Драться мне нравится определенно больше, чем брать интервью. Как выяснилось, у нас одинаковая манера боя, что в целом неудивительно: тренеры в Академии всегда делают на чем-то акценты, а Розали примерно такого же телосложения, какого была и я. Она виляет вокруг меня, пытаясь подобраться как можно ближе и ударить в область груди. Пару раз ей это почти удается.
— Давай, покажи мне всё, на что способна, меня можешь не стесняться, — я пытаюсь вывести ее из зоны комфорта. Розали начинается заводиться и проводить интересные, но для меня ожидаемые приемы. Наконец, мне это надоедает, и я неуловимым движением бью ее в горло, от чего она падает на пол.
— Ну вот и все. Ты свободна.
Розали, опираясь на стену, идет к выходу.
— Хороший удар, мисс Дагер, — хмуро говорит она и выходит из комнаты.
— Еще бы не хороший, — бормочу ей вслед.
В обед к нам приходят стилисты. Мы весело проводим время, я даже обмениваюсь парой фраз с ними. Еще больше мне поднимает настроение новость от Лесли: мой спонсор по-прежнему мне верен. Боги, какой прекрасный человек живет в этом гадюшнике.
После обеда начинается наше время с Максвеллом. Для него у меня заготовлена отдельная легенда.
— Как прошло занятие с Лесли? Не слишком она тебя замучила?
— Ужасно, — отвечает Максвелл. — Я устал сильнее чем на тренировках.
— Этикет — дело сложное, — улыбаюсь я. — Но сейчас не об этом. Нужно подготовить для тебя образ для интервью. Знаешь, что я заметила? Ты ведешь себя как обычный подросток. Хотя являешься обученным убийцей. Вот даже сейчас ты смущаешься.
Максвелл посмеивается и опускает глаза.
— В тебе нет самоуверенности и бравады, — говорю я. — А этого зрители не ждут от Дистрикта-2. Конечно у нас были сдержанные трибуты, такие как Курт Бонедз, но он вел себя отстраненно, практически не проявлял эмоций. А ты не такой. Мы сделаем вот что: на интервью общайся с Цезарем, как со мной. Тебе даже играть не нужно. Все точно поразятся твоему мягкому характеру.
— А Розали? Она какой будет? — спрашивает он.
— А какой обычно бывает.
— Ясно.
— Не думай о ней, — говорю я. — Давай порепетируем.
С Максвеллом действительно легко общаться. Он очень открытый и прямолинейный. Цезарь будет доволен. Я ловлю себя на мысли, что при других обстоятельствах, Максвелл мог бы стать для меня хорошим другом. Интересно, как его занесло в Академию…
После словесной разминки я предлагаю ему перейти к действиям. Мы сдвигаем мебель, чтобы было удобней.
— Приходилось бороться с «молниями»?
— Нет, только теорию слышал, — отвечает Йорк.
«Молниями» в Академии называют очень юрких и быстрых ребят, которые способны наносить точечные и стремительные удары. Почти все «молнии» являются девушками невысокого роста, выходцами из приюта. Там больше шансов остаться тощим и маленьким.
— Ты понимаешь, что Розали относится к «молниям»? Она опасна на средних дистанциях. Как я поняла, она предпочитает метать ножи, нежели напрямую убивать ими. В таком случае, самый верный способ борьбы с ней - это как можно скорее сократить дистанцию.
Последующие часы мы проводим в обучении. Йорк очень быстро освоил все приемы и в конце занятия не дал мне совершенно никаких возможностей для маневров.
Когда за парнем закрывается дверь, я без сил валюсь на кровать. Если бы сейчас я оказалась на арене, мне пришлось бы туго. Раздается стук в дверь.
— Открыто!
В комнату заходит Лесли с такой широкой улыбкой, что все так тщательно скрываемые ею морщинки становятся видны.
— Мирти, а тебе тут подарок.
— Что? — резко выпрямляюсь на кровати. — Какой? Кто принес?
— Это ты мне скажи, от кого он, — она садится на кровать и протягивает мне черную розу с запиской. Я тупо моргаю. — Я знаю, что тебе нравятся черные розы. Хотя, как по мне, так они отвратительны… Ну да ладно. Ну, кто этот твой ухажер, а?
Я осторожно беру розу. Да, Лесли я как-то обмолвилась о черных розах, но откуда он знает! Нюхаю: настоящая. Вскрываю небольшой конвертик с запиской. «Зайду к тебе вечером. К.» Хорошо хоть умудрился напечатать, а не написать.
— Лесли, я же сказала: победим в Играх, ты его увидишь, — пламя моей зажигалки уничтожает записку.
— Какая конспирация… То-то я смотрю, ты так ответственно в этот раз подошла к делу, — говорит сопроводительница. — Ну хорошо. Кстати, Розали неплохо справилась с моими заданиями, а вот Максвелл какой-то неуклюжий.
— Ничего, главное - интервью, — отвечаю я. Лесли бубнит что-то про важность этикета и умение подать себя, но заметив, что я ее почти не слушаю, удаляется.
До вечера я нахожусь в своей комнате. На ужин к нам снова приходят стилисты. После они еще на какое-то время остаются поболтать, а к восьми часам все расходятся. Трибуты уходят в свои комнаты, Лесли, сославшись на головную боль, уходит к себе. Я же как на иголках: время позднее, а значит, в наши апартаменты не попасть снаружи ни под каким предлогом. Не представляю, каким образом Катон собирается пробраться сюда.
Когда часы бьют десять, я понимаю, что Катон уже точно не придет. Либо — что еще хуже — его поймали при попытке пройти. Я ощущаю тревогу и решаю выйти в смотровой зал. Но едва подойдя к двери, слышу тихий стук. Даже на такой едва уловимый звук реагирует один из наших безгласых. Я жестом показываю ему не подходить и уйти. Когда слуга скрывается, я осторожно приоткрываю дверь и тут же отступаю назад.
Катон буквально влетает в комнату.
— Как ты прошел? — злым шепотом интересуюсь я.
— Не все же вам, «молниям», уметь подкрадываться, — так же тихо отвечает он, тихонько закрыв за собой дверь.
— Зачем ты пришел? Тем более сейчас, вдруг проснется Лесли или кто-то из ребят.
— Я все просчитал. Не волнуйся, меня никто не заметил.
Я оборачиваюсь: в поле зрения никого нет.
— Зачем ты пришел? — повторяю я вопрос. — Только не говори, что просто так.
— Нет, я по делу. В общем, — он подходит ко мне вплотную и шепчет на ухо, — Грейс во всю помогает Дистрикту-1, и я стал свидетелем, как Кашмира делилась с ней планами на интервью. Они собираются во время беседы каким-то образом опустить твоих трибутов. Мол, выставить их на самом деле зависимыми слабаками. Хотят отбить у вас потенциальных спонсоров.
Пока он говорит, у меня по всему телу пробегает приятная дрожь, и я не сразу понимаю смысл сказанных слов.
— Вот так союзнички, — наконец, выдавливаю я.
— Наверное, потом они скажут, что специально так сделали, но я бы был настороже.
— Мы уже настороже. Значит, они решили поиграть… Что ж, хорошо. Мы тоже поиграем.
Катон усмехается.
— Только не заиграйся, Мирта. Я серьезно, у тебя последнее время нервы сдают.
— А как им не сдавать, — я едва сдерживаю рвущийся наружу крик. — Знаешь, что произошло вчера? — и я подробно пересказываю мой разговор с Плутархом Хевенсби.
Катон с каждым предложением мрачнеет.
— Дело дрянь.
— Еще какая, — опираюсь спиной в стену. — Мне иногда кажется, что от паранойи я сойду с ума, — грустно улыбаюсь.
— Не говори ерунды, им это и нужно, — строго произносит Катон. — Вот что, наверное, мне действительно стоит перестать искать с тобой встреч. До конца Игр.
— Наконец-то дошло, — говорю я. Но мой голос прозвучал нетвердо, неуверенно… Грустно?
— Я знаю, что ты, как и я, будешь скучать — да уж, весьма проницательно.
— Ничего, переживу как-нибудь, — пытаюсь отшутиться я. Катон подходит ближе и упирается руками в стену по бокам от меня.
— Ты…
Я не успеваю договорить, как он целует меня в уголок рта.
— С ума сошел? — шиплю я.
Вместо ответа обхватывает меня за талию и целует в губы. Сказать, что я опешила — ничего не сказать. Такой гаммы чувств, я еще не испытывала. Пребывая в полном оцепенении, я не сразу реагирую на происходящее. Оттолкнуть его? Ударить? Или поддаться столь приятному ощущению? Но здравый смысл покинул меня полностью, и я, вцепившись ему в плечи, робко отвечаю на поцелуй.
В этот момент произошло странное. Вспышка в голове, будто меня огрели чем-то тяжелым. Едва сдержав крик, я обхватываю голову руками, оседаю на пол. Даже зажмурившись, я вижу, как моя жизнь будто в быстрой перемотке откатывается назад, к 74-м Голодным играм. В тот момент, когда я ушла на пир и вплоть до прощального поцелуя с Катоном и моей «смерти». Кажется, прошла вечность, как я упала на пол. Чувствую, как Катон поднимает меня ноги.
— Мирта, ты слышишь меня?
— Да… да, слышу, — голова пульсирует и вот-вот взорвется. — Что это было?
— Ты тоже почувствовала? Мне будто голову разрубили на части.
— Я снова видела наши Игры. Только теперь все было реально наяву… Не знаю, как объяснить.
— Я понял, — Катон вытирает пот со лба. — Кажется мы здорово пошумели. Мне надо идти.
— Хорошо, — бубню я, все еще находясь в наваждении.
— Ты заметила, то мы с тобой целуемся всегда при каких-то неудобных обстоятельствах? — он грустно улыбается и тихо выходит за дверь. Я какое-то время неподвижно стою в прихожей, прислушиваясь, не выходит ли кто. Потом тихонько возвращаюсь в свою комнату. Выпиваю таблетку и, открыв окно, закуриваю.
Я уже видела этот момент на кассете, но сейчас ощущения были иными. Когда я смотрела запись, это все выглядело так, будто мне со стороны рассказывали о происходящих со мной событиях. Сейчас же я чувствовала, что я реально в них участвую. Все мои действия обрели причину. Я пошла на пир ради убийства Двенадцатой, это для меня было важнее, чем получить подарок. И поцеловала я Катона не только потому, то это мой последний шанс, я действительно хотела поцеловать его. Неужели я все-таки поддалась этому запретному чувству первой влюбленности? Как банально: пятнадцатилетняя девочка влюбилась в красавчика. Стоп, влюбилась? Нет, тогда он мне просто понравился. А сейчас что? Тушу окурок и падаю на кровать.
Не хватало мне очутиться в сети собственных чувств.
***
Весь следующий день трибуты проводят вместе со стилистами, которые готовят их к интервью. Делают прическу, макияж, примеряют наряды. До вечера я зависаю в смотровом зале вместе с Джоанной Мейсон. Она делится со мной своими успехами, я же ей рассказываю, что во время интервью зрителей будет ждать небольшое юмористическое шоу.
За завтраком я рассказала, что услышала от Катона, сказав, что узнала все сама. Как выяснилось, Розали и Максвелл за пару дней тренировок достаточно много выведали у Первых. В том числе, и разные темные секреты. Я сказала им воспользоваться этим, но на интервью преподать все в шутливой форме, не уточняя, кому они принадлежат. Как минимум, у Розали точно получится как следует пройтись по Первым.
Чуть позже к нам присоединяется Кашмира. Джоанне хватает мозгов не проболтаться ей о моем плане. Прекрасная блондинка поддерживает с нами беседу. Надо же, какая двуличная дрянь! Ну ничего, мы еще посмотрим, кто кого.
К вечеру небольшая площадь напротив Тренировочного центра наполняется людьми, которым посчастливится вживую увидеть трибутов и послушать их. В честь такого события я даже меняю свою менторскую форму на более свободный и яркий наряд. Лесли тоже разодевается в пух и прах. В этот раз стилисты поработали отлично: Максвелл одет в простой темно-серый костюм-тройку, где единственным ярким пятнышком является красная роза в петлице. Розали же одели в серебряное платье, которое будто состоит из кусков стекла. Отлично, стилисты смогли уловить нужные образы. Не зря я распиналась перед ними утром.
Я провожаю ребят ко всем остальным, напоследок напомнив им о нашем маленьком плане. Стилисты занимают места в первом ряду, я уже сажусь рядом с Джоанной, которая, судя по всему, в этот вечер не будет обделена вниманием. Еще бы, прозрачные платья всегда притягивают взгляды.
Сам зал представляет собой небольшой амфитеатр. Слева, чуть поодаль, я замечаю Кашмиру и Блеска, а рядом с ними расположились Грейс Гламур и Катон. Судя по их непринужденным лицам, они явно рассчитывают на успех, только Катон выглядит подавленным.
Наконец, звучит музыка, и на сцену вбегает Цезарь Фликерман. Подогрев толпу парой остроумных шуток, он приглашает на сцену девушку из Дистрикта-1. Он задает ей простые вопросы, а потом интересуется планами на Игры. Кажется, именно этот вопрос она и ждала.
— План один: победить. Правда, боюсь, некоторые неудачники из числа наших союзников могут помешать.
— Так-так, а о ком речь? — спрашивает Цезарь. — Не томи, публике не терпится узнать! Я прав? — толпа шумит.
— Думаю ни для кого не секрет, что Дистрикт-2 уже не тот, каким был шесть лет назад. Все зависит от руководства и личных качеств участников. В этот раз они как на подбор — бездарные неудачники.
«Улыбайся, Мирта, улыбайся», — изо всех сил убеждаю я себя. Камеры направлены на Розали и Максвелла. Они сохраняют непринужденный вид, Розали даже посмеивается, будто ей сказали самый приятный в жизни комплимент. Бросаю взгляд на Катона и компанию. Гламур и Кашмира смеются, аплодируют, Катон с ненавистью смотрит на девушку-трибута, а Блеск, поймав мой взгляд, виновато улыбается. Какая убедительная актерская игра!
Дальнейшее интервью сводится к откровенному поливанию меня и моих ребят грязью. Звучит сигнал, девушку-трибута сменяет ее напарник. Начало то же: стандартные вопросы и снова переход на будущее состязание. Парень тоже не упускает возможности «подшутить». Самое противное, что толпа ведется.
Сигнал, и Цезарь приглашает Розали на сцену. Я наклоняюсь к Джоанне.
— Готовься, — шепчу я.
Розали вольготно располагается в кресле, закидывает ногу на ногу так, что платье переливается чудесными красками. Цезарь задает ей пару общих вопросов. Розали, как и планировалось, ничего конкретно не отвечает, как бы Цезарь не пытался ее раскрутить.
— Розали, признаюсь, впервые не могу разболтать человека, который в действительности хочет, чтобы его разболтали, — признается Цезарь. — Ну да ладно. Ты все слышала. Будут комментарии?
— Ты о высказываниях от наших друзей? Знаешь, они правы во всем. У каждого есть свои недостатки и преимущества. Например, я знаю одну девушку, которая очень ответственно подошла к маскировке. У нее, вы не поверите, сама по себе образуется кровавая рана. Правда в таком необычном месте, ниже пояса, понимаете?
Цезарь не удерживается от смешка, зал разряжается хохотом.
— По мне так очень непрактично, — продолжает Розали. — Ну, кто в здравом уме поведется на такую рану. Это же как надо умудриться туда что-нибудь вставить…
Джоанна беззвучно смеется, я посмеиваюсь в кулак. Девчонка из Первого дистрикта покраснела как спелый помидор. Сразу видно, о ком речь. Смотрю на Кашмиру. Она позеленела от злости, Блеск, чтобы скрыть улыбку, что-то ищет под сиденьем.
Цезарь задает очередной вопрос, Розали тут же обратно переводит тему на несчастную Первую. Звучит сигнал, интервью завершено. Под громкие крики и овации, Розали возвращается на свое место. Очередь Максвелла.
Цезарь явно ловит кайф от общения с ним. Парень ничего не скрывает, общается так, будто говорит о погоде.
— Мы же все люди, Цезарь. Среди нас нет каких-то особенных личностей, у каждого свои потребности. И едим, и моемся, и в туалет ходим. А если что-то припирает, так и в штаны можем наделать, лично был свидетелем такого конфуза. Не помню точно, кто именно это был, но я готов был пожать этому человеку руку. Не надо быть лучше других.
И все это он выдает приятным, непринужденным голосом. Я смеюсь вместе со всеми, зал с ума сходит. Ищу глазами Лесли. Даже она, не смотря на всю свою напыщенность и пафос, улыбается.
— Кстати о лучших. Максвелл, что ж такие слабые результаты на индивидуальном показе? Что пошло не так?
— Ну… — парень разводит руками. — Не получилось.
— Просто не получилось?
— Да.
И ведь не поспоришь. Цезарь широко улыбается.
— Какая откровенность и прямолинейность. Впервые слышу такое от Дистрикта-2!
После гонга ведущий не торопится отпускать Максвелла. Толпа рукоплещет, он же скромно всем машет. Я аплодирую вместе со всеми. Не вижу, но чувствую, что меня сверлят глазами. Смотрю в сторону Кашмиры. Никогда не видела Грейс Гламур такой озлобленной. Кажется, будь ее воля, она разорвала бы меня на куски. Не знаю, что меня подтолкнуло: я с улыбкой показываю ей два больших пальца. Потом медленно подвожу руки к шее, с обеих сторон, распрямляю ладони и медленно провожу большими пальцами по шее. При этом улыбка сходит с моего лица, уступив место злобной гримасе. Гламур испугалась.