Сырые переходы подземных уровней были такими натурально киношными, что можно было почувствовать себя героем ужастика или боевика с уклоном в хоррор. Можно было бы, но отвлекаться было нельзя. Где-то впереди скрылся преследуемый объект.
Света было удручающе мало. Блядский фонарик погас почти сразу, но блики света регуляторов и указателей помогали хотя бы не налететь на большие темные пятна — полумёртвое котельное оборудование, коммуникации, очистные. Впрочем, высоко Брок старался ногу не задирать: уже пару раз оступился и теперь ощупывал носком ботинка пространство перед собой. Стоило признать, что цель он потерял. Стоило дождаться Джека и группу, стоило вернуться, но он ещё не готов был признать поражение.
Он чуть приопустил ствол винтовки, расслабил пальцы, чтобы не выстрелить ненароком, если снова потеряет опору под ногами. Чуть приоткрыв рот и закрыв глаза, он прислушался.
Ничего.
Будто он один был в этом чёртовом лабиринте, будто не тут пытался укрыться противник, но он не слышал ничего — ни дыхания, ни шороха, ни характерного звука пластика и металла снаряжения.
Будь Брок впечатлительнее, он мог бы решить, что попал в другое измерение и действительно один, но психовать по этому поводу он не спешил.
Когда лабиринт закончился, он даже не поверил себе, соскучившись по простым и понятным ровным стенам. Впрочем, радовался он рано.
Рука перехватила горло в захвате, и ему пришлось бросить оружие. Винтовка, бесполезно болтаясь, повисла на ремне. Был бы у него пистолет в руках — он бы выстрелил, но до кобуры дотянуться мешали чужие руки, особенно та, которая давила на горло, грозя вмять кадык вовнутрь. Цепляясь за эту руку, он отчаянно вырывался едва ли не вечность, когда виска коснулся холодный металл. Понадобилось мгновение, чтобы понять, что это, но отчаянное движение не спасло.
Он не успел даже вскрикнуть.
***
Джек был в трёх шагах от поворота, когда услышал треск электричества. У них не было шокеров. Брок, комплектуя снаряжение отряда, отодвинул их подальше, настояв на другом вооружении.
Отчаянно закусив губу, Джек бросился вперед и успел услышать яростный шёпот: «Сдохни» и звук от падения тела на бетонный пол.
Он знал, с каким звуком падают экипированные солдаты. Он уже знал, что случилось, и почти у поворота уже на бегу падал на колени, чтобы не тратить время, зная, что преследовать цель не станет.
Брок лежал на полу без сознания. В воздухе воняло палёной плотью и свежей кровью.
Джек в свете фонарика быстро нашёл подтверждение своим опасением и лишь со второго раза попал по кнопке гарнитуры рации.
— Медика на мой сигнал. Командир тяжело ранен!
О таких травмах Джеку слышать не приходилось, но он мог додумать, чем оно чревато. На чисто выбритом виске командира Альфа-СТРАЙК остались следы от разряда мощного шокера. Из уголка столько раз целованных губ струилась кровь. Наплевав на всё, Джек подхватил безвольное тело на руки, и, как мог аккуратно, понёс назад, к своим.
Он молился, зная, что уже поздно.
Он осторожно опустил командира на вытащенные кем-то носилки. Чьи-то руки осторожно забрали винтовку Брока, забрали оружие у самого Джека. Он сам расстегнул разгрузочный жилет, но кто поймал его в падении — не знал. Никто не стал мешать ему, когда он прошел вглубь джета, когда занял место у носилок, не отдав приказа. Где-то далеко, на периферии, он слышал отрывистые команды Капитана, но отряд бы справился и сам: не маленькие.
Он опёрся на носилки локтями и опустил голову на сжатые кулаки. Это максимум, что он мог себе позволить. У него будет ещё время для того, чтобы рвать волосы, чтобы глотать слёзы, чтобы…
Не здесь и не сейчас.
***
Он сам себе казался тенью, замерев по ту сторону полупрозрачного стекла, отделившего его от…
Нет, не командира. То есть…
Безусловно, Брок был командиром их отряда, но, вместе с тем, и безгранично большим. Старшим братом, почти отцом, строгим наставником и собутыльником. Чуткий, верный, надёжный, всегда находящий решение любой проблемы. Таким он был командиром и таким же любовником. Хотя это слово вообще слабо подходило для их отношений, которые они не торопились узаконить. Может быть, зря. Всё равно все всё знали, но запрет на совместную службу не прокатил бы: Брок обладал способностью гнуть под себя что угодно. Он был нужен правительству, и на их отношения просто закрыли глаза. Попытались бы вякнуть — остались бы без отряда, не успев даже пригрозить.
По той же причине Джека не выгоняли из лазарета. Все знали, чей он. Все знали, что случилось. Все, кому положено, но Джек старался не замечать сочувствия во взглядах, периодически уходя, чтобы наглотаться ледяной воды из-под крана. Он всё ещё не мог себе позволить ослабить самоконтроль, хотя сам видел и слышал врачей.
Первый случай в их практике. Нужно наблюдение, нужны тесты, нужны исследования.
Человек не нужен, даже если он там, всё ещё оставался. Им было интересно, они уже планировали диссертации, но никто не говорил ни что Брок очнётся, ни что станет прежним.
Все всё понимали. Джек тоже понимал. На столе Капитана лежали два листа бумаги в одном прозрачном файле, подписанные, но без даты.
Эти прошения об отставке они написали давно, оставив в сейфе до поры. Примерно на такой вот случай, в расчёте, что дееспособным останется хотя бы один. И ни один из них не сомневался в том, что второй уйдёт следом. Со службы ли, из жизни ли. Они не брали друг с друга глупых обещаний «жить ради памяти» или вроде того. Слишком много пережившие, они не посмели бы обрекать друг друга на одиночество и лишнюю боль.
Капитан задержал взгляд на этих документах, принимая с неохотой, но спорить не стал, положив сверху на документы первой очереди. Он тоже всё понимал. Не без его санкции Брок оказался в госпитале ЩИТа, а не в заведении от Министерства Обороны. Для страны он бы был просто очередным солдатом, утратившим функциональность. Для Кэпа он был «своим», пусть и больше не нужным, но своих он всё равно не бросал, стараясь дать максимум того, что мог, будто откупаясь, будто от него требовали.
Конечно, Джек не отказался. Это было бы глупо, хотя едва ли глупее, чем оставаться в этих пропахших лекарствами и безысходностью стенах. Он знал диагноз уже там, под землёй. Знал просто по опыту других случаев применения подобных спецсредств. Чудом было то, что его командир остался жив. А вот хорошим ли это чудо было, покажет лишь время. Выбора у Джека всё равно не было и не будет. Он всё равно должен был благодарить судьбу за то, что не забрала его любовника целиком, оставив что-то, о чём ещё рано судить.
Он всё же задремал, придвинув стул к койке Брока, хотя по приказу Капитана в палате уместили ещё одну, чтобы Джек мог не уходить ночевать, чтобы ему не пришлось спать на полу. В прошлом остались бессонные дни и ночи. В первые дни он не мог спать, но потом организм взял своё и Джек не противился. Он понимал, что нужен Броку живым и здоровым. Сильным, чтобы вынести всё, что придётся. Что будет, если командир не выкарабкается, он старался не думать. Самоубийцей он не был, но жизни без пары не представлял. По той же причине он наскоро глотал безвкусную больничную еду, которую приносили медсёстры, не покидая палату и следя за всеми процедурами.
Он спал, вымотанный тяжёлым ожиданием, и не видел, как по подушке перекатилась голова Брока, как он открыл затуманенные глаза. Он вскинулся, лишь услышав хриплый вздох. Пересохшие губы шевельнулись, и Джек цапнул со столика у кровати стакан с водой. Он каждый день приносил новый, в ожидании…
Соломинка ткнулась в непослушные губы. Они это уже проходили. Тяжёлые контузии бывали у обоих, и хоть взгляд Брока был не особо твёрдым, в нём виделось узнавание, и Джек позволил себе выдохнуть. Командир в своём уме. Это было грёбаным чудом.
Напившись, Брок вытолкнул языком соломинку и глубоко спокойно вздохнул. Смочив пальцы водой, Джек увлажнил его губы. Он не стал лезть с поцелуями, и Брок благодарно моргнул.
Отставив стакан обратно, Джек несильно сжал ладонь командира, чувствуя слабый отклик. Он не стал спрашивать, но Брок под его взглядом рвано, хоть и слабо, оскалился.
— Голова как каменная. Плывёт всё.
Он едва шептал слова, но Джек, низко пригнувшийся, всё равно его понимал, чуть ли не мысли читая. Лицо Брока дёргалось, когда он произносил слова, перекашивалось, как у жертвы инсульта. Так же передёргивало и всего Джека внутри. Но…
Командир живой, в сознании, при памяти. Остальное ерунда: и не таких выхаживали, и Джек сделает всё, что можно и нельзя, раз уж мироздание оставило ему любовника.
— Вы его взяли?
Джек был готов и не готов к этому вопросу. Он отрицательно мотнул головой.
— Прости.
Брок снова чуть сжал пальцы, ободряя.
Джек не знал, что цель всё же была устранена. Он ходил к Капитану. Требовал и просил позволить ему добыть ублюдка, но тот лишь разводил руками. Отчёт об устранении преступника лежал у него на столе в отдельной папке, отданной Джеймсом. Зимний мониторил тогда периметр и без жалости и разбирательств пристрелил беглеца.
Стив не говорил Джеку. Его, находящегося в раздрае, в какой-то степени поддерживала мысль о мести. Джеймс тоже не рекомендовал говорить — по крайней мере — пока.
— Прорвёмся.
Прикрыв глаза, Джек прижал к горячему лбу их сцепленные руки. Они прорвутся, как всегда.
***
Что-то всё же случилось. Сначала это было почти незаметно. Пропущенные совместные завтраки и ужины. Чуть повышенный тон разговора. Чуть небрежения. Не оставленные записки.
Дальше — больше. Одинокие ночи в холодной постели, потому что Брок с новыми друзьями смотрел бейсбол и заночевал у них. Острая реакция на не так поставленные чашки и обувь не с той стороны коридора.
Джек не понимал, в чём виноват, и Брок не упрощал. Он только чаще огрызался и отворачивался, лишь изредка снисходя до общества Джека, удовлетворяя собственные потребности. Но впору было радоваться хоть этому.
В тот день, когда как-то неправильно дернулась вторая половина кровати и насторожённый голос недовольно вопросил: «Ты, блядь, кто ещё такой», Джек понял, что тянуть больше некуда. Его беспрепятственно пропустила охрана, хотя он давно сдал удостоверение. Так же беспрепятственно он прошёл в кабинет Капитана. Секретаря у того не было на месте, но дверь в приёмной была открыта. Джек вошёл, постучав согнутыми пальцами по косяку.
Роджерс, одетый в тренировочную форму, копался в бумагах, но тут же отложил своё несомненно срочное занятие, поднявшись навстречу и протянув руку ладонью вверх. Джек приветствие принял, но заговорил сразу, понимая, насколько занят его бывший начальник.
— Кэп. Нужна твоя помощь. У Рамлоу проблемы.
Разорвав рукопожатие, Капитан приподнял бровь, и Джек пояснил:
— Он забыл меня.
Он не стал уточнять, как отреагировал Брок на слова о том, что они любовники, а Капитан не обратил внимания на высоко застёгнутый, несмотря на жару, ворот, на скрытые манжетами запястья. Лицо Джек профессионально защитил блоком. С остальным было хуже. Брок не стеснялся ни в словах, ни в действиях: дрался как с врагом, которого нужно непременно прикончить.
Джек не сказал, что попросту сбежал из дома, захлопнув дверь, а в спину донеслось «Грязный педик!».
Он знал, что это не его Брок. И знал, что это всё же Брок, тот же самый. Его. Пострадавший по его вине.
Обратно домой Джек возвращался с тяжёлым сердцем. Да, Кэп тут же собрал врачей, даже попросил уделить время Хелен Чо, но все они говорили то же, что и раньше: травма непредсказуема. Нужно постараться восстановить отношения или создать новые, если всё совсем плохо.
Уже когда он открывал дверь собственным ключом, он понял, что вернулся зря. Из спальни доносились женские стоны и такое знакомое рычание. Но истерить он не собирался. Пройдя на кухню, он достал с полки так ненавидимый Броком растворимый кофе. Тот всегда варил сам на них двоих. Там же на полке была пачка сигарет — не распакованная, что-то вроде аварийного запаса. Зажигалка нашлась в ящике стола, и Джек затянулся, давясь горьким дымом, и им же забивая горечь осознания потери. Он-то приложит усилия, а вот Броку было и так заебись. Едва слышно щёлкнув, чайник возвестил о готовности воды. Сыпанув от души растворимой дряни в свою кружку, Джек плеснул туда кипятка. Открыв окно, он уселся на подоконник и вытряхнул вторую сигарету.
Он никогда не рассчитывал на счастливую семейную старость. До того, как случилось всё это, он вообще не рассчитывал, что доживёт до старости. Это было не про таких, как они. Подавая те прошения, он не рассчитывал, что протянет дольше пары недель — он не железный, как и его сердце, здоровое до той поры.
С того дня они продержались почти три месяца, с каждым днём теряя друг друга. Теперь он это понял. Комиссии признали Брока вменяемым, и Джек, закуривая третью, с кристальной ясностью осознал, что должен сделать.
На словах было просто. На деле же…
Насколько просто оторвать часть себя, часть своей жизни? Но это придётся сделать: он уже видел. Просто чтобы сохранить, быть может, хотя бы дружбу он, по идее, мог пожертвовать чувствами. Лишь бы не видеть разъедающей нутро любовника ярости.
Он почти медитировал, рассматривая круг на подоконнике — кольцо из кофе, оставшееся от донца кружки, когда на кухню выполз Брок, а в душе зашумела вода. И, судя по донесшимся оттуда звукам, у Рамлоу было две подружки сразу.
— Какого хуя ты куришь на моей кухне?
Джек приподнял бровь, придавливая окурок в пепельнице.
— На нашей кухне.
Он больше не пытался давить, уже прикинув, что из вещей нужно забрать. Их было не много: всё влезет в большой армейский баул.
Совсем недавно, каких-то пару месяцев назад, Брок сидел на столешнице и, широко раздвинув колени, целовал стоящего перед ним Джека, а рядом подгорал омлет на большой сковороде.
Он не стал блокировать удар. Упавшая на пол кружка разлетелась брызгами в разные стороны. Часть осколков попала под ладони, но Джек поднялся с пола, не сказав ни слова, не показав боли. Так же молча он прошёл в спальню. Достав из недр шкафа свой баул, он кинул на постель его и стал методично выкладывать с полок свои вещи. Вернувшиеся освежившиеся дамы окинули его заинтересованными взглядами, похлопали глазками и проводили его фразой «Это он, что ли…?»
Дослушивать Джек не стал, как не стал брать ключи от машины. Он больше любил мотоциклы или кабриолеты, чтобы чувствовать ветер. Легкобронированный танк на колёсах был любимцем Рамлоу.
Подумав, Джек вытащил из кармана связку ключей от квартиры с жетоном Брока и положил их на тумбочку у входа. На втором комплекте ключей был его собственный жетон. Своеобразный обручальный обряд — давний жест, задолго до этой маленькой трагедии.
Закинув лямку на плечо, он повернул ручку, открывая дверь.
— Надеюсь больше тебя не увидеть. Проваливай уже.
Он не собирался оборачиваться. Поправив на дрогнувшем плече сумку, он услышал до боли знакомый звук и не поверил.
Ему и раньше приходилось слышать, как за спиной лязгает затвор. Правда, в тех случаях командир обещал его прикрыть, посылая самого Джека под пули, и делал обещанное, порой подставляясь сам, но в тишине квартиры этот звук был предвестником беды.
Уже переступив порог, он оглянулся. В лоб упёрлось пистолетное дуло.
— Ещё раз тебя здесь увижу — пристрелю. Вали отсюда, мразь. Таких, как ты, убивать надо как бешеных собак.
И столько праведной ярости было в лице бывшего командира, бывшего любовника, что Джек не смог даже подхватить сползшую с разом ослабевшего плеча сумку. И понял, что даже друзьями остаться не суждено. В груди стало больно и горячо, перед глазами стало мутно, но причину он понял лишь тогда, когда лицо Брока перекосилось от отвращения.
— Ещё и плачешь, как баба. Как же ты мерзок. Убирайся к чёрту.
Дульный срез ткнулся в лицо снова, больно впечатываясь в кожу, но Джек, моргнув, всё же поднял взгляд. Выпустив из ладони пойманные в последний момент ручки сумки, он постарался сделать так, чтобы голос не дрожал. Только нормально сказать не мог – почти прошептал. Горло будто ремённой петлёй перетянули, и затягивали, затягивали…