Makalaure: A novel - zabriskie_point 2 стр.


Билли умолк, то ли от нахлынувших чувств, то ли чтобы паузу выдержать. Вайолет слышала от Пэнси, что хорошие рассказчики паузы берут намеренно, так, дескать, слушатели больше впечатляются. Тут ей подумалось, уж Билли-то об этом трюке наверняка знал, раз говорит так складно, не сбиваясь. И замолк он не впервые за их разговор, значит, знает, как рассказывать складнее. Вот только Вайолет вновь почувствовала себя недотёпой, живущей в скучном мире, пока остальных за каждым углом встречают чудеса. Может, ей хоббиты тоже об эльфах рассказать хотели, когда она им чай подливала и кексики подкладывала, а потом смотрели на Вайолет и забывали, настолько она была серой и обычной, словно мебель или стенка дома.

— И он, конечно, тут же назвался тебе Маглором, — выскочило у неё. Не от желания пошутить или посмеяться над Билли.

Вайолет просто не знала, что сказать. Вот просто не знала. Билли наверное подумает, подружка детства совсем двух слов связать не может, так от чудес отвыкла, даже книжки не впрок. В другой момент Вайолет бы в ладоши захлопала от радости за приятеля, а сейчас что-то мешало ей, она даже понять не могла природу этой помехи. Может, это была зависть, кто знает. Только новая какая-то, неизвестная до того момента.

— Не назвался, — и Билли улыбнулся во весь рот. Не обиделся значит. — Даже показалось, будто эльф просто шёл мимо, прогуливаясь. Почему бы Перворожденному не гулять по живописному лесочку? Мы с ним даже словом не перекинулись, до сих пор жалею, что не последовал за ним, но хоббитянка помогла мне. Подтвердила, эльф у них живёт, когда я спросил, не стала скрывать. И, сложив два и два, я понял, что прав! Это Макалаурэ!

— А если нет? Думаешь, от врага мало эльфов пострадало? Он небось им и руки жёг, и ноги, и другие вещи с ними делал нехорошие! Не по книгам даже знаю, отец рассказывал, с ним приятели делились! Говорит и то не всё ему открыли, не хотели пугать простого человека! Что ты эльфа видел я верю, но чего ты так к Маглору прицепился? Обязательно, чтобы это он был, да?

Вайолет сама не поняла, почему такую отповедь Билли выдала. Да, ей уже поднадоела его болтовня и домыслы, взятые чуть ли не из воздуха. Может, всё-таки она завидовала ему, чудо видел, если не придумывает, но какая-то вещь не нравилась Вайолет. Что-то в его рвении её сердило, будто бы лез Билли не в своё дело. Хотя вроде бы просто эльфа встретил, с кем не бывает. Но что-то ей в этом не нравилось.

А тому, кажется, её отповедь была нипочём. Дождавшись, пока она умолкнет, тот вскочил со стула и, осмотревшись, будто опасаясь кого, наклонился к Вайолет.

— Если хочешь убедиться, что это он, жду тебя завтра утром у ворот, как петухи прокукарекают и солнце взойдёт, — почти прошипел он ей на ухо. — Навестим нашу селянку-хоббитянку, а по дороге туда я расскажу тебе, что Макалаурэ значит даже не для меня, для легендариума Средиземья! — и тут же шмыгнул куда-то в боковой выход, оставив Вайолет в недоумении.

Идти за Билли она, конечно, не собиралась, мало ли, куда его понесёт и не натворит ли он чего, за что стыдиться потом придётся конечно ей. А ещё она устала. Не от болтливого знакомца даже, после разговоров хоббитов, попивавших чаи у родителей в мастерских в ожидании заказов, Билли не казался таким уж говоруном. Она устала от переживаний и мыслей, которые совсем уж неожиданно свалились на неё, пока она сидела в Гарцующем Пони и размышляла, почему ей так не повезло жить серой серостью в сторонке от приключений и чудес. В другое время Вайолет точно бы не думала о себе так и не жалела бы ни о чём, но сегодня подруги задержались в Аннуминасе или забыли о назначенной встрече, а Билли рассказал о стольких вещах, которыми в Бри и не пахло! Читала она, конечно, много, слушала друзей отца и подруг матери развесив уши, но слышать — совсем-совсем не то, что видеть. Подруги видели королеву и столицу весной, Билли — чего только не видел, даже Маглора, если не наврал и не ошибся. А она? Что видела она? Библиотеку отца подруги? Шир из-за забора?

К воротам Вайолет подошла даже раньше Билли.

— Я знал, ты охоча до легенд, — только и сказал он, увидев девушку, лениво грызущую семечки. — В путь!

Уже минут через десять Вайолет задумалась, как же Билли умудряется мчаться и не умолкать ни на мгновение. За первую милю она узнала, что Маглор или как говорил Билли «Макалаурэ», сейчас больше, чем эльда. Тот, оказывается, сейчас легенда, сравнимая по величине разве с первыми королями людей (так и сказал, Вайолет даже переспрашивать не стала, чтобы окончательно не запутаться). Билли, едва переселился в Дейл, понял, что его привлекают легенды прошлого, а вернее, изучение их и переосмысление для современников. Едва он узнал, что одна из таких легенд, казалось, исчезнувшая навеки, буквально у него под носом, лишь руку протянуть, тут же стало ясно: он увидит Маглора и поведает всем не о встрече, нет. Он поведает о том, что «светлая» сторона Макалаурэ позабыта совершенно зря! Это и есть основная причина, по которой Билли решил писать свою балладу. Многогранность личности Макалаурэ, по его словам, потеряна в кровавом мареве войн и в бессмысленной погоне за Сильмариллами, а Билли хотел бы попробовать показать все стороны его характера — светлую, темную, веселую, показать его как балагура, великого певца, брата и друга. Куча людей думает, что он был лишь грустным певцом, моментально скатившимся в тоску и не нашедшим в себе сил противиться Клятве. Это абсолютно лживое и несправедливое мнение, ведь Билли уверен, что Макалаурэ был гораздо больше, чем это! И его «баллада в прозе» будет предназначена в первую очередь для тех, кто до творения Билли ничего не слышал о Макалаурэ и тем более ничего о нём не читал. По его словам, историю Макалаурэ никто ещё не рассказывал должным образом. Ни один рассказчик ещё не вышел за пределы ложного восприятия, сложившегося из комка легенд, за которыми уже не видно не то что правды, а даже следа личности сына Феанора. Вайолет, время от времени угукая на очередное «Вайолет, задумайся!» старалась не отставать от Билли, однако думала она совсем не о его будущем произведении.

Думала Вайолет о Маглоре. Если тот эльф, которого Билли видел краем глаза, в самом деле он, и в самом деле живёт у хоббитов, вернее гостит, значит он не безумен? Хоббиты, как она уже не раз убеждалась, дорожат покоем и не питают никаких иллюзий о нездоровье и тела, и души. Когда однажды простуженная Вайолет пришла прибираться в мастерской отца, сидевший там хоббит, увидев, что девушка хлюпает носом, молча протянул ей платок и через неделю отказался брать его обратно.

— Пусть, госпожа, он у тебя будет, — сказал он, когда Вайолет с благодарностями попыталась вернуть платок хозяину. — Вижу выстирала, отутюжила, накрахмалила даже. Теперь следи за платками. И за носом следи!

Здоровье души, конечно, не здоровье тела, но разве хоббиты не понимают, что безумный эльф в доме — примерно то же, что собака бешеная и пожар в одном лице? Ни один хоббит не будет щекотать нервы просто так. И не просто не будет. Значит, Билли врёт? Нет, в это Вайолет не верила. Хотел бы он её поразить, не потащил бы за собой в никуда, наговорил бы разного и ушёл. Эльф не Маглор? Или Маглор не безумен? Вайолет вновь почувствовала себя слишком глупой.

Билли между тем не замолкал.

— Сказка, ставшая былью! Легенда рядом с вами! Послушай, как звучит! Сладчайший голос, трагичнейшая судьба! Правда, на которую закрывали глаза!

— Не надрывайся, — вздохнула Вайолет, слышавшая за последние часы всё это не в первый и даже не во второй раз. Приятель, правда, не повторялся, но и не повторяясь он умудрялся говорить одно и то же. — Что мешает тебе сочинить, как встретил Маглора в лесу на тропинке? Помнишь в книжках «Пройдя до половины тёмный лес…» вроде…

— Ты опять не поняла! — Билли аж взвыл. — Выдумкам веры нет! Людям нужны доказательства! И в Бри, и в Дейле! Я увижу легенду! Мы увидим легенду! Прикоснёмся к сказке, тонкой и трепетной, как крылья мотылька! Как утренний туман! Кто знает, может, удача будет на моей стороне, и я…

— Не получишь от легенды по морде? — не сдержалась Вайолет. — Билли, окстись, он воин! Воин! Пусть даже не брал меча в руки… страшно сказать, сколько, но воин всё равно!

— Он эльф! — припечатал Билли. — Эльф, а не мужлан из стражи! Заметила, все легенды о сыновьях Феанора прославляют их воинскую доблесть? Ну или подлость, кому как? Заметила наверняка! Ты же читаешь подружкины книжки! Кого сразили в боях, сколько сражений выиграли… А я хочу показать другую сторону Макалаурэ! Показать его долгое, тягучее, горькое, как морская соль, одиночество! Показать певца, равного которому не было в Валиноре! Видящего прекрасное во всём! От луча звезды до удара меча…

Вайолет вздохнула. Перебивать она не любила, но как иначе было пробиться через трескотню приятеля?

— Так сочини, как ты встретил Маглора и говорил с ним, ничего же не мешает. Дескать шёл, увидел, а он тебе рассказал… Ну вот как ты докажешь народу, что взаправду его видел и говорил с ним? Никак! Не даст же он тебе прядь волос, чтобы все поверили, убедились! Придумай сам красивое, как он тебе о море рассказывал к примеру, о чаячьих криках, о звёздах в небе, — Вайолет остановилась перевести дыхание; способностью Билли бежать и при этом трещать сорокой она не обладала. — Или там… не знаю, «он никого не ждал с тех пор, как на погибель»… или там «на луче звезды дар спустился с высоты». Ты ж не дурак, нешто красиво не расскажешь? Как раз и свет, и душа, это самое, творца. И жизнь, какая уж была.

Билли, тоже остановившись, в очередной раз закатил глаза, будто не со своей ровесницей говорил, а с девчонкой неразумной, только бросившей в куклы играть.

— Вайолет, эльфы не люди, понимаешь? Они всё видят иначе! Отлично от нас! Говорил я с отцом Эмералд, который, по твоим же словам, с эльфами дело имеет. Даже он их меряет по людской мерке! Не чувствует их! Эльф, видишь ли, колечко взял потому, что камень там богатый! Зачем эльфу человеческая жажда роскоши? Может, в том камне отразилось что-то близкое его душе. Так нам и не понять этого. И я только о камнях говорю, о ремесле. Не об искусстве и стремлении души эльфа. Не о видении эльфом прекрасного! Разумеется, я так красиво, как величайший менестрель среди эльдар, не скажу и не спою. Дара нет. Не поверят мне.

Вайолет хотела было сказать, что взгляд эльфа обойти — дело плёвое, надо только вставить в рассказ слова о прекрасных речах, которые языком человека и не передать, такие они прекрасные да неслыханные до той встречи, но передумала: Билли всё равно не услышит, а до хутора они уже почти дошли, как раз дымок из печки над деревьями показался.

========== Хоббичье гостеприимство ==========

— Мам, опять припёрся, — хихикнула Дейзи, кивая в окно. — Ну огромина этот лохматый, о котором говорила. Чего ему неймётся-то?

— Папке своему спасибо скажи, — вздохнула Примула Мохнопят, вытирая руки о передник. — Вот понесла его нелёгкая с огроминами дело иметь же, отселиться из Шира решил! И ты хороша, понесло в жены к его помощничку непутёвому пойти! Так бы как сёстры твои жила в Шире и горя бы не знала! За тебя сам Том Тук сватался, а ты… ох, вся в меня! Пирожки папка твой печёт вкусные, огромины хвалят! Пиво наливает, сидр! Вот на огромин теперь каждый день и смотри с его сидром и пирожками!

— Так этот-то не за пирожками, — заметила Дейзи, отходя от окна и возвращаясь к супу. — Зачем-то ему гость наш понадобился, судя по разговорам, — и поняв, что сболтнула лишку, прикусила язык.

Но Примула Мохнопят так просто не сдавалась, хотя, чтобы дочка заговорила, ей всего-то и нужно было взять большую поварёшку в руки, да выразительно помешать суп.

— Он третьего дня приходил крайний раз, пирог брал с грибами, фирменный наш, как и до того, — нехотя заговорила Дейзи. — Ты тогда в Шире гостила как раз. А он… отошёл он, вот. Этот огромина его видел небось, спросил, не эльф ли у нас живёт. Я и говорю, эльф, правда. Взаправдашний. Народ же думает, все отплыли! А тут эльф!

— Значит, кому-то из остолопов наших придётся поварёшкой прописать, — многозначительно протянула Примула. — Хоть твоему мужу, хоть моему. Ох и болтуны, и они, и ты, дочура любимая к ним, пустомеля бестолковая. Прихвастнула первому дуралею, а тот и рад! И чего сделал-то, от радости в пляс пустился?

— А ничего, взял пирог свой и ушёл, откланялся ещё так, с вывертом, — припомнила Дейзи. — Мам, а что такого-то? Ну сказала я ему, эльф у нас гостит, не видно ж разве, не хоббит вышел из дома, по росту-то? И что не огромина видно, стать вон какая.

— А вот что-то и есть, — вздохнула Примула. — Не забыла небось, как он у нас появился. А этот-то огромина маячит, по твоим словам…

— Он сюда ходил почитай каждый день, — задумчиво протянула Дейзи, — как ты в Шир уехала, как вернулась — рядом бродил, не заходил, я думала замечает, как до нас добраться, чтобы сказать кому. Пироги тем более не каждый день покупал, так огромины делают иногда, ходят и смотрят, потом всей семьёй являются. А спрашивал он об эльфе единственный раз, я и значения не придала. Так-то пусть шатается, подумаешь, пироги наши многим огроминам по вкусу!

— Мало тебя в детстве драли, — ещё раз вздохнула Примула. — Я уж язык стесала, повторяя вам, молчать тут надо, молчать! Ох не нравится этот огромина мне. Не за делом сюда приходит. И не пироги ему нужны, а гость наш, едва ты не одна осталась, сразу мелькать прекратил, видишь? Знает небось, что меня так просто не обойти. Не по душе он мне, хоть и огромина простой, — и Примула, замолчав, вернулась к супу, оставив Дейзи изнывать от любопытства.

Примула Мохнопят всю жизнь старалась держать мысли при себе. Хоббиты не слишком жаловали выскочек, даже достопочтенного Сэмуайза Гэмджи они почитали только как лучшего садовника за всю историю Шира, не придавая значения его подвигам в путешествии. Но Примула молчала не потому, что насмешек боялась или непонимания. Не считала она, что мысли её какие-то из ряда вон. Мало ли юных хоббитов грезят и от труда не отвлекаются, тот же Сэмуайз Гэмджи например. Потаскало его по миру, а почитают его в Шире как замечательного садовника и, разумеется, почтенного мэра, не думая об его путешествиях как о чём-то, имеющем важность. Подумаешь, мол, молодой был, глупый, всё равно домой вернулся, как разум прояснился. Какое хоббитам дело, какие чудеса в дальних странах с ним происходили? Главное — Шир обустроил, ну и хорошо, почаще бы такие хоббиты рождались. Точно так хоббиты относились и к достопочтенным Мериадоку Брэндибэку и к Перегрину Туку. Саму Примулу, бывшую в дальнем родстве с мистером Гэмджи, страсть как влекли загадки земель за границами Шира. Не все же огромины, люди значится, живут как в Бри, где-то моря есть, горы, и огненные, и обледенелые. И пустыни есть, где ни травиночки не растёт, даже колючек там, кажись, почти нет, если рассказам верить. Покидать родной край Примула, конечно, не собиралась, ей было хорошо и здесь. Всё знакомо, всё понятно. А красота-то какая, что лучше быть может? И не считала она, будто хватит ей разума понять мир там, за границей Шира, и ни к чему Примуле то было. И страстью к наукам она не отличалась, с детства ей больше нравилось копаться в огороде и хлопотать у печки, чем сгибаться над заумными книжками. Авантюры Примула тоже не любила, а вот рассказы дядюшки Сэмуайза о путешествиях и дальних землях ей нравились. И старые-старые легенды, которые тот рассказывал. Копаться в книжках Примула тоже любила под настроение, когда за окном дождь и работы нет, но слушать рассказы дядюшки она всё равно любила больше. Особливо Примула почему-то любила грустную историю эльфов, воспитавших лорда Элронда и его брата, который с чего-то выбрал жизнь людей. Примула этот выбор не понимала до сих пор и, сказать по правде, понимать не хотела. К чему ей это? Дело прошлое и не для ума простой хоббитянки. А вот историю эльфов, у которых лорд Элронд рос, Примула вскорости и сама пересказать могла, дядюшка Сэмуайз даже шутил, что она этих братьев узнала бы, окажись они с ней рядом. Дошутился никак.

Назад Дальше