
Я наслаждался вечером и обществом Эллы, пока не решил отведать любимого шоколадного торта. Кто бы мог подумать, что на такие празднества пускают таких вредин! Лина, свой тонкой белой ручонкой, крепко схватила фарфоровое блюдце с последним куском торта, и ни за что не хотела его мне отдавать.
Конечно, я и не настаивал. Как настоящий джентльмен, я уступил последний кусок даме.
Но обида держалась долго».
Когда Альфард перешел на седьмой курс, упоминания Лины значительно участились.
«Лина отрезала свою длинную косу по плечи. Не могу сказать, что я в восторге, хотя это ее не портит. И в целом, как она верно заметила, меня никто не спрашивал».
«За завтраком Лина во всеуслышание сказала, что среди девочек ходит слух, будто Том «выпускает свою змею» в женском туалете. Я так неприлично громко рассмеялся, что Том обиделся на меня и сказал, чтобы я не приходил на следующее собрание, а Лину пообещал проклясть.
А еще при смехе у меня тыквенный сок из носа пошел. Надеюсь, Лина этого не видела».
«Поспорил с Эдвардом, что пойду с Линой на рождественский бал. Он надо мной смеется и говорит, что я скорее снова стану рыжим, чем она согласится».
«На протяжении месяца я старался ухаживать за Линой. Дарил ей букеты маков (это ее любимые цветы), а однажды даже стащил из теплиц подсолнухи (ей нравится желтый).
Несколько раз отправлял ей кусок шоколадного торта на фарфоровом блюдце, но домовики каждый раз возвращали торт нетронутым.
Я даже согласился поучаствовать в их игре в плюй-камни. Но быстро проиграл, а Лина сказала сидеть подальше, раз толку нет.
Я делал ей комплименты, а она только хмурилась или язвила в ответ.
Что не так с этой девушкой?»
«Лина согласилась пойти со мной на бал.
Она сказала: «Ты ведь иначе не отвяжешься, Блэк». А я подтвердил. Но она сказала, что пойдет со мной только при одном условии — весь следующий месяц я буду помогать ей в приготовлении зелий.
Она еще не знает, на что подписалась.
Получил от Эдварда свои законные десять галлеонов. Можно купить новую рубашку к балу».
«Бал прошел превосходно. Лина согласилась станцевать со мной один танец, хотя и не уставала напоминать, что ненавидит это.
Поцеловать себя она не дала.
Какая же она вредная».
«На каникулах случайно встретил Лину в Косом переулке.
Ну, как случайно. Мне сказала Кэри, что они туда собираются на днях, поэтому я и гулял там каждый день.
Но они обе были с родителями, и максимум, что нам удалось, это посидеть в Дырявом котле.
Хотя Лина успела поворчать и сказать, что моя изумрудная рубашка слишком вычурная и режет ей глаз. Это она еще не видела мою новую шляпу и мантию под зебру».
«Ходил с Линой в Запретный лес. Оказывается, хрустальные васильки для зелий лучше собирать в полнолуние. Идея, конечно, сомнительная. Но я обещал целый месяц помогать ей в приготовлении зелий. Да и не мог же я ее в ночь отпустить одну».
Альфард писал о каждом дне, в котором помогал ей то собирать определенные растения для зелий, то делать нарезку. С особым чувством описывал, как потрошил лягушек для лечебных настоек. Ему это дело явно не нравилось. Однако он терпел ради общества одной девушки.
«Я и не заметил, как пролетел месяц. Мы с Линой виделись практически каждый день. Она здорово разбирается в зельях. Мне о таком уровне только мечтать.
Но мне тоже было чем ее удивить. Я рассказывал ей о своих небольших исследованиях в области рунологии. И Лина сказала, что было бы интересно связать две наши науки.
А еще она сказала, что больше моя помощь в приготовлении зелий не требуется. Мы договаривались на месяц, и этот месяц подошел к концу.
Я был немного расстроен».
«Слиззи устроил большой праздник в день Святого Валентина.
Я хотел пойти на него с Линой, но она отказалась. Все то время, что прошло с последней нашей встречи, она и не взглянула в мою сторону.
И даже предложение снова помогать ей целый месяц, ее не соблазнило.
Я пошел на праздник с Лаурой. Она хоть и все еще обижалась на меня за прошлое, но сразу согласилась».
«Праздник прошел ужасно.
На свою новую рубашку я вылил пунш, и никакие заклинания избавиться от пятна не помогают. И что добавили в этот напиток?
Еще я намозолил ноги. Лаура не желала уходить с танцпола. Я весь вспотел и устал.
А еще весь вечер из головы не уходила Лина. Вот почему она такая вредная?»
Следующий десяток записей о Лине были не особо содержательными. Альфард только ругался на нее, и жаловался, что она занимает все его мысли. В промежутках между этим успевая ходить на свидания с другими.
«Последние два месяца я тренировался в игре и сказал Лине, что если выиграю в плюй-камни, она пойдет со мной на свидание.
Она рассмеялась прямо мне в лицо. И согласилась.
Каково же было ее удивление, когда для свидания я выбрал полночь на Астрономической башне».
«Лина вначале чувствовала себя неловко. Но я быстро это исправил.
Если ты Блэк, у тебя есть как минимум один большой плюс — можно начать рассказывать о своей родословной, показывая на звездное небо. И любая девчонка твоя.
Заодно и со всей родней ее познакомил.
Но Лина сказала, что все это сплошное позерство. И откуда в ней эта вредность?
Поцеловать себя она мне вновь не разрешила».
«Я, наконец-то, достиг успеха.
В пасхальные каникулы Лина согласилась встретиться и погулять по Блэкпулу.
И мне даже не пришлось ее умолять».
«Лина наотрез отказалась идти ко мне домой и знакомиться с родителями и Сигнусом.
Поэтому весь день мы провели гуляя по городу.
Это был один из лучших дней.
Он мог бы стать самым лучшим, но она снова не дала себя поцеловать.
Вредина».
По возвращению с пасхальных каникул ее имя стало мелькать чуть ли не в каждой записи. Регулус удивлялся, как он раньше этого не замечал.
Две последние записи о ней были сделаны в последнюю учебную неделю Альфарда.
«Лина сегодня рассказала, что все ее так зовут из-за того, что на первых курсах у нее была проблема с речью, и она не могла целиком выговорить свое имя. Ей оно не нравится.
А мне кажется, что чудеснее имени нет».
«Сегодня все студенты разъехались по домам, а мы остались на выпускной.
Я ходил провожать Лину до станции в Хогсмид.
Она сказала, что будет рада видеть меня на каникулах.
И поцеловала. Сама!
В честь этого я всему выпуску купил лучшего огневиски у Аберфорта».
В дневниках, которые описывали события после школы, имя Лины редко встречалось. Как предполагал Регулус, дядя переписывался с ней в письмах. И писал в дневниках о ней только тогда, когда были их личные встречи.
На протяжении всего последующего года, пока Лина училась на седьмом курсе, Альфард каждые выходные приходил в Хогсмид, где они виделись.
Они вместе провели рождественские и пасхальные каникулы. И Альфард приезжал к ней на выпускной.
Как Регулус понял из его дневников, Альфард ее очень любил, но почему-то не спешил делать предложение о замужестве. Хотя Регулус и не понимал, в чем могла быть причина. Насколько он понял, Лина была из чистокровной семьи.
Очевидно, Лину тоже не устраивало такое положение дел. Они уже познакомили друг друга с родителями, и несколько раз вдвоем ездили на отдых. Но Альфард все чего-то ждал.
Он мог исчезнуть на пару месяцев, потому что увлекся исследованиями. Или вместе с друзьями уехать в другую страну, посетить вечеринку с вейлами.
Лина об этом всегда узнавала и, по словам Альфарда, «закатывала ему скандал, от которого у него начинала болеть голова».
Больше десяти лет они провели в таких отношениях. С разрывами, с примирениями. Альфард мучился. Он ее любил, в каждой строчке это чувствовалось, но что-то ему мешало.
Последнее упоминание Лины датировалось июлем пятьдесят девятого года. С трудом разбирая строчки из-за смазанных чернил, Регулус понял, что произошла крупная ссора, и Лина навсегда порвала с ним.
Впрочем, именно эта запись стала последней в принципе.
Все следующие дневники и записи Альфарда были только лишь о работе и его исследованиях, и были написаны рунным шифром. О личной жизни он больше никогда не писал.
Прочитав последнюю запись, Регулус сразу устремился в библиотеку. Там хранились архивы обо всех выпускниках Хогвартса с самого его основания.
Он быстро нашел нужный год выпуска и открыл разворот со слизеринцами. В тот год слизеринок было всего четверо. И с подходящим именем только одна.
Регулус не мог оторвать взгляда от лица девушки. У нее были черные волосы, выразительные черные брови в разлет и такие же черные, гипнотизирующие глаза.
Он так и продолжал, не дыша, смотреть на ее фото и имя, которое ему прекрасно известно: «Эйлин Принц».
Регулус не мог в это поверить. Все это казалось ошибкой. Ведь дядя не мог закрутить роман с Принц? С другой стороны, почему нет? Судя по его рассказам, романы он с кем только не крутил. Правда, этот роман явно был особенным.
Но как Эйлин могла забеременеть от Альфарда?