— Чем только его привязать?
— Лучше цепь.
Вот чего-чего, а цепи в доме Брока отродясь не было.
— Нет её. И троса нет. А, хотя… Автомобильный подойдёт? Пятитонная стропа.
Алан кивнул и пожал протянутую руку. На сказанное в спину «спасибо» лишь махнул рукой, сбегая по ступенькам с крыльца.
Брок оглянулся на валяющегося на полу оборотня и решил, что сначала всё же кофе, а потом трос, ошейник и…
Да, он был мастером находить самые блядские приключения, какие только возможно. Очень хотелось надеяться, что оборотень всё же не очнется и ему не придётся расписываться в собственной слабости или всё же принять как факт появление в своей жизни этой огромной проблемы.
Вернувшись на кухню, он достал турку и вытряхнул в неё остатки намолотого кофе из банки. Получилось как раз на порцию. Налив воды он поставил турку греться на плиту, тем временем сунувшись за специями. Он пристрастился к такому кофе в первую же свою командировку. Гостеприимные арабы навсегда отучили его от растворимой дряни, показав, как можно сделать отличный кофе без издевательств над ним, без всех этих молочных пенок, сиропов и прочего дерьма. Так с тех пор у него и повелось. Если просто хотелось кофе или в доме были гости, он варил простой чёрный кофе. Если нужно было по-настоящему взбодриться – добавлял привычную смесь специй – черного и острого перца, имбиря. Никто больше не мог пить такой кофе – воротили нос от слишком пряного запаха и вкуса, а Брок нежно любил всем сердцем этот рецепт.
Перелив кофе в чашку, он поставил на стол пепельницу. Усевшись на стул и вытянув гудящие ноги, он откинулся затылком к стене.
… и проснулся от грохота, сам от слишком резкого движения упав на пол, но быстро подорвался, вспомнив, что он не один.
Строгий ошейник на тумбочке у двери. Трос – в багажнике машины. Пистолет – на диване в гостиной.
А на полу у двери – здоровенный оборотень, ёбаный альфа, по уши накачанный стимулятором. И, кажется, он догадывался, к чему всё шло. Из глубины дома слышалось низкое рычание. Брок даже материться не рискнул, пытаясь решить, как бы так незаметно съебаться из собственного дома в обход слишком быстро очнувшегося хищника.
Переоценил себя, командир. Пьянь неумная. Стоило хотя бы ещё на кухне ствол заныкать.
Рычание приближалось, и у Брока не было сомнений в том, что с ним сможет сделать эта тварь. Больше не было иллюзий. Путь оставался единственный – в окно, чем он и воспользовался, стараясь не шуметь.
Он прикрыл створку за собой, не ожидая, впрочем, что сумеет обмануть нюх зверя. Разве что секунду выиграет. Сбежать оборотень может, если им не управляет звериная часть: все окна открываются изнури, входная дверь тоже откроется без проблем. Только вот эта тварь решила прошвырнуться по дому, явно чуя человека. Оставалась ещё возможность – в одной из комнат наверху, в спальне самого Брока, было ещё оружие.
Пригодилось высокое разлапистое дерево на заднем дворе – Брок всё хотел слегка его опилить, но руки не доходили. Примерившись, он легко запрыгнул на карниз. Вскрыть окно снаружи он бы не смог, и, выдохнув, ударил по стеклу кулаком. Он понимал, что зверя привлечёт и шум, и запах крови, но надеялся успеть достать оружие.
У него были секунды с момента удара, и он воспользовался ими. К тому моменту, когда внутрь комнаты влетела плашмя лёгкая межкомнатная дверь, его палец уже лежал на спусковом крючке, а рука, по которой обильно струилась кровь, не дрожала.
Он упустил какую-то секунду. Выстрелить нужно было в тот момент, когда падающая дверь открыла цель. Но в этот миг Брок моргнул и…
Зверь замер на пороге. Он смотрел на вооруженного человека как на противника, но агрессии не проявлял, если не считать за неё тяжелый взгляд в упор. Человеческий взгляд. Не безумный хищный, который должен быть, когда по комнате разносится ощутимый даже для Брока запах его крови. Оборотень даже носом не дёрнул, не вдохнул глубже. Просто замер в ожидании, и ситуация вдруг показалась Броку какой-то слишком сюрреалистичной.
Он, блядь, снова не мог выстрелить, засмотревшись в глаза блядскому альфе, который уже должен был разорвать его на множество мелких Рамлоу, пригодных к употреблению. Даже без когтей и клыком тот был на это способен, но не нападал.
Они бы стояли так вечность – отступать Броку было некуда. Первый шаг сделал альфа, но назад. Он выпрямился и чуть прикрыл глаза, отступая без лишнего страха.
И вот тогда тоже стоило выстрелить, когда альфа не готовился к нападению.
Выдохнув сквозь зубы, Брок опустил пистолет. Разряжая оружие, он материл себя и суку судьбу, своё прошлое, которое он пережил, жалея о каждом прожитом дне.
До него только начало доходить – почему он не сделал то, что должен был там, на обочине шоссе.
Швырнув пистолет на застеленную кровать и сунув магазин и ещё один патрон в карман брюк, он вышел из спальни.
Альфы на этаже не было – он обнаружился у лестницы, между ней, гостиной и кухней. Он стоял, не шевелясь, и, кажется, не обращая внимания на то, что на нём нет ни нитки. Пройдя мимо него на кухню, Брок в два больших глотка выхлебал холодный уже кофе и едва сдержался от того, чтобы швырнуть чашку в мойку. Вместо этого распахнул окно и схватил со стола сигареты.
Первая закончилась слишком неожиданно. Брок и не понял, когда взял вторую, но подавился дымом, когда в дверном проеме абсолютно бесшумно возник оборотень.
Без рассосавшихся уже синяков и затянувшихся ран его нагота ещё сильнее бросалась в глаза. И не только нагота.
Прищурившись, Брок снова затянулся.
Справедливости ради, оборотень был хорош. Не Аполлон, до скульптурной идеальности ему было далеко, но природа не обделила его настоящей мужской красотой. Сильно отощавший в неволе, при правильных нагрузках и отожравшись, он наверняка раздастся в плечах, станет опасно тяжеловесным, ещё более сильным. Опыт подсказывал Броку, какие нужны тренировки человеческому телу оборотня. Пришлось одёрнуть себя, понимая, что это просто пока что его оставили в живых. Раздавив окурок в пепельнице, Брок спустился с подоконника.
— Надо тебя одеть что ли.
На звук голоса, на движение, оборотень вскинул голову, напрягшись. Он так и стоял в дверях, не собираясь отступать, оценивающе глядя на стоящего перед ним Брока. В его глазах Рамлоу чудилась насмешка, но он тоже не привык уступать, потому шагнул вплотную, глядя в глаза без бесполезного страха. Или оборотень его убьёт, или нет. Пятьдесят на пятьдесят. Хорошие шансы для того, кто пережил собственный смертный приговор много лет назад.
Убирать оборотня с дороги силой Брок не решился. Вместо этого, почти коснувшись его, Брок так же сложил руки на груди, и, стараясь не рычать, медленно и доходчиво произнёс:
— С дороги. Это мой дом.
Альфа демонстративно оглядел его с ног до головы и сдвинулся в сторону.
Жизнь не готовила его к такому. Ни жизнь, ни люди, которые вроде бы должны были.
Где инстинктивный страх перед хищником? Где вообще тот хищник, которого надо немедленно пристрелить, подпустив лишь на тот самый выстрел.
Он растерялся. Он, прошедший множество боёв, выводивший людей из-под огня, принимавший чертовски сложные решения, хоронивший частичку своего сердца с каждым потерянным бойцом, растерялся, будучи не в силах выстрелить в того, кто ему не угрожал.
Простой мужчина, раненый, совсем недавно при смерти, разглядывающий его с праздным интересом, будто это Брок завёлся в его доме. Мозг перескакивал с одного факта на другой, отказываясь принять очевидное, принять нужное, правильное решение.
Тряхнув головой, Брок это самое решение отмёл. Он ведь сразу понял, что не убьёт опасную тварь, чего ж снова и снова возвращаться к этому?
Порывшись в кладовке под лестницей, он достал свой старый комплект служебной униформы, оставленный в качестве спецовки на случай, если приспичит делать ремонт или копаться во внутренностях тачки. Одежда была чистая, хотя и штопаная уже. Там же нашлись кроссовки, о которых он вообще-то успел забыть.
Дойдя до всё ещё неподвижно наблюдавшего альфы, он впихнул ему в руки одежду, уронил к ногам кроссовки и прошел обратно на кухню.
— Не тряси мудями, я не по мужикам. Ванная от входа направо. Душ, надеюсь, принять сумеешь. Хочешь на свободу – вали к херам, хочешь жрать – я сейчас буду готовить, но в душе не ебу, что жрут оборотни. Могу разморозить стейк, и лучше бы тебе уметь есть сидя за столом, потому что отмывать пол ещё и после твоей кормёжки мне не хочется. Так что?
Оборотень оскалился, демонстрируя крупную дыру в ряде зубов на месте бывшего там когда-то клыка, но осёкся и зло фыркнул.
— Мы едим то же самое и так же, как люди. Я умею есть за столом.
Он хотел сказать что-то ещё, но не успел. Рамлоу развернулся к нему спиной, открывая холодильник, и только по шлепкам босых ног – нарочито звонким – знал, что его гость пошел отмываться, а не решил напасть, пользуясь случаем.
Блядские ученые, блядское общество. Вот вам и зверь.
Брок всё же достал мясо. На всякий случай четыре стейка, ни черта не зная о потребностях организма оборотня. Обжарил, как любил сам, сделал соус из чёрного перца и базилика. Успел даже смолоть новую порцию кофе, когда, обернувшись, увидел вновь наблюдавшего за ним оборотня. Он стоял, привалившись одним плечом к косяку, и не сводил взгляда с рук человека.
Отвернувшись, Брок тяжело вздохнул. Он, наверное, всё же несколько погорячился, сказав, что не по мужикам. И вот то, что сейчас стояло в дверях, чисто отмытое, гладко выбритое, с зализанными назад волосами, одетое в черную, чуть вылинявшую форму, в футболку с растянутым воротом, открывавшим красиво очерченные толстые кости ключиц и сильную шею…
Нечаянно коснувшись раскаленного металла большой турки, Брок зашипел сквозь зубы и сунул ребро ладони в рот.
Налив кофе в одну чашку, он подумал, и вылил остатки в другую. Получилось ровно на двоих. Переставив обе чашки на стол, Брок кивнул на диванчик, сам ногой подтянул себе стул, садясь лицом ко входу.
Оборотень, не чинясь, сел на указанное место. По глазам его Брок видел – насторожен, но чертовски голоден. Он догадывался, что зверя кормили не до сыта, раз использовали в боях, а уж чем – вопрос другой. На его тарелку он сразу выложил три стейка, оставив себе один. Альфа покосился на человека, но ни слова не сказал, неловко взяв нож и вилку. Он тоже зашипел сквозь зубы, поняв, как неудобно теперь ему будет – те, кто вырвал ему когти, заодно выломали крайние фаланги пальцев. Раны затянулись, но руками придётся учиться пользоваться заново.
Брок помощь предлагать не стал – гость вполне сносно нарезал себе куски мяса, накалывал на вилку крупные куски овощей из салата и бодро жевал чуть зачерствевший тостовый хлеб – другого всё равно дома не было, спасибо, хоть жизнь на нем не зародилась.
Ел он быстро, но для своих травм даже аккуратно. Соус с тарелки он вычистил куском хлеба, так что её можно было и не мыть. Чашку с кофе взял в руки с некоторой опаской, принюхался и сделал первый глоток. Когда его глаза округлились, Брок с досадой понял, что машинально сыпанул от души специй и сейчас зверь начнет плеваться.
Опасения не подтвердились. Брок с удивлением видел, как тот смакует каждый глоток, и на пробу хлебнул из своей чашки, но нет – крепкий горький кофе, острый от специй – всё верно.
Сгрузив посуду в мойку и просто для порядка обмахнув стол влажным полотенцем, Брок сел обратно и сложил руки на столе. Впрочем, спросить он ничего не успел. Оборотень тяжело глянул на него и первым задал вопрос:
— Что тебе от меня нужно?
Брок вскинул бровь. Впрочем, от животного, пусть и выглядящего как человек, благодарности ждать не приходилось. Не так он планировал строить диалог. Откинувшись на спинку стула, качнул головой.
— Ничего.
Улыбка оборотня была жутковатой и некрасивой.
— Не ври мне. Люди не держат оборотней просто так. Ты не убил меня пока была возможность. Так зачем?
Брок вдруг вспомнил о магазине в кармане штанов. К чему-то.
— Я был пьян. По пьяни люди делают разные вещи, о которых потом жалеют.
Оборотень прищурился.
— А ты жалеешь?
Рамлоу облокотился о столешницу, уперев щеку в ладонь.
— Уже начал. Вот нормальные люди подбирают по обочинам сбитых кошек и собак, а я никогда не планировал кого-то заводить. К тому же такую неблагодарную тварь.
Альфа снова оскалился, веером развернув пальцы.
— Мне за это что ли быть благодарным?
Рамлоу закатил глаза.
— А какого хера это ко мне претензии? Я что ли это сделал? Ты же в курсе наверняка – оборотней безнадзорных истребляют. Ты бы сдох в том кювете. Или тебя пристрелили бы утром, когда начинают работать дорожные уборщики.
— Тебе-то какое дело?
Зверь бросил это зло, отчаянно скалясь, но Брок почувствовал не страх. Глубоко вздохнув, он надавил на грудь слева. Боль немного отступила, и он поднял глаза на вынужденного гостя.
— Никакого. Можешь валить куда хочешь, мне насрать, что с тобой будет.
Он встал из-за стола и вновь развернулся спиной к опасности, включая воду над горкой посуды. Ему действительно было плевать, что, скорее всего - к утру, оборотня не будет в живых.
Когда посуда была перемыта и Брок потянулся за полотенцем, гостя на диванчике уже не было, и дом чувствовался пустым. На душе нехорошо скребнуло, и Брок поспешил сесть, зная, как приходят эти приступы, разворошенные воспоминаниями. Он надавил на грудь так сильно, как мог, борясь с болью и низко пригнул голову. Он заебался бороться с этим в одиночестве.
***
Он был самым молодым. Они смеялись над ним, но не трогали, и, когда у него начинало урчать в животе, ему бросали куски позеленевших уже лепешек, измазанных козьим дерьмом. Он вытирал их, как мог, о песок, но все равно съедал, потому что до чёртиков боялся умереть.
Все вокруг него умирали. Их приносили к нему под руки – зверски избитых, изнасилованных, изрезанных, передавленных колесами автомобилей и траками танков. Он должен был следить, как они умирают, а потом хоронить их – длина цепи, закреплённой за одну лодыжку позволяла отойти достаточно. Ещё у него была затупившаяся лопата с неошкуренной занозистой рукоятью, натиравшей ладони так, что вместо мозолей на них были язвы.
Каждый день он хоронил их – людей с его базы, которых отказались эвакуировать. Транспорт просто не пришел, а когда это поняли, то только несколько человек успели застрелиться. Остальных убивали на камеру – каждый день по одному. Сначала - старших по званию – в надежде, что они нужны правительству и то пошевелится. Не вышло. Потом уже оставшихся, пока не дошли до первогодок. Испуганные мальчишки были лакомым блюдом – их почти не били, они умирали от другого. Он легко таскал их окровавленные поруганные тела подальше от лагеря, насколько позволяла цепь, каждой новой могилой отмечая день своего плена, но он не смог вспомнить, сколько было небольших холмиков, когда пришли за ним и отстегнули от тонкой голени широкое металлическое кольцо.
Он не упирался, когда его вели, отупев от усталости и боли. Он не проронил ни звука, когда, говоривший на так и не понятом им языке, грузный темнокожий мужчина, похожий на зефирного человечка, взял в руки нож и принялся резать его самого. Не насмерть, в том то и была проблема.
Его, живого, раздетого до гола и с вырезанными чуть ниже груди знаками, вышвырнули из машины у посольства США в Исламабаде.
Но это он узнал потом, спустя время, когда заново научился воспринимать реальность. Тоже – к сожалению, потому как с осознанием пришли и воспоминания. Воспоминания об умерших у него на руках людях принесли с собой фантомную вину.
Он не был виноват, но сделать с этим ничего не мог. Это так и осталось с ним, причиняя боль.
А ещё так до сих пор болели и шрамы, сложившиеся в на удивление аккуратные символы – имя его хозяина, отпустившего его с памятью о себе. Тех рубцов уже и не было на теле – он, вылакав полторы бутылки дрянного виски, в том же госпитале срезал кожу украденным скальпелем. Он чуть не умер от отравления алкоголем, его рану обработали, но он продолжал чувствовать оставленную метку, проклиная свою живучесть.