***********************************************************************************************
Сказки Странствий
https://ficbook.net/readfic/9211911
***********************************************************************************************
Направленность: Джен
Автор: Вирэт (https://ficbook.net/authors/3981855)
Фэндом: Толкин Джон Р.Р. «Сильмариллион»,Толкин Джон Р.Р. «Властелин колец»,Перумов Ник «Кольцо Тьмы»(кроссовер)
Рейтинг: G
Размер: Миди, 30 страниц
Кол-во частей: 3
Статус: закончен
Метки: ОЖП, Ангст, Драма, Фэнтези, Hurt/Comfort, Дружба
Описание:
…Она шла, пока могла - на запад, вслед за Звездой, которую ждала всю свою жизнь, и явь мешалась уже, видимо, с предсмертными видениями: Звезда не гасла - сияющая ладья на небесной лазури, не гас и бесконечный оранжевый закат; тёплый, по-летнему душистый ветер приносил с собою запах моря и шум прибоя, крики незримых чаек…
Она понимала, что умирает…
Она шла Домой…
Публикация на других ресурсах: Уточнять у автора/переводчика
========== Беарнас ==========
ПРОЛОГ
Я – Вирэт, странница в этом мире, и путь мой для меня – загадка. С младенчества вырвана была я из среды народа своего, и память моя не сохранила ни преданий его, ни традиций, ни святынь. Душа творила эти святыни сама, чутко прислушиваясь к зову сердца и велению совести, но - неизменно и обострённо ощущая своё одиночество в странной моему духу среде. Почему происходило это? Какие загадочные и властные струны, не подвластные анализу рассудка, звучали в сокровенных тайниках моей души? Из чего сотканы были они, эти струны-узоры, летящие и тоскливые, как крики чаек над руинами Серебристых Гаваней, замысловатые, как старинные руны эльфийских пергаментов, мерцающие неведомым до времени, как огонь в потаенном сосуде, светом?
Странно… но я никогда не ощущала себя «не помнящей родства». Именно это необъяснимое, но прочное ощущение особой духовной и даже телесной близости с теми, кто стоял за порогом моей памяти, но остался в моей крови и моём сердце, возникало у меня с особенной остротой и ясностью в незабвенные вечера и ночи, озарённые разливами летних закатов или пламенными самоцветами душистых лесных костров, когда друг и брат мой Беарнас, эльф-изгой, сказочник и странник, ранимая, трагичная и прекрасная душа, щедро ссыпал в доверчивые заворожённые ладони мои немыслимо прекрасные бриллианты своих чарующих легенд-сказаний, прошедших перед эльфийским взором за нескончаемые тысячелетия его странствий. Я так и называла их – Сказки Странствий, хотя сказочного было в них не больше, а жертвенности, душевной красоты и высокой неизбывной печали – не меньше, чем в реальности. Как живые проходили они перед моими глазами - светлые и величавые, с очами сияющими и струящимися, как чистейшие родники Остранны - витязи и девы, чья кровь, знаю, струится и во мне, чья жизнь дала мне жизнь, от чьего родника-духа пила и я. Те, кто пойдут за нами, смогут ли они так же жить, любить и умирать - благословляя, а не проклиная, с именем Единого или Светлой Элберет на устах, - ибо великое мужество питает Небо, а Любовь всегда выше самой чистой и горячей Ненависти.
Я – человек, и времена жизни моей имеют свой предел. Перед лицом Единого, с душой, запрокинутой в Вечность, стою я на пороге своего истинного Отечества, не зная, когда предстоит сделать мне этот последний шаг. Я старалась быть всегда готовой к нему, как и те, чей дух, как источник воды живой, струится во мне и ныне, они будут и судьями моими, те, желанной встречи с которыми под кровом Отца я так жажду. О них – мой сказ моим детям, да пронесут ясные сердца свет-дух своих предков до своей последней черты, да не прервётся источник этот никогда, пока под отцовской ладонью Единого стоит этот мир и длятся эти сроки.
Беарнас, брат мой… Незримая, но неодолимая грань Валинора разделила нас навсегда, - эльфа и человека. Да будет благословенна воля Единого!.. но никакие грани не смогут разделить наши сердца, пившие из одного Родника. Перед лучистой лампадою святой памяти о тебе пишу я эти строки, в которых струится твой мелодичный голос, сияет твоя ранимая прекрасная улыбка, пульсирует живая боль твоей страдающей души, и никто в целом мире не достоин так, как ты, начать собою эту Книгу, прошедшую кровоточащей золотой нитью через всю твою жизнь.
Настанет срок, и под неумолчные зовущие крики чаек иной взойдёт под высокие, потемневшие от древности, полуразрушенные своды последней эльфийской твердыни, и поразится таинственно-неугасающему сиянию одинокого светильника в глубине покинутых залов, и откроет старинную пыльную книгу на ветхом столе… И скажет сердце его: «Это – было!.. не могло не быть!.. потому что есть я!.. потому что иначе – зачем жить?!» И тогда с новой жизненной силой взметнётся огонёк неугасимой лампады, озарив чарующим светом древние стены, и вечная сказка сделается вечною жизнью… и отсвет улыбки твоей вновь скользнёт по старинным листам… Беарнас, брат мой!
***
Юноша стоял перед отцом, чуть наклонив голову и опустив глаза.
Противоречивые чувства пылали в душе Маэдроса. Он сдерживал себя изо всех сил, но глаза его едва не оставляли ожогов на склонённом юношеском лике.
Как похож на мать! Те же тонкие черты, те же бездонные тёмно-серые глаза, почти чёрные из-за густой опушки ресниц… один – из всех сыновей – и лицом, и статью - весь в Бериэль!.. Точно предчувствуя скорое расставание с этим миром, воплотилась в последнем сыне, передала ему свой грустный молчаливый взор, редкую искру чарующей улыбки, свои дивные тёмные волосы и точеный профиль… Точно рвалась оставить тоскующей душе мужа хоть такое утешение в его и без того прискорбном пути! И ради Бериэль, ради светлой памяти об их любви, - долгое время не позволял Маэдрос давать волю эмоциям при мыслях о младшем сыне. Он помнил и свои сложные чувства по отношению к отцу своему Феанору… помнил о вероломном захвате кораблей в Арамане при исходе нолдоров из Благословенной Земли и о брошенном на произвол судьбы народе Финголфина, помнил свой тревожный вопрос к отцу после благополучного прибытия в Средиземье: «Кого из гребцов и на каких судах пошлёшь ты теперь назад, и кого им перевезти первым? Фингона Отважного?», помнил и яростный хохот пламенного Феанора: «Никого и ничего! То, что бросил я, не потеря – ненужный груз в пути, не более!», и последовавший затем жуткий приказ: «Сжечь корабли!»
Страшнее предательства родичей, тяжелее потери любимого друга Фингона были сердцу Маэдроса боль и стыд за отца! И ещё на берегу Лосгара, где погибли прекраснейшие корабли мориквенди и зарево пожара возопило к небесам о свершившемся вероломстве, дал в душе своей клятву Маэдрос никогда не выпускать из сердца бешеного зверя гнева, чтобы никогда сыны его не стыдились того, что он их отец. Всю жизнь свою помнил эту клятву Маэдрос, ни разу ещё не доводилось ему жалеть о ней… А сейчас – пожалел! Спрашивал себя: чего добился он своей терпимостью? Того, что сам начал стыдиться своего сына?!
Он никогда не мог понять этой молчаливой загадочной души… Порой спрашивал себя: его ли это сын? эльф ли это, существо во плоти и крови, или какой-то призрак, оборотень, морок?.. Другие сыновья упоённо вычитывали Квенту Сильмарилион и летописи битв с Врагом и его воинством, всем занятиям предпочитая упражнения с боевыми мечами, всем пирам и увеселениям – суровое пение древных баллад и ночные вылазки к мрачным границам Ангбада. Младший редко брал в руки Книгу. Хоть и неплохо владел мечом, но пользовался им с явной нелюбовью. Не тянуло его к мастерству ни оружейников, ни ювелиров, ни зодчих, ни к какому другому ремеслу, где эльфы всегда были великими искусниками. Если и брал в руки лютню – пел редко, а мелодии его были странны и печальны. Больше всего на свете любил он бродить одиноко по лесам, но никогда не обогащал этими вылазками кухню, а если и приносил какую-то живность, то только для излечения и явно не его рукой сраженную. Родичей не чурался, но охотнее избирал одиночество; если говорил – то сдержанно и скромно, но предпочитал - молчать и слушать; с отцом был всегда почтителен и послушлив, но Маэдрос успел уже обнаружить в юноше редкостную твёрдость характера, что отчасти примиряло его с бесцветностью сына. Это же его свойство оказалось предпочтительным, когда потребовался посланец в Дориат, к королю Диору, присвоившему себе после смерти матери Наугламир, Ожерелье с Сильмарилом, ибо пока носила его прекрасная Лучиэнь, ни один эльф не смел выступить против неё, но утихнувшее было Проклятье Феанора вновь вспыхнуло в сердцах семерых мятежных принцев-нолдоров, когда услышали они о новом владельце их родовой святыни и послали к Диору, требуя своё. И вот, узнав о том, как справился с возложенным на него поручением сын, Маэдрас на некоторое время потерял дар речи…
- Беарнас!..
Юноша поднял глаза. Верховный принц нолдоров увидел в них, как в спокойных водах речной заводи, своё красивое благородное лицо, нахмуренное и властное. Больше ничего не отражали эти глаза, - ни волнения, ни раскаяния. Взгляд их был печален и ровен, - как обычно.
- Это всё, чем ответил высокородный внук Феанора на дерзость какого-то выскочки, высланного к тебе из подворотен Дориата?!. Да Нолдор ли ты?! Потомок ли Куруфинвэ?!.
- К чести ли высокородному нолдору, посланнику сыновей Феанора, унижаться в своём посольстве до перебранки со слугой? Король Диор не принял наше посольство и не ответил ему: не ясный ли это ответ? Не горько ли слышать, что и без того называют потомков Куруфинвэ лютыми и надменными, что самоё Высокое Наречие Нолдоров запрещено в землях синдаров?
- Мне ясен ответ Диора, ты, которого хотел бы я продолжать называть своим сыном, - медленно и тяжело произнёс Маэдрас, поднимаясь. – Другое не ясно мне: почему не принесён сюда на острие копья язык наглеца, осмелившегося дерзить принцу нолдоров, посланнику потомков Куруфинвэ?!
Нависая над запрокинутым лицом сына, - почему он не отводит глаз?! – Маэдрос сжигал его своим пламенным взором, бессильный как укротить клокочущий гнев в себе, так и иссушить бездонную заводь этих глаз-родников, таких родных, таких чужих, таких обманных…
- Потому что он сказал правду.
- Что-о?!!
Маэдрос отшатнулся… бледнея, тяжело дыша, выпрямился… Высокородного принца, первенца пламенного Феанора охватил неподдельный ужас…
Юноша опустил глаза, щадя самолюбие отца, но продолжал говорить – горько и твёрдо, со склонённой головой, тонкий, стройный и беззащитный, как молодой ясень под занесённым топором дровосека. Впервые приоткрылась Маэдросу душа его молчаливого сына… и - о, Эру! – что же он услышал!..
- Не на богохульстве ли было положено основание исходу нолдоров из Амана? Не кровавые ли палубы вероломно отбитых у братьев кораблей уносили их в Средиземье? Не вопиют ли к Единому души эльдаров, брошенных во Вздыбленных Льдах? Не с обнажёнными ли клинками, ещё дымящимися от непросохшей крови сородичей, заявились на земли Белереанда пьяные от яростной гордыни сыны Феанора?.. Нет в Квенте Сильмарилион и летописях ни правды об этом, ни покаяния в этом! Нет в них и объяснения той нестихающей неприязни, которую питают все эльфийские народы Арды к нолдорам… туманно объяснение запрета на звучание в державе синдаров Высокого Наречия Запада! Братоубийцами и нераскаянными предателями в гневе назвал нолдоров Элу Тингол, первый повелитель Дориата, и не мне судить того, кто и ныне не раскрыл перед послами принцев ворота в Дориат!.. Если правда на стороне нолдоров – почему не говорится о ней открыто на Высоком Наречии и в наших книгах? Если же мы не признаём её правдой – почему нет о ней честного покаяния?.. Видно, истинно было сказанное посланником Манвэ: «Слёзы бесчисленные прольёте вы… Гнев Валаров лежит на доме Феанора, и ляжет он на всех, кто последует за ним, и настигнет их… Клятва поведёт их – и предаст… и вырвет у них из рук сокровище, добыть которое они поклялись… Всё начатое в добре закончится лихом…брат будет предавать брата и сам страшиться измены… Изгоями станут они навек… За кровь заплатите вы кровью…и сражены будете – оружием, муками и скорбью… и ваши бесприютные души придут тогда к Мандосу…и не найдёте сочувствия, хотя бы все, кого вы погубили, просили за вас…»
- Замолчи!!. – тяжело выдохнул Маэдрос.
Словно громом среди ясного неба прогремели вновь в ушах предводителя нолдоров тяжкие слова приговора Валаров, названные позднее Проклятием Феанора, - и где же? - в его собственных покоях! из уст его собственного сына!..
Беарнас… Родившийся уже в Средиземье, в лесах юго-востока Белереанда, прозванных Лориэном в память оставленных в Амане, он не разделил с родичами, отцом и братьями их скорбный путь из Валинора. И не такой была эта тема, чтобы желать обсуждать её даже в узком семейном кругу… Кто же мог нанести вождю выживших нолдоров такой удар в спину, с таким утончённым коварством отравить душу его младшего сына?!. Тингол, не простивший сыновей Феанора за кровь его сородичей, пролитую ими в Альквалондэ, не скрывающий своей ненависти по отношению к ним? Или всё та же проклятая Сила, Лжец и Отец Зла, уловил в свои сети ранимую и доверчивую юную душу, беспечную в своих излюбленных одиноких скитаниях по дебрям Лориэна?… На Тинголе остановил свои мысли Маэдрос, ибо слишком чудовищным было бы допустить иное.
Долго, с мрачным изумлением смотрел нолдор на сына, не зная, что предпринять и на что решиться. Молчаливый, но не простоватый, не воинственный, но и не трус, юноша оказался слишком умён, чтобы можно было смирить его окриком, басней или угрозой. А силой сломить потомка Феанора – не явилась ещё в мир такая сила! Уже не доверительной искренности жаждал молодой принц, ибо горестной правдой, наверняка раздутой и отравленной ложью, был сыт он по горло. Отвращение к Пути Нолдоров, столь грязно преподнесенному, боролось в нём с любовью к отцу, и от исхода этой борьбы – причём в ближайшие же минуты! – зависело, обретёт или навсегда потеряет Маэдрос младшего сына… Величием и красотой души – потомок Финвэ, силой духа – внук Феанора, благородством и мужеством – кровь от крови отца своего Маэдроса, юноша не перенёс роковую потерю Высокой Цели; жизнь утратила для него свою яркость, мечты – сладость, подвиги – смысл. Его ли вина, что, будучи нолдором, он ни разу не созерцал Сильмарилы?!. К чему напыщенность речей! Потомок Тингола презрел посольство принцев Куруфинвэ? Тем хуже для него! Келегорм призывал братьев напасть на Дориат. Да будет так! И не жалкий язык наглеца из синдаров, а бесценное сокровище – дивное сияние надмирного света, заключённое в оболочку бриллианта, - станет достоянием дома принца Маэдроса! Его младший сын воочию увидит Сильмарил, и безо всяких праздных слов обрящет наконец утерянную Правду: нет в мире ничего прекраснее, желаннее и возвышеннее Сильмарилов и да сгинет в Вечном Мраке Валар, демон, эльф, человек или иная тварь, рожденная или ещё не рожденная, большая или малая, добрая или злая, когда бы она не пришла в мир, - если захватит, или получит, или попытается укрыть от наследников Феанора принадлежащее им сокровище! Ибо – что выше Сильмарилов?!
- Жизнь…
В глазах Беарнаса – всё то же ровное течение родников Лориэна, бездонные ночные заводи, высвеченные сиянием звёзд.
- Что ты сказал?!
- Отец…правда ли, что телесная оболочка Куруфинвэ стала золой и развеялась, как дым, едва отлетел его пламенный дух?
- Глаза мои – свидетели этого!
- Какова же природа душевного огня? Не сродни ли ей нетварное сияние Сильмарилов?
Удивлённо глянул на юношу Маэдрос, потому что неожиданная мысль понравилась ему. И поразился; и ни до того, ни после не суждено ему было увидеть таких глаз у сына… Он нахмурился… и надежда в глазах Беарнаса погасла. Горько и безнадёжно продолжил юноша и закончил:
- «Айнулиндалэ» рассказывает, как от Неугасимого Пламени зажёг своих Айнуров Эру, и, воплощая в жизнь Великую Песню, создали они Арду и придали ей облик, населили живыми существами – сотворили чудесный Дворец к приходу Наследников - Детей Илуватора. Кому из Валаров – Восставшему-В-Мощи Мелькору?.. Королю Мира Манвэ Сулимо?.. кому из гигантов-демиургов сказал Единый – «Ты дитя моё»?.. Кто из Айнуров участвовал в создании Детей? Кто вдохнул в них жизнь, свет, живую бессмертную душу? Кто хотя бы стоял в отдалении при этом чудотворении? Великая тайна и великое чудо - создание Наследников Эру… Для Айнуров они только проснулись – готовые к жизни, только ожидающие зова Отца к пробуждению… Но когда были они созданы? До Айнуров? В тайне от Айнуров?.. Нет на это ответа у Великих. Какова цель их создания? Какова судьба и участь их в конечном итоге?.. Нет ответа у Великих. Но ясно и им: велика ценность, роль и смысл Детей в глазах Творца. Все сокровища Арды – тленные и нетленные – рукосотворенные, а потому – ничтожны по сравнению с нерукотворными сокровищами Илуватора, Его Детьми, населяющими землю. В них – Первородный Свет Илуватора, прекрасный огонь, мерцающий в не менее прекрасных телесных сосудах… эльфийские души… чудо творения рук Самого Всевышнего!..